— Вчера он настрогал жеребяток! — Шевалье Бенедикт захохотал: — Один за ущерб — мой!

— Сеньор, Бенедикт, — Гуго улыбнулся, — конь еще очень взволнован… Можно я выкуплю новый денник? Там довольно спокойно…

— Денник в соседнем крыле? Этот… со сломанной дверью?

— Э-э… я что-то видел вчера.

— Можете оставить там лошадь. За месяц — пятнадцать денье. Но предупреждаю — нехорошее место. Лошади там ржут. И сервы не любят это место. Говорят, что слышат там какие-то голоса…

Гуго поблагодарил и спустился в подвалы. Днем они были освещены гораздо лучше. Знакомый рабочий поклонился ему и расплылся в улыбке.

Мистраль мирно дремал в новом деннике, подрагивая шкурой и согнув заднюю ногу. Почуяв хозяина, он мотнул головой и протяжно фыркнул. Гуго оглянулся по сторонам и нырнул к металлической двери. Шанс был ничтожным и не оправдался, как страстно не желал этого шевалье. Но надежда все равно оставалась. Ключ из тайника по размеру подходил к скважине, но замка не открывал. Значит, существовали другие ключи и другие двери. Гуго чувствовал, что находится в двух шагах от разгадки. Оставалось только ждать.

А ждать еще пришлось немало. Граф Гуго Шампанский уехал в Наблус. Там, в небольшой долине в сторону Арсуфа, король Балдуин пожаловал ему надел земли с полями и большой деревней в придачу. Граф, как всегда, полный идей, задумал возвести в своей вотчине замок на манер того, что оставил в Шампани.

Гуго де Пейен, оставшийся в Иерусалиме, отвечал за графскую конюшню и охрану графского особняка, но, по сути, был предоставлен сам себе. Это дало шанс приблизиться к долгожданной мечте. Шевалье, вновь облаченный в доспехи, вместе с верным оруженосцем Роланом сопровождал паломников по дороге в Яффу, охраняя их от разбойников и сарацин. В отличие от других рыцарей, он делал это Христа ради, бесплатно, не беря ни гроша. Весть о добродетельном нищем рыцаре летела впереди него. Многие стали почитать Гуго за праведника, что очень смущало его.

Надо сказать, в эти дни Гуго сблизился с другими рыцарями из свиты графа Шампанского: Гундомаром и Пэйном де Мондидье. Теперь втроем в сопровождении оруженосцев и слуг они патрулировали дорогу на Вифлеем и в портовую Яффу. А у Силоамского источника, куда сарацины приводили на водопой коней, они, наоборот устраивали засады.

Но самым радостным событием стало возвращение в Иерусалим Годфруа. Гуго еще перед отъездом из замка Пейен написал давнему другу, что желает вернуться на Святую землю. И вот уже щурясь от яркого солнца, с повзрослевшим оруженосцем Себастьеном и четырьмя слугами на сытых откормленных мулах в Яффские ворота въехал Годфруа де Сент-Омер. В развевающемся новом сюрко с нашитым красным крестом, в шлеме и легкой кольчуге, на широком, как андалузский бык, боевом коне иссиня вороной масти. С горящим сердцем, тугим мешочком безантов и без определенных задач.

— У Балдуина грандиозные планы. Он думает расширить границы королевства далеко за Иордан, Бог даст — до Дамаска. И на закат, за Ашкелон, прямо на земли Египта.

Гуго де Пейен вместе с Годфруа де Сент-Омером сопровождали Роже и его семью в загородное поместье. Небольшую деревню, в полтора десятка домов, бывший оруженосец получил после посвящения. Рыцарский сан давал ему право на владение феодом — на обычных людей Иерусалимские Ассизы практически не распространялись.

На светло-сером ослике позади трусила беременная Мариам, в повозке вместе со служанкой притихли уставшие дети. Вокруг, принюхиваясь и повизгивая, кружили охотничьи собаки — Роже обзавелся легавыми и соколиной охотой.

Завершали шествие Ролан с Себастьеном и несколько слуг верхом на конях, с палицами и мечами.

— Похвально. Но удержать то, что есть, в данное время — подвиг. Что скажете, Роже?

Роже утвердительно кивнул:

— Только с помощью Божьей. Сеньор Гуго расскажет, как опасны здешние горы и леса. В них тьма-тьмущая сарацин и каждый страшен, как черт. Они знают каждую тропку. Кто-то лезет из Сирии, кто — из Египта. Делов-то — перейти Иордан. А местные их покрывают.

— Среди местных полно христиан.

— То-то, сеньор Годрфруа. Поначалу они нас любили, а теперь на стороне мусульман.

— Король Балдуин говорил, что они как лисы.

— Хитрые лисы, да. За пособничество сарацинам приказано жестоко карать.

— Мы дали им свободу и веру!

— Э-э сеньор, тут не то. Раньше зимми платили налоги…

— Зимми? Кто-кто?

— Так сарацины зовут христиан и евреев, в общем, не мусульман. Так вот, раньше они платили налоги, а теперь просто рабы. Мы продаем их и покупаем, как во Франции своих крестьян. Поэтому местные так бунтуют и ненавидят нас. Год назад под Цезарией убили сеньора. Ездил проведать свой лен. Стянули багром с коня и насмерть забили цепами. Повесили шестерых человек. А недавно мусульманка-жена…

— Я слышал. Зарезала сонного мужа.

— И это еще не все! Она убежала с дитем. Он вырастет и еще кого-то зарежет.

— Не приведи Господь!

В деревушку приехали вечером. Небольшие дома, сложенные из грубо обтесанных камней и накрытые сверху соломой. Дети, играющие в пыли. Длинноногие тощие куры. Такие же длинноногие тощие свиньи, роющие пятачками песок, в загонах из выбеленных солнцем сучьев.

Навстречу, на маленьком черном осле, проехал старик в грязно-белом тюрбане. Недоверчивые чужие лица. Глаза, которые не хотят встречаться с тобой. Гуго вдруг ясно ощутил неприязнь, которую испытывало к ним местное население. Неприязнь и страх. Здесь ни на кого нельзя было положиться. Никому нельзя доверять. Любой из этих мирных крестьян, мотыгами долбивших землю, мог ночью взять меч и убивать на дорогах приезжих. Это была их земля. И Гуго, и Роже, и Иерусалимский король со всеми крестоносцами-франками были пришлыми и чужими.

— Вот и мои владения. Прошлый сеньор не вынес тягот и уехал в Европу. По Ассизам у него отобрали землю и передали мне. Я, господа, упрямый. Никуда не сбегу! — Роже спрыгнул с лошади и повел её к коновязи. — Располагайтесь, сеньоры.

Господский дом, возводившийся уже полгода, был не готов принять всех гостей.

— Эй, Роже, а где же твой замок?

— Будет и замок, и форт! А пока остановимся у старосты деревни. Он — дальняя родня Мариам.

Жена старосты быстро накрыла стол — скудная крестьянская пища: оливковое масло, ячменный хлеб, финики и немного соли. Куча загорелых детишек подглядывала из-за окон и дверей, шепотом обсуждая франков. Светлокожие крестоносцы в хаубергах и сюрко все еще были в диковинку для них.

— И каков доход лена?

— Пока толком не знаю, продал трех волов и несколько бочек масла. Виноградники, овцы и свиньи, зерно, небольшая масличная роща. Думаю выручить с продажи рабов и завести здесь конюшню…

Спать было неудобно и душно. Бока чесались от укусов блох. Вдобавок под окном всю ночь скулила собака, и плакал младенец за стеной.

Утром Роже показал свой феод. Из-за близости Иордана земля была достаточно плодородной, обильная зелень непривычно радовала глаз.

— А вон там — река Иордан! — Роже махнул рукой в сторону стены тростника и высоких зарослей смоковниц-сикимор.

— Ты живешь, как в легенде! Совсем рядом — святой Иордан!

— Омоемся, господа!

Иорданская вода, быстрая и очень мутная, но при этом вкусная необыкновенно. Прохладная вода, смывающая с тебя усталость, болезни, печали. Напившись вдоволь и искупавшись, крестоносцы направились назад.

Гуго чувствовал, что счастлив, как ребенок. Чувство беззаботности и восторга переполнило его. Одновременно, в сердце вползала смутная смесь радости за Роже и странного чувства, что сам он лишен сейчас и семьи и дома. Нет ни угодий на берегу восхитительного Иордана, ни рабов, ни стад, ни полей. Нет увлекательных хлопот по хозяйству, строительству и обустройству жилья.

Что это было? Неужели зависть? Гуго испуганно пытался разобраться в собственной душе. Сомнения и раньше посещали его, но сейчас накатили особенно остро.