Кики прильнула к нему губами, вкладывая в поцелуй всю боль разодранных в клочья эмоций, ее руки обвили его, тело обольстительно затрепетало возле него. Со вздохом ее рот приоткрылся в приглашении.

Потеряв голову от желания, Трент притянул ее голову к себе и напал на ее губы. Дрожащие пальцы скользнули под плащ, чувствуя невыносимую потребность прикоснуться к теплоте ее кожи.

Так много чувств, слишком много чувств обуревали его. Он хотел наполниться ее вкусом. Но этого было мало, хотя Трент осознавал, что она не позволит ему забрать только поцелуй и пренебречь душой. Он понимал, что тонет в ней, однако нахлынувшие ощущения были настолько сильными и безумными, что он не мог бороться с собой.

Люби меня! Почему ты не можешь любить меня? Ее рассудок, казалось, просто кричал, пока уплывал вдаль в потоке собственной тоски. Все, что ей нужно, находилось здесь, в кольце ее рук. Все, кроме его сердца.

— Кэтрин. — Он не мог перевести дыхания. Стиснул ее крепче и прихватил губами кожу у основания шеи. — Я не могу быть рядом с тобой долго.

Кики еще одно мгновение прижималась к нему, потом мучительно медленно отстранилась.

— Нет, можешь. И это ранит сильней всего.

Повернувшись, она бросилась вверх по лестнице.

— Кэтрин.

Она остановилась у входа свою комнату. Высоко подняв голову, повернулась. Подойдя к ней, Трент увидел, что слезы блестят в ее глазах. Ничто другое не остановило бы его.

— До свидания, Трент. Молю Бога, чтобы ты не заснул этой ночью.

Прислушиваясь к эху от хлопка двери, Трент уверился, что так и будет.

Это не может так продолжаться. Я больше не в состоянии притворяться, что предаю своего мужа только на страницах этого дневника. Моя жизнь, такая спокойная и размеренная в течение всех моих двадцати четырех лет, этим летом превратилась в ложь. И я должна искупить грех.

Приближается осень, мы строим планы о возвращении в Нью-Йорк, и я благодарю Бога, что скоро оставлю остров Маунт-Десерт [16]  . Как близко, как опасно близко я подошла за прошедшие дни к нарушению брачных обетов.

И все же я глубоко опечалена.

На следующей неделе мы уезжаем. Я никогда больше не увижу Кристиана. Именно так и должно быть. Но глубоко внутри я знаю, что душу отдала бы за одну ночь, даже за один час в его руках. Мечты о том, как это могло бы быть, завладевают мной. С ним наконец я познала бы страсть, и любовь, и даже смех. С ним это была бы не просто обязанность, холод, молчание и быстрое завершение.

Я молюсь, чтобы получить прощение за прелюбодеяние, совершенное в собственном сердце.

Совесть убедила меня держаться подальше от утесов. И я стараюсь. Попыталась стать еще более терпеливой, любящей и понимающей женой для Фергуса. Я делаю все, о чем он просит меня. По его требованию приношу чай для нескольких гостей. Мы ходим в театр, на бесчисленные званые ужины. Я слушаю, пока моя голова не начинает пульсировать, рассуждения о бизнесе, о моде, и о возможности войны. Улыбка никогда не сходит с лица, потому что Фергус предпочитает, чтобы я всегда выглядела довольной. И поскольку ему очень нравится, я надеваю изумруды, когда мы выходим по вечерам.

Они — моя епитимья, напоминание, что грех — не всегда в поступках, но бывает и в сердце.

Я сижу сейчас здесь, в моей башне, и пишу. Внизу скалы, утесы, где рисует Кристиан. Куда я крадусь из дома, как вертихвостка-горничная. Это мой позор. Мое искушение. Даже теперь я смотрю вниз и вижу его. Он сидит у моря и ждет меня.

Мы никогда не прикасались друг к другу, ни разу, хотя боль терзает нас обоих. Я уже поняла, сколько страсти может содержаться в тишине, в долгих встревоженных взглядах.

Я не пойду к нему сегодня, просто буду сидеть здесь и наблюдать за ним. Когда почувствую, что обрела силу, то спущусь к нему только для того, чтобы попрощаться и пожелать всего хорошего.

А потом стану переживать долгую зиму, которая ожидает меня, и мучиться вопросом, будет ли он здесь следующим летом.

1 — Маунт-Десерт (англ. Mount Desert Island) — остров в заливе Мэн, второй по величине на восточном побережье США после Лонг-Айленда.

— Бумаги, которые вы просили, мистер Сент-Джеймс.

Не обращая внимания на вошедшую секретаршу, Трент продолжал пристально вглядываться вдаль. Эту привычку он приобрел с момента возвращения в Бостон три недели назад. Через широкое тонированное окно он мог видеть шумящий внизу город. Башни из стекла и стали блестели рядом с изящными каменными особняками в архитектурной сборной солянке. Напряженное дорожное движение переплеталось и гудело на улицах. В головных повязках и красочных спортивных шортах бегуны передвигались по дорожкам возле реки. Сама река струилась вместе с лодками и катерами, теплый весенний бриз раздувал паруса.

— Мистер Сент-Джеймс?

— Да?

Он оглянулся и заметил секретаря.

— Я принесла вам бумаги, которые вы просили.

— Спасибо, Анжела. — По старой привычке он посмотрел на часы. В голову пришла мучительная мысль, что он редко вспоминал о времени, когда был с Кики. — Уже шестой час. Вы должны идти домой к семье.

Анжела заколебалась. Она работала на Трентона шесть лет. И только в последний месяц он начал обращаться к ней по имени и расспрашивать о семье. Днем раньше он фактически сделал комплимент ее платью. Такие изменения в нем встревожили всех сотрудников. Как его секретарь она чувствовала себя обязанной выяснить причину перемен.

— Могу я поговорить с вами минутку?

— Хорошо. Не хотите присесть?

— Нет, сэр. Надеюсь, вы не сочтете разговор неуместным, мистер Сент-Джеймс, но я хотела бы узнать, хорошо ли вы себя чувствуете.

Призрак улыбки заиграл вокруг его рта.

— Разве я плохо выгляжу?

— О нет, конечно. Возможно, слегка утомленным. Просто с тех пор, как вы вернулись из Бар-Харбора, вы кажетесь рассеянным и вообще каким-то другим.

— Можно сказать, и рассеянным. Я действительно изменился, и, отвечая на ваш первый вопрос, скажу: нет, не думаю, что у меня все хорошо.

— Мистер Сент-Джеймс, если есть что-нибудь, что я могу сделать…

Изучая ее, Трент присел на край стола. Он нанял ее, потому что она была проворным и эффективным работником. Потом вспомнил, что едва не уволил, узнав, что у нее двое маленьких детей. Он волновался, что она не сможет выполнять свои обязанности, но все-таки оставил, решив дать ей шанс. Она действительно работала очень хорошо.

— Анжела, как давно вы замужем?

— Замужем? — Она удивленно моргнула. — Десять лет.

— Счастливо?

— Да, Джо и я счастливы.

Джо, подумал он. Он даже не знал имя ее мужа. Не потрудился узнать.

— Почему?

— Что — почему, сэр?

— Почему вы счастливы?

— Я… Думаю потому, что любим друг друга.

Он кивнул и махнул рукой, как бы побуждая продолжать.

— И этого достаточно?

— Любовь, конечно, помогает переживать какие-то трудные моменты. — Она слегка улыбнулась, размышляя о своем Джо. — Бывали нелегкие дни, но один из нас всегда мог перешагнуть через обиды.

— Значит, вы считаете себя командой. Очевидно, у вас много общего?

— Ну, не знаю… Джо любит футбол, я его ненавижу. Он любит джаз, я его не понимаю.

Потом, позже, ей пришло в голову, что впервые с тех пор, как поступила на эту должность, она чувствовала себя совершенно непринужденно с Трентом.

— Иногда мне хочется заткнуть уши затычками на все выходные. Но всякий раз, когда я испытываю желание послать его куда подальше, то думаю о том, чем станет моя жизнь без него. И мне совсем не нравится то, что я представляю себе. — Анжела рискнула подойти к шефу ближе. — Мистер Сент-Джеймс, если говорить о Марии Монтбланк, вышедшей замуж на прошлой неделе, ну, в общем, я просто хочу сказать, что, возможно, вам повезло.