С влажными волосами она вышла из ванной. Выпила сваренный заранее кофе. Сгрызла тост из хлеба с отрубями. Проглотила обычную дозу эффексора[9]. Открыла шкаф и, не раздумывая, как форму, выбрала одежду.
Белые джинсы.
Белая с черным узором блузка.
Льняной пиджак.
И туфли от «Джимми Чу» с заостренными, как кинжалы, носками.
Подхватила ключи, сумку, папку с документами – и с силой захлопнула дверь.
А теперь на работу.
Дела. Допросы свидетелей. Очные ставки.
И гнать от себя все эти глупости с безликим голосом, сердечным бальзамом и ночными ласками.
9
Едва поднявшись к себе на этаж, она поняла: что-то стряслось. В коридоре спиной к ней стояли двое полицейских. Здоровяки с красными повязками на руках. На поясе пистолеты, выставленные напоказ. Все серьезно.
Один из них обернулся. Она узнала плохо выбритого, слегка щекастого капитана Патрика Райшенбаха, начальника группы в уголовке. Волосы, как обычно, вымазаны гелем. Жанна поспешно попыталась взъерошить свою еще влажную шевелюру. Напрасно.
– Привет, – улыбнулась она. – Каким ветром вас занесло?
– Заехали за Тэном.
Только Жанна хотела расспросить его поподробнее, как из кабинета показался Тэн собственной персоной. Свежевыбритый, на ходу натягивающий пиджак, с кожаным портфелем в руке. За ним вышла его секретарша.
– В чем дело? – спросила Жанна.
– Еще одно. – Тэн подвигал плечами, оправляя пиджак. – Новое убийство. Опять людоед. Еду туда. В девять-три[10]. Прокуратура Бобиньи передает дело нам.
Жанна окинула их взглядом. Непроницаемый Райшенбах. Второй, незнакомый ей полицейский, такой же замкнутый. Тэн уже натянул на себя стандартное выражение невозмутимого следственного судьи. Секретарша у него за спиной последовала его примеру. Все суперсерьезно.
– О’кей, – произнес Тэн, читая мысли Жанны. – Ты с нами?
– А можно?
– Не вопрос. – Он взглянул на часы. – Это в Стене. К обеду вернемся.
Жанна кинулась в свой кабинет. Дала указания Клер и присоединилась к остальным в лифте.
На улице разразился назревавший с самого утра ливень. Чудесный летний ливень. Теплый. Мутный. Освежающий. Капли, словно китайские петарды, громко захлопали по асфальту. Небо походило на огромный парашют из переливчатого темного шелка, в который играючи задувал ветер, на лету вылепляя из облаков подвижные, изменчивые скульптуры.
Их ждала служебная машина, припаркованная во втором ряду на проспекте Жолио-Кюри. Напарник Райшенбаха по фамилии Леру сел за руль. Капитан устроился рядом. Судьи и секретарша заняли заднее сиденье.
Не дожидаясь, пока «пежо» тронется с места, Тэн спросил:
– Что там у нас?
– Жертва – Нелли Баржак. Двадцать восемь лет.
– Где работала?
– В медицинской лаборатории. Убита на служебной подземной парковке.
Жанна сидела справа, соприкасаясь плечами с втиснувшейся в середку секретаршей.
– Ее убили среди ночи, – продолжал Райшенбах. – Она работала допоздна и уходила последней. Видно, убийца поджидал ее внизу. Захватил врасплох, когда та садилась в свою тачку.
– Убита на месте?
– Не совсем. Он утащил ее в другое подземелье. Еще ниже. Похоже, он хорошо ориентируется на месте. Или работает там, или приходил раньше, чтобы осмотреться. Как бы то ни было, он избегал камер слежения.
– Кто нашел тело?
– Охранник. Сегодня рано утром. Шел дождь. Он осматривал подземный уровень, предназначенный для стоков. Не сразу понял, что перед ним труп. Я имею в виду, труп человека.
После каждого ответа Тэн выдерживал короткую паузу, словно раскладывал информацию по особым ящичкам мозга. Жанна слушала, одновременно пытаясь сообразить, где именно они сейчас проезжают. Ничего не разобрать. Пути. Указатели. Цифры. Все словно размыто дождевыми струями. Небо над ними набухло от воды, будто серая губка. Время от времени его вспарывала яркая вспышка молнии.
Шофер выехал на север, в сторону Сена-Сен-Дени, в объезд Парижа. Единственной светлой точкой посреди бури оставался экран навигатора на приборной доске, на котором время от времени высвечивались отрезки маршрута.
– Что за лаборатория?
Райшенбах вынул из куртки записную книжку и надел очки:
– Лаборатория… цитогенетики. Там исследуют эмбрионы. Сам толком не знаю.
– Моей жене делали такой анализ, – вмешался Леру. – Это чтобы проверить, что зародыш нормальный.
– Амниоцентез.
Все уставились на Жанну. Она продолжала, стараясь говорить непринужденно, а главное, не поучительно:
– Гинеколог берет в матке беременной женщины пробу околоплодных вод. Затем отслоившиеся клетки зародыша или пузыря, в котором он находится, помещают в питательную среду и исследуют хромосомы, чтобы установить кариотип формирующегося младенца.
Тэн спросил, глядя в окно, словно вовсе не интересовался ответом:
– А что такое кариотип?
– Хромосомный набор ребенка. Двадцать три пары хромосом, определяющие его будущую личность. Это позволяет отследить возможную аномалию в одной из пар. Например, трисомию по двадцать первой хромосоме, то есть синдром Дауна. В Париже таких лабораторий раз-два – и обчелся. А эта как называется?
Райшенбах заглянул в записную книжку и обернулся к ней:
– «Павуа». Слышали о такой?
Жанна отрицательно покачала головой. Она едва не добавила, что ей это ни к чему. Она-то не беременна. И даже ни с кем не живет. И вообще ее жизнь – полный отстой. Но сдержалась. Все-таки она здесь в качестве судьи. Да и время для излияний неподходящее.
– А первая жертва, – уточнил Тэн, обращаясь к полицейскому, – вроде работала в центре для умственно отсталых детей?
– Ну да. Детишек, страдающих… – Райшенбах полистал свою записную книжку, – ПРР – первазивными расстройствами развития. – Он обернулся к Тэну, снимая очки: – Думаете, есть связь между такими детишками и амнио… как его там?
– Есть сходство с первым убийством? – продолжал Тэн, не отвечая. – Я имею в виду модус операнди?
– Совпадает все. Парковка. Надписи на стенах. И конечно, труп. В том же состоянии, что и первый.
– А между жертвами есть что-то общее?
– Пока рано судить. Мы ведь еще не видели, как выглядела вторая женщина… до убийства.
Его слова оборвала дробь дождя. Жанна продолжала смотреть по сторонам. Ливень мешал разглядеть пейзаж, но не настолько, чтобы скрыть его неприглядность. Всякий раз, когда ей случалось проезжать по лабиринтам заводов, промышленных зданий и корпусов, она невольно задавалась вопросом: как можно было до этого довести?
Ей мерещилась связь между убийцей и этими мерзкими городами. Жилыми комплексами. Улицами. Среди них находятся те самые очаги, из которых рвется наружу жажда насилия. Все равно что поджоги. «Раз, два, три…» Надо пройти по лабиринту вспять, углубиться в городскую чащу, чтобы обнаружить очаг возгорания. «Четыре, пять, шесть…» Понять, почему он убивает на парковках. В этих подземельях. Первобытных пещерах, где он справляет свой обряд. Совершает жертвоприношение…
– Проводите опрос в округе? – спросил Тэн.
– А как же. Мои ребята уже на месте. Опрашивают охранников. Окрестных жителей. Но вряд ли это что-то даст. Все-таки промышленная зона. По ночам там пусто. В любом случае, на мой взгляд, убийца действовал обдуманно. Он явно все рассчитал, прежде чем нанести удар.
– Есть что-нибудь по первой жертве? Я до сих пор не получил отчет судмедэксперта.
– Как и я. Утром я с ним говорил. Сегодня, думаю, все получим, включая токсикологию и анатомопатологию. Но вряд ли узнаем что-то новое. Уже известно, что убийца перерезал девчонке горло, выпустил кровь и сожрал некоторые части тела. Вскрытие мало что к этому добавит.
– А подозреваемые? Родные? Сотрудники? Опрос соседей?
– Ни черта. У девчонки был жених. Его мы допросили. Безобидный. Еще она игралась с интернетом. Как все.