По прибытии в порт Мансанильо на южном побережье Кубы героин упаковывали в старые советские торпеды, чтобы затем погрузить на «Бабалу». В обмен на зерно и героин отправители получали сахар. Затем героин перевозили на борту подводной лодки на Юкатан, а оттуда через границу он попадал в Соединенные Штаты. Благодаря регулярной прослушке телефонных линий Ки-Уэста система была абсолютно надежной и обеспечивала всех участников возможностью заранее узнавать о готовящихся рейдах. Ни один корабль береговой охраны не осмелится остановить судно, принадлежащее Китаю, а поскольку у кубинского военно-морского флота больше не было подводных лодок, никто их и не искал.

Как и во всех криминальных операциях такого размаха, утечка информации время от времени случалась, но цепочка выглядела слишком сложной и невероятной, и даже страдающее паранойей Агентство по контролю применения законов о наркотиках отмахивалось от этих слухов, объявляя их сказками, порожденными больным воображением. Если партии героина весом в шесть тысяч фунтов действительно регулярно прокладывают себе путь под водами Карибского моря, словно грязное белье, то они могут просто сдать свои значки и разойтись по домам. И даже если такое действительно происходило, они не хотели об этом думать.

Аркадий Крус тоже не хотел об этом думать. Он никогда не представлял себя в роли наркодилера, и у него вызывала отвращение необходимость иметь дело с Ангелом Гусманом, страдающим манией величия. С другой стороны, именно наличные Гусмана позволяли «Бабалу» оставаться на плаву, а Аркадий Томас Крус был готов сыграть роль Фауста при Гусмане — Мефистофеле, если таким образом он получит возможность сохранить жизнь своей подводной лодке.

Он привязал «Панду» и поднялся по бетонным ступеням на пристань. Остановившись, чтобы закурить еще одну сигарету, он направился к лебедке, где Рамирес наблюдал, как большие серые торпеды загружаются на подводную лодку через передний люк.

— Как дела, Рико?

— Вполне прилично. Как-то все неожиданно. Этот груз должен был отправиться в путь только через две недели.

— Хватит ворчать. Нам предстоит незапланированный круиз.

— Боже праведный, мне придется выслушивать переговоры центра морской десантной подготовки и писк сонаров береговой охраны в течение тридцати шести часов в лодке, которая пропиталась вонью пятидесяти мужиков, вынужденных делить два душа и три туалета. — Он помолчал, на мгновение задумавшись, и покачал головой. — Нет, туалетов всего два. Тот, что в передней части, снова не спускает.

Аркадий Томас рассмеялся.

— Придется ограничить выдачу туалетной бумаги сержанту Пайо. Это ведь он постоянно засоряет туалет.

Разумеется, правда заключалась в том, что «Бабалу» был стариком, ему исполнилось почти тридцать лет, и никто не рассчитывал, что он будет плавать в тропических водах. Подводная лодка, построенная для холодной воды, быстро приходила в негодность.

— Когда мы сможем стартовать? — спросил Аркадий, погасил сигарету и бросил окурок в маслянистую черную воду, бившуюся о бетонный причал.

— Скажем, через три часа, когда стемнеет, — ответил Рамирес. — Прилив в это время будет максимальным.

— Сейчас уже не бывает по-настоящему темно, — проворчал Аркадий. — Они напускают на нас своих беспилотных «Хищников», которые похожи на комаров с инфракрасными глазами. Я хочу, чтобы ты опустился пониже, как только мы пройдем рифы.

— Слушаюсь, адмирал, — сказал Рамирес.

— Адмирал, чтоб тебя! — фыркнул Аркадий Томас и ухмыльнулся, глядя на старого друга.

— Ну-ка, скажи мне еще разок, почему мы едем в тумане по шоссе М1-11 в теологический колледж в Кембридже? — спросил Билли, пытаясь рассмотреть дорогу сквозь ветровое стекло «рено лагуна», взятого напрокат в аэропорту Хитроу. — Это как-то связано с францисканским монахом из Швейцарии, к тому же евреем, который дружил с продавцом пишущих машинок во время Второй мировой войны?

— Он не продавал пишущие машинки. Его звали Оливетти. Он их производил. Миллионы машинок.

— Но ведь францисканский монах действительно был евреем да еще и шпионом?

— Ты надо мной издеваешься, — сказала Финн.

— Я перед тобой преклоняюсь, — возразил Билли Пилгрим. — Не слишком внимательный человек увидит в тебе привлекательную женщину под тридцать, с приятным характером и милой улыбкой, а на самом деле ты бомба с часовым механизмом, отсчитывающим время до очередного взрыва. Возникает ощущение, что твоя жизнь представляет собой бесконечную охоту с участием гончих и зайцев, только невозможно определить, кто заяц, а кто гончая.

— Но согласись, со мной ведь не скучно, — сказала Финн и улыбнулась другу.

— Скучно? О нет. На самом деле существование рядом с тобой наполнено увлекательными событиями. Сначала в нас стреляли в самом центре Лондона, а потом нам пришлось сражаться с малайскими пиратами бок о бок с современным Робинзоном Крузо, который помешан на сыре.

— Ты специально выставляешь все так, будто это какое-то безумие, — заявила Финн. — На самом же деле ничего особенного не происходило.

— Ну конечно, — беззаботно проговорил Билли. — Всего лишь обычный рабочий день нашей крошки Фионы. — Он прищурился. — Что написано на том знаке?

— А-1134, — ответила Финн.

— Проклятье, — выругался Билли и резко крутанул руль направо.

Громадный «рено» послушно свернул на съезд с автострады.

Они пробирались по окутанным туманом узким улочкам Кембриджа, поглядывая на студентов, которые возникали из дымки, похожие в своих академических одеяниях на призрачных летучих мышей. Время от времени мимо проезжала какая-нибудь машина, ее фары напоминали горящие желтые глаза испуганной совы.

— Такое ощущение, что здесь никого нет, — сказала Финн. — Ни людей, ни машин. Точно мы приехали в город-призрак.

— Сейчас середина июня, — объяснил Билли. — Конец семестра. Все разъехались по домам на каникулы, остались только зубрилы.

— Зубрилы?

— Те, кто трудится, не давая себе ни отдыха ни срока, с утра до ночи, подлизы, добровольно вызвавшиеся сделать для своих преподавателей какую-нибудь скучную работу.

— Прямо как в Колумбусе, штат Огайо, — улыбнувшись, проговорила Финн.

— Ладно вам, мисс Райан, бьюсь об заклад, что вы сами были зубрилой.

— Ничего подобного. Если я не уезжала на раскопки с родителями, то работала в «Макдоналдсе», как и мои друзья, а по субботам напивалась со всеми вместе.

— Мне трудно представить Фиону Райан в роли плохой девочки, — заметил Билли и, прищурившись, посмотрел в ветровое стекло. — Проклятье, — снова пробормотал он.

— Нам нужно на улицу Ридли-Холл-роуд, — сообщила ему Финн, изучавшая карту Кембриджа в путеводителе. Они доехали до конца Фен-Козуэй и свернули направо. — Недалеко от Молтинг-лейн.

— Это совсем рядом со старой пивной «Гранта паб», — сказал Билли. — Если я еще не забыл свои студенческие годы, там подают отличную картофельную запеканку с мясом.

— Мне казалось, ты учился в Оксфорде.

— У меня была подружка в Кембридже.

— И что с ней произошло?

— К сожалению, она плохо переносила яхты. Вышла замуж за врача и уехала в Новую Зеландию. Наверное, предпочла стать женой богатого гинеколога, чем быть бедной герцогиней.

— Поверни здесь, — перебила его Финн, показывая налево.

Перед ними открылась улица с древними ольхами, в ветках которых запутались клочья тумана.

— Теперь направо, — сказала Финн через пару секунд.

А в следующее мгновение они выехали на Ридли-Холл-роуд.

— Не очень похоже на улицу, — заметил Билли, останавливая машину. — Тут всего один квартал.

Слева от них стояло большое учебное здание с шиферной крышей. За прошедшие десятилетия оно подверглось самым разным изменениям с точки зрения стиля и цвета — от красного до бледно-желтого; викторианские окна соседствовали с оконными переплетами середины века и современными из металлопластика.