Когда Финн и Билли вошли в магазинчик, Жюмер о чем-то громко спорил с покупателем и для убедительности размахивал руками. В конце концов покупатель швырнул на прилавок несколько банкнот, взял свою покупку, с возмущенным видом промчался мимо вошедших и с такой силой хлопнул дверью, что висевший над ней колокольчик сердито заверещал.

— Идиот! — сказал Жюмер, ни к кому не обращаясь.

— Пытался торговаться? — улыбнувшись, спросил Билли.

— Ха! — вскричал Жюмер. — Цена написана на чистом листе в начале каждой книги. Тут не базар в Маракеше. Может, он станет спорить по поводу цены гамбургера с сыром в «Макдоналдсе»? Очень сомневаюсь.

Финн расхохоталась, и Жюмер наградил ее суровым взглядом.

— Вы очень симпатичная девушка, милочка, а у меня слабость к женщинам с рыжими волосами, но я не шучу. Эти придурки бесконечно испытывают мое терпение. Вы будете торговаться в «Гермесе» или «Кристиане Диоре»? И снова я скажу: нет, разумеется, не будете! Вас просто вышвырнут оттуда вон и не посмотрят на то, что вы красотка. Фу!

— Извините, — сказала Финн.

— Красивые женщины никогда не должны извиняться, — заявил Жюмер, и в его глазах за стеклами очков заплясали искорки.

— Нас прислал к вам Мартин Керзнер, — объяснил Билли.

— Правда?

— Да.

— Он сказал, что вы могли бы нам помочь.

— Мог бы и стал бы — совершенно разные вещи.

— Мы все понимаем, — мягко проговорила Финн.

— Нас интересует, что произошло с кораблем «Сан-Антон», — объяснил Билли.

— Он утонул во время шторма, — ответил Жюмер.

— Но где?

— Понятно. Как сказал бы Долговязый Джон Сильвер [17]: «Вот в чем загвоздка».

— Мы думали, вы сможете нам помочь, — сказала Финн.

— И почему, интересно, я должен?

— Потому что «Черные рыцари» тоже пытаются это выяснить, — ответил Билли.

— Понятно, — снова протянул Жюмер. — Злодеи из Ватикана. Новый страшный Сатана для создателей триллеров.

— Вы считаете их выдумкой?

— Нет, конечно. Они совершенно реальны, только на самом деле они никогда не имели отношения к Ватикану. Нет никакого жуткого заговора носящих сутану альбиносов, цель которых — защитить тайны нового тысячелетия посредством диковинных посланий, заключенных в мостовых Парижа или в старых картинах [18]. Единственное, что впечатано в мостовые Парижа, — это использованная жевательная резинка. Тут все дело в деньгах. Инквизиция всегда жаждала власти и богатства. И по сей день ничего не изменилось.

— Вы нам поможете? — прямо спросила Финн.

— Конечно, отчего не помочь? — пожав плечами, ответил Жюмер.

— Как-то уж очень все просто, — заметила Финн. — С чего это вдруг вы стали нам доверять?

— Керзнер сообщил вам, что мы придем, — сказал Билли, неожиданно все поняв. — Он позвонил, чтобы предупредить.

— Разумеется. И очень точно описал мисс Райан.

Старик с трудом поднялся на ноги, опираясь на свои палки.

— Поверните на двери табличку, закройте дверь на засов и опустите жалюзи, — проинструктировал он Билли.

На оборотной стороне таблички «Открыто» было написано: «Entrailles pas Fiables» [19].

— Это может относиться к самым разным ситуациям и редко вызывает вопросы, — пояснил Жюмер, который вышел из-за прилавка и начал прокладывать путь между стопками книг. — Пожалуйста, идите за мной. В задней части магазина у меня жилые комнаты, я сварю кофе.

Макс Кесслер сидел в бомбоубежище Джека Кеннеди и изучал досье Харрисона Ноубла и его отца. Это было весьма интересное чтение.

Компания «Ноубл фармасьютикалс» появилась как семейный бизнес почти сто лет назад. Она ввозила в страну самые разные готовые лекарства, но специализировалась на патентованных средствах, таблетках, порошках и тониках, в иных из которых содержались производные продукты опиума, основным действующим веществом других был кокаин, а в состав невероятно популярной микстуры «Тоник леди Хелен», используемой в ситуациях, обозначенных как «особое периодическое явление», входила значительная доза героина. За десятилетия, прошедшие со времени основания, компания «Ноубл фармасьютикалс» увеличила свое состояние, расширила ассортимент безрецептурных лекарств, но продолжала делать упор на патентованные препараты самого разного рода, особенно на свой главный продукт — «Микстуру Ноубла», средство от всех болезней, которое отлично продавалось до середины пятидесятых годов.

В 1960 году Конрад Ноубл, патриарх семьи, умер, и бразды правления взял в свои руки Джеймс Джонас Ноубл. Первым делом он поменял почти все названия продуктов, выпускаемых компанией. Так, «Микстура Ноубла» превратилась в номикс, «Тоник для волос Грейди» стал именоваться брилламином, а «Печеночные таблетки Ноубла» — гепарином. Под руководством Джеймса Ноубла компания постепенно избавилась от старых, весьма сомнительных лекарств и начала выпускать препараты общего типа, внимательно следя за появлением психотропных средств и антидепрессантов, отражающих постоянно растущее количество новых болезней, описываемых в «Руководстве по диагностике и статистике психических расстройств», в четвертом издании которого «робость» классифицировалась как «тревожное расстройство личности», или ТРЛ.

Каждый раз, когда в «Руководстве» упоминалась новая болезнь, Ноубл находил для нее лекарство или адаптировал какое-то из тех, что выпускали другие компании. Прозак и пароксетин превратились в данекс, сертралин стал антипаном, а бупропион — цитолофтом. Препарат, получивший другое название, приносил миллиарды. К 2000 году «Ноубл фармасьютикалс» заняла восьмое место среди самых крупных компаний мира, а их девиз «Мы ощущаем вашу боль» стал девизом «Вечернего шоу Дэвида Леттермана» и регулярно пародировался в программе «Субботним вечером в прямом эфире». Лишенные чувства юмора юристы «Ноубл фармасьютикалс» пытались убедить Джеймса Ноубла, что у него есть все основания, чтобы подать на шоу в суд, но он обозвал их идиотами, не понимающими, что это реклама на всю страну, да еще бесплатная.

Харрисон Ноубл, единственный ребенок Джеймса Ноубла, был всего лишь его слабым отражением. Некоторые журналисты, ведущие разделы светской хроники, писали, что он унаследовал от отца только сильный подбородок и любовь к блондинкам. Студент Йельского университета, ставший членом тайной организации «Череп и кости» исключительно благодаря отцу, Харрисон Ноубл ничем особенно не интересовался, лишь растрачивал свой трастовый фонд и коллекционировал дебютанток, с которыми ему удалось переспать. Потом он завел интрижку с дочерью президента Соединенных Штатов, и она от него забеременела. После того как удалось замять скандал, связанный с беременностью и абортом, отец предъявил Харрисону ультиматум, потребовав, чтобы тот занялся делом. Так возникли «Предприятия Ноубла» — финансируемый компанией «Ноубл фармасьютикалс» фонд, якобы занимавшийся океанографическими исследованиями, но на самом деле служивший прикрытием для серии бездарных экспедиций по поиску сокровищ и способом удовлетворить страстную любовь Харрисона к подводному плаванию и островам Карибского моря. Кроме того, это позволило отцу держать сына подальше от опасных политических спален.

Связь между молодым Ноублом и королем наркоторговли Ангелом Гусманом вывела аналитический интеллект Макса Кесслера сразу на несколько интригующих тропинок и потребовала более пристального внимания, в особенности если, как предполагал Макс, Харрисон Ноубл действовал от имени отца. С той же неотвратимостью, с какой прослушка, организованная в отеле «Уотергейт», привела к отставке Никсона, Макс всегда распознавал верхушку айсберга, когда видел ее.

На своей простой кухне Пьер Жюмер разлил кофе по чашкам, поставил на стол тарелку с маленькими пирожными и сел рядом с Билли и Финн.