Острый серп Юпитера вставал перед двумя кораблями, мчавшимися навстречу ему по параллельным орбитам.

Как только люк закрылся, Курноу и Макс поменялись ролями. Теперь уже Курноу чувствовал себя как дома, Браиловский же очутился в чужой стихии: его угнетала теснота туннелей и внутренних переходов. Разумеется, планировку «Дискавери» он знал, но лишь по чертежам и рисункам. В то время как Курноу несколько месяцев работал внутри еще не законченного «Дискавери–2» и ориентировался в нем буквально с закрытыми глазами.

Они пробирались вперед с трудом — корабль создавался для невесомости, а его неуправляемое вращение приводило к тяжести, хотя и слабой, но направленной всегда в самую неудобную сторону.

— Первое, что надо сделать, — буркнул Курноу, свалившись, словно в колодец, в очередной коридор и лишь через несколько метров за что — то ухватившись, — это остановить чертово вращение. Но нужна энергия. Надеюсь, Дэйв Боумен все обесточил, прежде чем навсегда покинуть корабль.

— Навсегда? А если он собирался вернуться?

— Не исключено. Но вряд ли мы это узнаем — даже если знал он сам.

Они достигли «Горохового стручка» — бортового космического гаража. Когда — то здесь помещались три «горошины» — три одноместные сферические капсулы для работы в открытом космосе. На месте оставалась только одна. Первая пропала после гибели Фрэнка Пула. Вторая находилась сейчас с Дэйвом Боуменом, где бы тот ни был.

На вешалках висели два скафандра без шлемов, неприятно похожие на обезглавленные тела. Не требовалось особого воображения — а оно у Браиловского работало сейчас сверх меры, — чтобы наполнить корабль целым зверинцем зловещих обитателей.

Курноу, естественно, не мог упустить удобного случая.

— Макс, — произнес он совершенно серьезно, — что бы ни произошло, умоляю: не гоняйтесь за корабельным котом.

Браиловскому стало не по себе. Он едва не ответил:

«Зря вы вспомнили об этом», — но сдержался. Не стоило обнаруживать слабость. Он сказал:

— Хотел бы я знать, кто подсунул нам этот жуткий фильм.

— Наверняка Катерина, — предположил Курноу. — Чтобы испытать нашу психическую устойчивость. Неделю назад, по — моему, он показался вам очень смешным.

Браиловский промолчал — Курноу был прав. Но одно дело теплая светлая кают — компания «Леонова», и совсем другое — ледяное темное чрево мертвого корабля, населенного привидениями. Даже самый несуеверный человек легко вообразил бы здесь неумолимого чужака, рыскающего по коридорам в поисках очередной жертвы…

«Все ты, бабушка, виновата, — подумал Макс. — Прости, родная, пусть земля сибирская будет тебе пухом.

Но виновата ты и те страшные сказки, которыми ты забила мне голову. До сих пор, стоит закрыть глаза, и я ясно вижу избушку на курьих ножках посреди лесной глухомани…

Но стоп. Я — способный молодой инженер. Передо мной самая сложная в моей жизни техническая задача. И моему американскому другу совсем необязательно знать, что иногда я просто испуганный мальчик…»

Его раздражали шумы: их было слишком много. Такие слабые, что лишь опытный космонавт различил бы их в шорохе собственного скафандра. Но Максу Браиловскому, привыкшему работать в мире полного безмолвия, они действовали на нервы, хотя он и знал, что все эти скрипы и трески вызваны перепадом температур: корабль вращался, будто жаркое на вертеле. Несмотря на удаленность от Солнца, разница температур на свету и в тени была значительной.

Даже привычный скафандр стал неудобен — снаружи появилось давление. Силы, действующие на сочленения, слегка изменились, и трудно стало рассчитывать движения. «Ты новичок, — сердито напомнил он себе, — придется всему учиться сначала. И пора сменить настроение, сделать что-нибудь этакое…»

— Уолтер, — сказал он. — Я хочу глотнуть здешнего воздуха.

— Что ж, давление в порядке. Температура… ого, сто пять ниже нуля!

— Да, бодрящий сибирский мороз. Но воздух в моем скафандре остынет не сразу.

— Тогда валяйте. А можно, я посвечу на ваше лицо? Чтобы не пропустить момент, когда оно посинеет… И говорите что-нибудь.

Браиловский поднял прозрачное забрало шлема и вздрогнул: казалось, невидимые ледяные пальцы впились в щеки. Он осторожно потянул воздух, затем вдохнул глубже.

— Холодно… Но до легких пока не дошло. И странный запах. Затхлый, гнилой… будто что — то… О нет!

Сильно побледнев, Браиловский захлопнул забрало.

— В чем дело, Макс? — спросил Курноу с внезапной и на этот раз неподдельной тревогой. Браиловский не ответил; казалось, его вот — вот стошнит. В скафандре это грозная, иногда смертельная, опасность.

После некоторого молчания Курноу сказал:

— Я понял, но вы наверняка ошибаетесь. Пул, как мы знаем, остался в космосе. Боумен доложил, что… отправил за борт остальных. Тех, кто умер в анабиозе. Несомненно, он так и сделал. Здесь пусто. К тому же холодно. — Курноу чуть не добавил: «Как в морге», — но сдержался.

— Предположим, — тихо сказал Браиловский, — что Боумену удалось вернуться и он умер здесь…

Последовала еще более долгая пауза; затем Курноу медленно, но решительно открыл собственное забрало. Он содрогнулся, когда морозный воздух ожег ему легкие, потом с отвращением сморщил нос.

— Теперь я вас понимаю. Но не стоит давать волю воображению. Десять против одного, что воняет со склада. Видимо, прежде чем корабль промерз насквозь, испортилось какое — нибудь мясо. Боумену некогда было заниматься хозяйством. Я бывал в холостяцких квартирах, где пахло не лучше.

— Вероятно, вы правы.

— Разумеется, прав. А если и нет — какая разница, черт возьми? Мы на работе, Макс. И если Дэйв Боумен еще здесь, это уже не наша забота. Верно, Катерина?

Борт врач не ответила: они забрались слишком далеко внутрь корабля, радиоволны не доходили сюда. Они были отрезаны от остальных, но настроение у Макса уже улучшилось. Уолтер был надежным напарником, хотя и казался иногда легкомысленным. Зато он отличный специалист — а если нужно, тверд как кремень.

Вдвоем они вернут «Дискавери» к жизни — и, возможно, к Земле.

Восторженный вопль сотряс стены «Леонова», когда «Дискавери», как новогоднюю елку, украсили разноцветные навигационные огни; наверно, он был слышен даже в пустоте, которая разделяла корабли. Но огни быстро погасли.

С полчаса «Дискавери» не подавал признаков жизни: затем в иллюминаторах командного отсека замелькали красные отсветы аварийного освещения. Спустя несколько минут за пленкой серной пыли появились неясные силуэты Курноу и Браиловского.

— Макс! Уолтер! Вы нас слышите? — позвала Таня Орлова. Оба помахали в ответ, но этим и ограничились. Видимо, у них не было времени на разговоры; зрителям у иллюминаторов пришлось набраться терпения и следить, как зажигаются и гаснут огни, отворяются и захлопываются люки «горохового стручка», медленно поворачивается чаша главной антенны…

— Алло, «Леонов»! — послышался наконец голос Курноу. — Простите, что с запозданием, но нам было некогда.

Вот первые впечатления. Корабль в лучшем состоянии, чем я предполагал. Корпус цел, утечка воздуха ничтожна — давление восемьдесят пять процентов от номинала. Воздух пригоден для дыхания, но его нужно будет сменить. Воняет, как на помойке.

С энергией полный порядок. Главный реактор стабилен, батареи в хорошем состоянии. Почти все обесточено — то ли Боумен догадался, то ли предохранители сработали сами. Так что оборудование не пострадало. Но придется все хорошенько проверить, прежде чем врубать на полную катушку.

— Сколько времени на это уйдет? Хотя бы на основное — двигатели, жизнеобеспечение?

— Трудно сказать, шкип. Когда мы должны упасть?

— Через десять дней, по последним оценкам. Но все может измениться в любую минуту — и в любую сторону.

— Ну, а мы, думаю, управимся за неделю. Вытащим корабль из этой чертовой дыры.