— И что, на ваш опытный взгляд, это может означать, мистер Симкинс?

— Генеральная чистка. Никогда ничего подобного не видел. Вы не помните, в 1879-м никаких крупных сражений не было?

Пауэрскорт сообразил, что до буквы «с» — Сражения — архивная система Симкинса так и не добралась. Интересно, подумал он, не остались ли вне нее все серьезные вооруженные конфликты? Что, к примеру, могло статься с войной в Эфиопии? Или с захватом Явы?

— Да вроде бы не было.

— Не нравится мне это. Совсем не нравится. Тут попахивает военным судом. Или скандалом. Однако проделано все было втихую. Сегодня экипаж служит на судне. А завтра его уже нет. Хорошая получится глава для вашей книги. — Симкинс вручил Пауэрскорту листок бумаги. — Здесь имена и последние, какие у нас имеются, адреса всех офицеров. Думаю, многие верны и поныне. А вот тут у нас имена офицеров «Вакханки». Здрасьте вам. Да у вас, похоже, просто нюх на такие истории, лорд Пауэрскорт. На этой папке стоят четыре звездочки.

— Четыре звездочки? А что они означают?

— Да вот пытаюсь вспомнить. Я эту систему со звездочками сам придумал, лет тридцать назад, — архивариус безнадежно оглядел длинное, узкое помещение, словно надеясь увидеть начертанный где-то в пыли ключ к своей системе. — Ага. Я знал, что не забуду. Память у меня время от времени сбоит, совсем как эти новомодные паровые машины на судах, я бы так сказал, но потом оправляется. Так о чем я?

— О четырех звездочках, — мягко напомнил Пауэрскорт.

— О четырех звездочках? Четыре звездочки? Ну конечно. Значение их двояко. Во-первых, они означают, что перед выдачей документов следует испросить разрешения в канцелярии премьер-министра. А во-вторых, что документы, связанные с этими, хранятся в других правительственных ведомствах.

Пауэрскорт представил, как он мыкается от одного архивариуса Уайтхолла к другому — и каждый оказывается эксцентричнее предыдущего, — и сердце его упало.

— В общем, означает это, что имена я вам дать не могу. Имена офицеров с «Вакханки».

— Но, помилуйте, у меня же письмо как раз из канцелярии премьер-министра.

— Какое письмо? У вас разве есть письмо? Кто, вы говорите, у нас нынче премьер-министр? Опять забыл.

— У меня письмо из канцелярии лорда Солсбери, премьер-министра.

— Это который из Хатфилда?

— Совершенно верно.

— Ну, так бы сразу и сказали! Разумеется, вы можете получить эти имена. И простите мне мою забывчивость.

— Что вы, что вы, мистер Симкинс. Я чрезвычайно вам благодарен.

На прощание Пауэрскорт получил множество пожеланий успеха его книге. Они сопровождали его и пока он удалялся от архива по узкому коридору. Последние же слова архивариуса нагнали его уже на нижних ступенях лестницы:

— Постарайтесь придумать для вашей книги хорошую систему документирования. Мне это так и не удалось.

Странное это обстоятельство пришло Пауэрскорту в голову, пока он находился под землей. До Слоун-сквер оставалась, по его представлениям, пара сотен ярдов, когда поезд его, содрогаясь, остановился. Пауэрскорт вытащил список офицеров корабля Ее Величества «Британия» и смятенно вгляделся в написанное Симкинсом. Почерк у того был до крайности мелкий, и писал он очень тонким пером.

Капитан Джон Уильямс, Стейшн-Роуд, Эмбл, Нортамберленд. Эмбл. Эмбл. Где он, к дьяволу, находится, этот Эмбл? И тут Пауэрскорт вспомнил. Замок. Замок у моря, замок Перси [45]— замок Сорвиголовы и река Кокет, виясь, текущая к морю, к рыбацкой деревушке под названием Эмбл. В чертовой пропасти миль отовсюду.

Лейтенант Джеймс Форрест, Си-Вью, Грейстоунс, графство Дублин. По другую сторону Ирландского моря.

Лейтенант Джек Данстон, Борт-Роуд, Аберисуит. По другую сторону Уэльских гор.

Лейтенант Альберт Сквайрс, Скорс, Сент-Эндрюс. По другую сторону шотландской границы. Лейтенант Альфред Симмонс, Шапстон, Дорсет. Господи, горестно думал Пауэрскорт, если мне придется повидаться с ними со всеми, это обернется турне по окраинам Британии. И все, отметил он, поселились у моря, ради зрелища яхт, и судов, и воспоминаний о флоте.

Вот тут эта мысль и пришла ему в голову. Неся службу в Дартмуте, в Девоне [46], они и поселиться должны бы были неподалеку от Дартмута. Большинство людей так и поступило бы. Ну, хотя бы один, а то и двое из них остались бы там. В конце концов, большинство бывших флотских селится вдоль длинной береговой полосы, тянущейся от Гемпшира до Корнуолла, чтобы быть поближе к большим портам и военно-морским учреждениям южного побережья. Но эти-то разъехались все. До единого. Такое впечатление, будто они от чего-то бежали. Или им приказано было бежать. От стыда? От позора? В изгнание? Они постарались оказаться как можно дальше от Дартмута.

Поезд возобновил прерывистый вояж к Слоун-сквер. Пауэрскорт, прихватив небольшой сверток, направился к дому 25 на Маркем-сквер, жилищу леди Люси Гамильтон.

— Леди Люси, простите, что так опоздал. Это все поезда, поезда… — и он развел, прося о прощении, руки.

Леди Люси улыбнулась — загадочной улыбкой, приберегаемой ею исключительно для Пауэрскорта.

— Вы лучше выпейте чаю, — сказала она, отведя его наверх, в гостиную, и указав на огромный, перегруженный сэндвичами поднос, стоявший на столе. Пауэрскорту подумалось, что такого количества сэндвичей, предназначенных всего лишь для двух людей, ему еще видеть не приходилось. Тут были сэндвичи из черного и белого хлеба, сэндвичи с хрустящей корочкой и без оной, сэндвичи, украшенные веточками зелени. Уж не считает ли она его неким колоссом, обладателем колоссального аппетита? Или им предстоит учинить здесь соревнование по поглощению сэндвичей — вся выручка поступает в пользу бедных и нуждающихся?

— Я думала, — оправдывающимся тоном сказала леди Люси, — что к нам присоединится Роберт. Он хотел пригласить в гости друга, но тому не разрешили покинуть дом.

— Он, что, заболел — я имею в виду друга?

— Нет, не так чтобы. По-моему, там какая-то история с разбитыми окнами.

— А, — важно отозвался Пауэрскорт, — то есть, ему на время запрещено покидать казарму. Достойное же поведение принесет ему досрочное прощение.

— Именно так, — леди Люси улыбнулась снова — той же самой улыбкой. — Но эти мальчики даже в свои семь лет способны поглощать немыслимое количество сэндвичей. Просто сегодня Роберту придется расправляться с ними в одиночку — по мере сил.

В дверь неуверенно просунулось маленькое личико. С маленьким носом, синими, как у матери, глазами и копной светлых волос. Судя по виду волос, Роберт пытался, безуспешно впрочем, привести их в некий порядок, перед тем как отправиться чаевничать со взрослыми.

— Роберт, милый, заходи, познакомься с лордом Фрэнсисом Пауэрскортом. Роберт — лорд Фрэнсис, лорд Фрэнсис — Роберт.

Двое мужчин леди Люси обменялись торжественными рукопожатиями — ни дать ни взять Веллингтон и Блюхер по окончании битвы при Ватерлоо.

— Сэндвич, Роберт? Сэндвич, лорд Фрэнсис? Позвольте, я налью вам чаю.

Относительно сэндвичей, подумал Пауэрскорт, она была права. Гора их стремительно утрачивала свою внушительность.

— Я принес нечто вроде подарка, Роберт, — сообщил между глотками Пауэрскорт. — Не знаю, придется ли он тебе по вкусу.

Леди Люси немедля вспомнила, что у Пауэрскорта имеется целая крикетная команда племянников. И стало быть, у него должны быть довольно точные представления о том, что способно понравиться Роберту. Хотя встречаются мужчины решительно безнадежные. Друг ее отца недавно подарил мальчику полное собрание сочинений Овидия. Овидия!

— Это что-то вроде корабля, — продолжал, возясь с оберткой, Пауэрскорт. Подарок Пауэрскорт приобрел в лавке соблазнов — так он именовал магазин, в котором потратил столько денег на предназначавшихся племянникам вольтижеров и гвардейцев императора.

На свет появилась маленькая яхта, с двумя парусами, превосходным такелажем, позволявшим управлять ими, крохотным штурвалом и полированной деревянной палубой.