— А я бы хотел, чтобы вы, капитан Шатилов, рассказали мне о другом разговоре. О том, который состоялся у вас — и кто знает, может, в этой самой комнате? — с моим предшественником по фамилии Мартин. Он виделся с царем вечером в среду, а позже, вечером того же дня или ранним утром следующего, был найден мертвым на Невском проспекте. Что скажете, капитан? Сталкивались ли вы с мистером Мартином? Сиживал ли он в этой самой комнате с вами и вашими громилами?

Парочка в креслах переглянулась и обменялась короткими репликами.

— Впервые слышу об этом Мартине, — сказал Шатилов. — Не испытывайте моего терпения. Рассказывайте, что там у вас было! — И со значением поглядел в угол, где валялись кнуты.

Теперь настал черед Шапорова говорить очень быстро, и, прежде чем перевести слова капитана, он вставил:

— Это было сказано не для нас, но один их этих, в креслах, сказал: «Смотри, чтобы то же не случилось с тобой!»

Интересно, сколько еще времени понадобится Джонни и шотландцу, чтобы прийти им на выручку. Пауэрскорт не сомневался, что те приступили к выработке плана спасения сразу, как только их с Шапоровым ввели в дом. Он и сам с сомнением поглядывал на кнуты, валявшиеся в углу. Что бы ни случилось, а обмануть доверие царя недопустимо. Он ничего не скажет. Больно, наверно, будет…

— Так что, вы убили Мартина? Здесь, в этой комнате? — произнес он со всей враждебностью, на какую был способен.

— Отстаньте от меня с вашим Мартином! — закричал Шатилов. — Отвечайте на вопрос!

— Вы убили Мартина? — Если Пауэрскорт добивался того, чтобы русский капитан разозлился, то его можно было поздравить с успехом.

— Довольно про Мартина! В последний раз спрашиваю: о чем вы говорили с Его Величеством?

Пауэрскорт был уверен, что насчет Мартина капитан лжет.

— Вы убили Мартина? — В третий раз прокричал он, и Шапоров, переводя, также повысил голос.

— Ну все! — Шатилов побагровел. — С меня довольно! Владимир! Борис! Вяжите их!

— Во всю силу? — спросил один из гвардейцев.

— Пока нет, сначала свяжите, — ответил Шатилов, пройдя в угол и подняв с полу кнут.

— Простите меня, Михаил! — пробормотал англичанин.

— Ничего-ничего, все обойдется! — неунывающе ответил Шапоров.

Тем временем их прочно привязали к стульям. Пауэрскорт обнаружил, что не в силах шевельнуть рукой. Если там есть где-то соответствующий бог, хмыкнул он про себя, пусть он сюда поторопится и поскорей выберется из своей машины [15]. Шатилов метался туда-сюда, размахивая левой рукой, в которой держал кнут. Пауэрскорт подумал, что в пыточном арсенале русских скудновато с ассортиментом. Что это, в самом деле, все кнуты да кнуты!

— Видите это, лорд Пауэрскорт? — Шатилов сунул ему в лицо кожаный хвост кнута. — Еще немного, и эта штука располосует вам спину. Несколько хороших ударов, и останутся одни кости. Одумайтесь, расскажите, о чем шла речь, и тогда вам ничто не грозит.

— Именно так вы и поступили с Мартином? Пороли его кнутом, пока он не умер?

— Разрежьте ему сюртук! — закричал Шатилов своим подручным. Пауэрскорт почувствовал, что его раздевают.

— Рубашку пока, так и быть, оставьте… Ну, сволочь, отведай! — рявкнул Шатилов. Кнут просвистел в воздухе и впился в спину англичанина. — О чем говорили с царем? — снова услышал он. — Даю вам десять секунд, чтобы ответить. Потом снова ударю. На этот раз уже без рубашки. Десять, девять, восемь, семь…

На счет «шесть» раздался страшный грохот, и в комнату ворвались Джонни Фитцджеральд и сержант-шотландец, оба с револьверами в руках. Они ринулись прямо на безоружных гвардейцев — те оставили ружья стоять за стульями у стены. Однако именно Рикки Краббе оказался истинным открытием этой спасательной операции. Позже Пауэрскорт говорил, что в заброшенном доме на окраинах Царского Села он явился, как воплощение прекрасного юноши Давида (основным Голиафом, понятное дело, считался Шатилов). Он захватил с собой несколько приличного размера булыжников. Первый из них сразу после вторжения он с замечательной точностью влепил прямо в и без того изуродованную физиономию капитана Шатилова. Обливаясь кровью, тот рухнул на пол, но сознания не потерял и принялся шарить руками, выясняя, что там осталось от носа.

— Классный бросок, Рикки! — сказал Пауэрскорт, когда Джонни высвободил его из пут. — Вы не представляете, друзья мои, как я рад вас видеть! А теперь давайте их свяжем. После этого мне хотелось бы немножко потолковать с капитаном.

Сержант-шотландец оказался большим мастаком по связыванию узников так, чтобы им ни за что не освободиться. Шатилов, когда его прикантовывали к стулу, сплевывал кровь, попадая себе на мундир. Пауэрскорт вынул пистолет из кармана капитана и подтащил поближе к нему пару стульев.

— Постарайтесь облечь мои слова в такую форму, чтобы он подумал: я совершенно серьезен, когда говорю, что собираюсь его убить, ладно, Михаил?

— Уж я постараюсь, — отозвался переводчик.

— Итак, капитан, давайте я объясню вам правила, которые действуют теперь, когда здесь командуем мы, — Пауэрскорт кровожадно, как он надеялся, засмеялся. Капитану, похоже, говорить было затруднительно. — Все, что от вас требуется, это рассказать нам, что произошло с мистером Мартином. Затем все прекратится. Возможно, включая и вас. Я еще не решил, как мы с вами поступим. Но вы должны понимать, что у нас есть несколько способов заставить вас говорить и что нас тут для этого вполне достаточно. Вот сержант, например, — и Пауэрскорт показал на здоровенного шотландца, — мечтает увидеть, что ваш кнут проделывает с голой спиной. Запороть насмерть — это один вариант. Рикки, наш меткий стрелок, не прочь посмотреть, каково приходится жертве, если швырять в нее камни с разного расстояния. Забить камнями — другой вариант. Это будет библейская казнь, капитан. А Джонни Фитцджеральд, он предпочитает вон те палки, что у вас тут в углу комнаты. Забить палками — третий. А я, вы не поверите, капитан, отдаю предпочтение огнестрельному оружию. Я тут огляделся, сколько в этой комнате патронов вот для этого пистолета, и пока что насчитал пятьдесят четыре штуки. Любопытно посмотреть, сколько ран способно выдержать человеческое тело, прежде чем его хозяин отдаст концы.

В ответ послышались хрип и бульканье. Меткий бросок Рикки уж точно оставил свой след.

— Итак, — продолжил Пауэрскорт, рассеянно уставив дуло пистолета прямо в израненную физиономию капитана, — давайте приступим. Отчего бы нам не начать с того момента, как Мартина привели сюда — примерно этак без четверти десять вечера? Отчего бы, а майор?

Капитан снова забулькал. Пауэрскорт опустил пистолет дулом вниз и выстрелил, попав в точку дюймов в шести от левой ступни Шатилова. Грохот был оглушающий. Солдаты дернулись в своих путах так, словно считали себя на очереди.

— Надеюсь, это поможет вам сосредоточиться. — Шапоров изо всех сил изображал свирепость, переводя жестокого, беспощадного, жаждущего крови Пауэрскорта.

Опять бульканье. На этот раз Пауэрскорт поместил свое дуло прямо в окровавленный рот капитана. Он чувствовал, как дребезжат о пистолет зубы.

— Не обязательно использовать все пятьдесят четыре пули, капитан. Я могу убить вас прямо сейчас, примерно так, как, подозреваю, вы убили мистера Мартина. Теперь моя очередь считать до десяти. И лучше бы вам заговорить до того, как я досчитаю, потому что тогда у вас больше не будет рта, капитан. Но чтобы умереть, этого будет недостаточно, потому что я постараюсь не задеть то, что у вас сходит за мозг. Раз, два, три…

Связанный Шатилов забился вместе со стулом, пытаясь потрясти головой.

— Четыре, пять, шесть…

Глаза капитана чуть не вылезли из орбит.

— Я думаю, он пытается попросить вас убрать пистолет, сэр, — сказал Михаил.

Пауэрскорт пристально вгляделся в Шатилова.

— Семь, — сказал он и вытащил пистолет изо рта капитана. — Восемь.

— Это была случайность! — путаясь языком в зубах, словно пьяный, невнятно начал Шатилов, и Пауэрскорт от души обрадовался, что не пришлось досчитать до десяти. Он и сам не знал, что бы тогда сделал.