Но у меня на уме были более неотложные вопросы.

— Почему это случилось?

Драх наклонился над прессом, провел пальцами по канавкам в медной доске.

— Медь — материал мягкий, а нам для получения отпечатка нужно громадное давление. С каждым новым отпечатком медь сжимается и деформируется.

— И мы ничего не сможем сделать?

— Изготовить новую доску.

— Дюнне целую неделю над ней работал. — Я произвел грубый подсчет в уме. — Я заплатил ему три гульдена за работу. Если с одной доски мы можем делать только сорок или пятьдесят индульгенций по три гроша за штуку, то на каждой партии мы будем терять по гульдену. А это еще без учета стоимости чернил, бумаги, аренды…

— Ты говоришь как купец.

— А как иначе? — напустился я на него. — Почему ты мне не сказал, что так оно будет?

— Я никогда не печатал столько карт и не знал этого.

Я опустился на пол. Обещания приданого Эннелин было достаточно, чтобы убедить ростовщика Штольца дать мне новый кредит, но больше мне уже не дадут. Даже женившись на ней, мне придется большую часть капитала растратить просто на погашение долгов.

Я подобрал одну из индульгенций — она упала на пол рядом со мной. От слез в глазах буквы расплывались, превращались в ничто. Я заложил мою жизнь ради этого дела в искреннем убеждении, будто мне удастся сделать что-то ценное.

Теперь у меня была только бумага.

Окрестности Брюсселя

Человек вытолкнул Хальтунга и сам вышел из кабины лифта. За ним появился еще один. На обоих были черные кожаные куртки и черные шлемы-маски, скрывавшие их лица. Оба были вооружены.

Один из них подался вперед и прошептал что-то Хальтунгу. Тот дрожащей рукой указал ему в сторону помещения в конце хранилища. Двое киллеров обменялись несколькими словами, один показал другому, что тот должен обойти помещение по стене. Ник инстинктивно шагнул назад.

Это была ошибка. Пока он стоял спокойно, напольные огни у его ног были выключены, но при его движении они тут же загорелись. Не слишком ярко, но достаточно, чтобы выдать его присутствие. Киллеры развернулись и увидели Ника. Один из них поднял пистолет, но в этот момент Хальтунг вырвался из его хватки и побежал к вакуумной. Киллер промедлил, и этого оказалось достаточно — Ник метнулся в проход слева.

Кошмар на крыше повторялся. Грохнул выстрел, непонятно кому предназначенный. Ник побежал по проходу между шкафами, достиг угла и повернул направо. Перед ним волной вспыхивали огни. Он выругался, но ничего поделать не мог. Повернул еще раз налево, потом еще раз направо и остановился, дожидаясь, когда погаснут огни. До вакуумной оставалось, видимо, еще полпути. Но что, если киллеры доберутся туда первыми?

Напольные огни погасли, и Ник остался в полутьме. Тяжело дыша, он прислонился к холодному стеклу. Попытался повернуться, не двигая ногами, обшарил взглядом пространство над шкафами — не проявится ли движение мерцанием света.

Он погрузился в разглядывание потолка и почти не заметил опасности. Только шестое чувство — возможно, отражение в стекле, а может, что-то, замеченное краем глаза, — спасло его. Он повернулся в ту сторону, откуда прибежал, и замер. Огни подступали к нему, рябью распространялись вперед по мере приближения шагов. Они разлились за угол и устремились к его ногам, как приливная волна, потом остановились.

Киллер, вероятно, находился за углом. Знал ли он, что Ник рядом? Или ждал, не появятся ли снова напольные огни? Все нутро Ника требовало, чтобы он бросился наутек, хотя это означало неминуемую смерть. Но стоять и дальше он не мог.

Огни продолжали гореть. Ник мог двинуться, не обнаружив себя, но только в сторону опасности. Он поборол в себе страх.

Боясь, как бы огни не погасли, он устремился к проходу между шкафами — так ребенок с опаской подходит к краю высокого трамплина для прыжков в воду. Он присел, ощущая лицом тепло от светильников.

Огни замигали снова — киллер вышел из-за угла. Ник не стал ждать: он вскочил на ноги и нырнул головой вперед. Человек выстрелил, но пуля прошла слишком высоко. Ник врезался в него, сбил с ног. Потом откатился в сторону: он знал, что шансов одолеть противника в борьбе у него нет. Он выбил пистолет из рук киллера, вскочил на ноги и побежал.

В панике Ник петлял вокруг шкафов, стараясь пробраться к вакуумной. Он заблудился в лабиринте, потому что видел вперед или назад не дальше чем на расстояние вытянутой руки. Последовали еще три выстрела, три удара грома — ужасающе громкого в помещении с низким потолком. Последний зазвенел у него в ушах, вспышка озарила темноту. Неужели пуля попала в него? Неужели то, что он почувствовал, и есть смерть?

Нет, это всего лишь завыла тревожная сигнализация. Вероятно, одна из пуль воздействовала на какой-то чувствительный датчик. Нику от этого было мало проку. Тревожные огни замелькали в хранилище, а звон убивал малейшую надежду услышать приближение врага. В дальнем конца прохода с потолка спускался железный щит, перекрывая доступ к стеклянным стенам вакуумной. Он был уже ниже уровня головы и продолжал движение вниз со зловещей скоростью. Выбора не оставалось. Ник бросился вперед, понесся по коридору, молясь о том, чтобы у него за спиной не оказалось стрелка. Напольные огни теперь светились в полную силу, а записанный голос выкрикивал инструкции, которые Ник не мог ни слышать, ни понимать. Повсюду вокруг него скрежетали опускающиеся щиты и раздавался пронзительный звон, а где-то на заднем плане возник рев, как будто самолет запустил двигатели перед взлетом. Датчик, почувствовав его приближение, автоматически раскрыл двери. Щит продолжал опускаться, высота просвета теперь составляла немногим больше фута. Ник рухнул на пол и проскользнул внутрь.

Щит коснулся пола и надежно прижался к нему. Ник оглянулся, дрожа от пережитого. Ательдин и Эмили выглядывали из-за машины. Киллеров здесь вроде не было.

Он поднялся на колени. Ногам своим он не очень доверял, а потому пока не встал в полный рост.

— Что произошло? — Ему пришлось кричать, иначе его голос был бы не слышен за ревом, доносящимся из-за щита.

— Дым от выстрела привел в действие пожарную сигнализацию, — сказал Ательдин. — Она тут очень чувствительная, как вы понимаете, — такие ценности.

— А почему не включились спринклеры?

— Здесь их нет. Что намочить эти книги, что сжечь — особой разницы нет. Хранилище закупоривают, а потом выкачивают оттуда весь воздух. — Он постучал кулаком по вакуумной машине. — Примерно как в увеличенном варианте такой штуки.

Ник потер голову.

— Хорошо, что я успел выбраться оттуда.

— Да уж.

— А что случилось с Хальтунгом?

— Они убили его, — сказала Эмили. Лицо ее посерело. — Эти люди, уж не знаю, кто они. Они его убили.

По другую сторону щита рев воздуха смолк. Тревожный звонок прекратился… или, подумал Ник, просто звук в вакууме не распространяется.

— И что мы будем делать теперь?

Ательдин кивнул в сторону металлического щита.

— Ничего. Щит можно поднять только сверху. Но даже если бы мы и могли его поднять, то делать это не стоило бы. Там, за щитом, считайте, настоящий космос.

— И как же мы отсюда выберемся?

Ник оглянулся. Дверей тут не было, кроме той, что вела в хранилище.

— Придется ждать прибытия полиции. Она появится очень скоро.

Ника это мало утешило. Пусть он сейчас и в Бельгии, но, как только полицейские введут его имя в компьютер, сразу все о нем и выяснится. Он принялся оглядывать помещение. Где-то ведь тут должен быть вентиляционный люк, аварийный выход, туннель для сервисных работ. Ничего. Сплошная бетонная тюрьма. Вот разве что отверстие в стене, куда уходит двухфутовая труба вакуумной установки.

Ник осмотрел машину.

«Почти идеальный вакуум», — сказал несколько минут назад Хальтунг. Значит, воздух должен куда-то деваться. В том месте, где труба уходила в стену, была стальная муфта, из которой торчали четыре винтовых штифта с гайками-барашками на них. Ник подбежал и попытался открутить один из них. Барашек не поддался.