Она только подняла бровь, слишком разъяренная, чтобы увидеть, что собственные слова заставили его онеметь.

— А теперь, полагаю, я должна быть польщена.

— Вы можете полагать все, что угодно. Я лишь пытаюсь изложить факты.

— Это я изложу вам кое-какие факты. — Кики толкнула его рукой в грудь. — Ты увлечен не мной, ты увлечен образом безупречного и завидного Трентона Cент-Джеймса III. Фантазии моей тети, как ты их называешь, проистекают из ее замечательного любящего сердца. То есть, именно того, что, ручаюсь, ты просто не сможешь понять. И я настолько интересуюсь тобой, что не подумаю провести рядом и пяти минут, а не то что оставшуюся часть моей жизни. Ты можешь покончить с моим домом, но не со мной, приятель. — Она сумела задать ему жару и чувствовала себя превосходно. — Если бы ты даже приполз ко мне на коленях с бриллиантом, таким же большим, как мой кулак в твоих зубах, я рассмеялась бы тебе в лицо. Вот тебе факты. Уверена, выход найдешь сам.

Она повернулась и вышла в коридор. Трент вздрогнул, когда захлопнулась дверь.

— Хорошо, — пробормотал он, прижимая пальцы к глазам. — Мы, безусловно, все выяснили.

Невыносимый. Абсолютно точное слово, чтобы описать его, решила Кики, и оно преследовало ее всю оставшуюся часть дня.

К тому времени, как она добралась домой, все уже улеглись спать. Она услышала едва доносившиеся нежные и знакомые звуки фортепьяно из музыкальной комнаты. Развернувшись от лестницы, девушка последовала за музыкой.

Конечно, там была Сюзанна, сидевшая за прекрасным старинным спинетом [8]. Она единственная брала уроки и демонстрировала настоящий талант. Аманда слишком нетерпелива, Лила — слишком ленива. А Кики… Она посмотрела на свои руки. Ее пальцы чувствовали себя более привычно в машинном масле, чем на клавишах.

Тем не менее она любила слушать. Не было ничего, что успокаивало или заколдовывало больше, чем музыка.

Сюзанна, заблудившаяся в закоулках собственного сердца, слегка вздохнула, когда замерли последние звуки.

— Красиво. — Кики подошла, чтобы поцеловать волосы сестры. — Я вся грязная.

— Не с того места, где я сижу. — Улыбаясь, Сюзанна повернулась, гладя руку сестры, и наткнулась на бинт. — О, Кики, что случилось?

— Просто поцарапала пальцы.

— Ты хорошо все промыла? Когда в последний раз ты делала укол от столбняка?

— Притормози, мамуля. Ранка чиста, как свисток, укол от столбняка я делала полгода назад. — Кики села на скамью и оглядела комнату. — Где все?

— Дети быстро заснули… я надеюсь. Пошевели пальцами.

Кики вздохнула и подчинилась.

Довольно кивнув, Сюзанна продолжила:

— Лила ушла на свидание. Мэнди просматривает бухгалтерские книги и что-то еще. Тетя Коко поднялась к себе час назад, чтобы принять пенистую ванну и положить огуречные ломтики на глаза.

— А этот?

— Думаю, уже в кровати. Ведь почти полночь.

— Да? — Потом Кики улыбнулась. — Ты ждала меня.

— Нет. — Пойманная с поличным, Сюзанна засмеялась. — Точно. Починила грузовик Фини?

— У него снова не горели фары. — Кики широко зевнула. — Подозреваю, что он делает это нарочно только для того, чтобы я пришла и перезарядила батареи. — Она потянулась руками вверх. — Он угощал меня омарами и вином из одуванчиков.

— Если бы он по возрасту не годился тебе в дедушки, я бы подумала, что он без памяти влюблен в тебя.

— Так и есть. И это взаимно. Так, я что-нибудь здесь пропустила?

— Тетя хочет провести séance [9]

— О, нет.

Сюзанна слегка пробежалась пальцами по клавишам, импровизируя.

— Завтра ночью, сразу после ужина. Она настаивает, что прабабушка Бьянка хочет нам что-то сообщить… и Тренту тоже.

— А он-то какое отношение имеет ко всему этому?

Сюзанна погладила руку Кики.

— Если мы решим продать ему дом, он в какой-то мере унаследует и ее.

— Что мы собираемся делать, Сюзанна?

— Возможно, именно это мы и должны сделать.

Кики встала, поиграла с кисточками торшера.

— Мой бизнес приносит довольно хороший доход. Я могла бы получить под него ссуду.

— Нет.

— Но…

— Нет, — повторила Сюзанна. — Ты не станешь рисковать своим будущим ради прошлого.

— Но это и мое будущее.

— А это наше прошлое.

Сюзанна тоже поднялась. Когда такой свет загорался в ее глазах, даже Кики понимала, что лучше не спорить.

— Я знаю, как много значит для тебя этот дом, да и для всех нас. Возвращение сюда после Бакса… после того, как наш брак развалился, — осторожно промолвила Сюзанна, — помогло мне придти в норму. Каждый раз, когда я вижу, как Алекс или Дженни скатываются с перил, я вспоминаю саму себя. Я вижу, как мама сидит за фортепьяно, слышу папу, рассказывающего истории перед камином.

— Тогда как ты можешь даже думать о продаже?

— Потому что я научилась смотреть фактам в лицо, даже неприятным.

Она поднесла руку к щеке сестры. Только пять лет разделяли их. Но иногда Сюзанна чувствовала, что все пятьдесят.

— Иногда что-то случается с тобой или вокруг тебя, с чем ты не можешь справиться. И когда это случается, ты выбираешь самое важное в своей жизни и продолжаешь жить.

— Но дом важен.

— Скажи честно, как ты думаешь, сколько еще мы сможем продержаться?

— Мы можем продать литографии [10],  лиможский фарфор, несколько других вещей.

— И просто оттянуть несчастье. — Сюзанна слишком много и слишком хорошо знала об этом. — Раз пришло время расстаться с домом, думаю, мы должны расстаться, сохранив хотя бы немного достоинства.

— Значит, ты уже все решила.

— Нет. — Сюзанна вздохнула и снова села. — Каждый раз, когда я считаю, что все решила, начинаю думать по-другому. Перед ужином мы с детьми пошли к утесам. — Она мечтательными глазами смотрела сквозь затемненное окно. — Когда я стою там, глядя на залив, то чувствую что-то настолько невероятное, что останавливается сердце, и я не знаю, как правильно поступить, Кики, не знаю, как лучше. Но боюсь, что понимаю, что должно быть сделано.

— Это ранит.

— Знаю. — Кики села рядом с ней и положила голову на плечо Сюзанны. — Может, случится чудо.

Трент наблюдал за ними из темного коридора и очень жалел, что подслушал их разговор. Жалел, что встревожился. Но это случилось, и по причинам, которые не хотел анализировать, он действительно встревожился. Тихо Сент-Джеймс пошел назад вверх по лестнице.

— Дети, — сказала Коко, уверенная, что находится на грани безумия, — почему бы вам не почитать хорошую книгу?

— Я хочу играть в войну. — Алекс размахивал воображаемой саблей по воздуху. — Смерть последнему врагу.

«И этому ребенку только шесть, — подумала Коко. — Кем он станет через десять лет?».

— Цветные карандаши, — с надеждой предложила она, проклиная дождливые субботние дни. — Почему бы вам обоим не нарисовать красивые картинки? Мы можем повесить их на холодильник, как на художественной выставке.

— Детское занятие, — ответила Дженни, пятилетний циник. Она подняла невидимую лазерную винтовку и выстрелила. — Бабах! Ты убит, Алекс, и полностью расщеплен.

— Расщеплен манекен, а совсем не я. Я окружил себя силовым полем.

— Ага, как же.

Они посмотрели в глаза друг другу с взаимной неприязнью, которую могут чувствовать дети, сидя дома взаперти. Заключив молчаливое соглашение, они переключились на рукопашный бой. Пока сорванцы боролись на потрепанном обюссонском ковре [11] , Коко возвела пристальный взгляд к потолку.

По крайней мере, битва происходила в комнате Алекса, так что большой ущерб не может быть нанесен. Мелькнула соблазнительная мысль выйти и закрыть дверь, чтобы оставить их разбираться друг с другом, но в конце концов она несет за них ответственность.