Перкар искал ответ, но язык его казался неуклюжим и неспособным отразить словесное нападение Ворона.

– Ты все переиначиваешь… – начал он, но Чернобог покачал головой.

– Погоди, – продолжал он, – есть ведь еще преступления, которых ты не назвал. Позволь мне сделать это за тебя. Я дал тебе возможность выжить после того, как с тобой расправилась Охотница. Я оставил тебя среди павших, чтобы Харка излечил твои раны. Я дал тебе лодку, чтобы ты мог отправиться по водам Изменчивого, хотя рисковал при этом благосклонностью и бога-Реки, и собственного господина, да и жизнью тоже. Я уговорил и подкупил Братца Коня, чтобы он помог Нгангате найти тебя, и сообщил ему, где и когда тебя искать. Да и вот только что я прикончил лучника, который мог застрелить твоего друга. Убьешь ли ты меня и за эти преступления тоже, или сначала убьешь, а потом поблагодаришь – если рассматривать мои деяния в том порядке, как я их перечислил?

Карак полуприкрыл глаза, и в этот момент, хоть и сохранял человеческий облик, стал очень похож на птицу.

– И если уж ты не собираешься поблагодарить меня, – бросил он, – неужели тебе совсем не интересно узнать, почему мне вздумалось следовать за каким-то глупым человечишкой через полмира, чтобы помочь ему? Неужели даже это не удивляет тебя, Перкар? Если так, ты просто болван. Давай, нанеси мне удар своим мечом, и мы посмотрим, кто сильнее, Харка или я.

«Ответ на этот вопрос мне и так известен, – сказал Харка. – Убери меня в ножны, идиот».

Перкар не обратил внимания на слова меча.

– Ну так скажи мне. Объясни, почему ты все это делал.

– Может быть, и расскажу, – голос бога-Ворона снова стал мягким, – когда ты уберешь оружие, Перкар. Может быть, я даже научу тебя, как все исправить. Все, все исправить.

– Ты имеешь в виду войну с менгами? И мой народ?

– И это тоже. Все.

Стиснув зубы, Перкар медленно и неохотно убрал Харку в ножны. Лук Нгангаты скрипнул, когда тот ослабил тетиву.

– Разбивайте лагерь, – распорядился Карак. – Я схожу за своим конем.

– В опасные игры ты играешь, – сказал Нгангата, когда Чернобог двинулся туда, откуда пришел.

– Это не игра, Нгангата. Ты же знаешь.

– Знаю.

– И не забывай свой собственный совет, друг мой, – сказал Перкар.

– Какой совет?

– Насчет героев. Мои сражения – не твои сражения. Когда я испытываю судьбу, тебе следует уйти.

– Верно, – согласился Нгангата. – Следует. Но пока тебе не вздумалось испытывать судьбу снова, не соберешь ли ты дров для костра? Я тем временем выясню, жив ли еще наш друг. – Он показал на скорчившегося воина-менга.

– Что нам с ним делать? – пробормотал Перкар.

– Это зависит от многого. Но сначала нужно узнать, почему они на нас напали.

– Может быть, им известно, что мой и их народы воюют. Может быть, они просто хотели украсить нашими скальпами свои екты.

– Может быть, – согласился Нгангата. – Но разве ты не слышал, что они вопили, нападая на нас?

– Я вообще не помню никаких воплей.

– Они называли нас «шез». Шез – демоны, приносящие болезнь. Это не просто обычное оскорбление.

– Ох… – Перкар смотрел, как Нгангата опустился на колени рядом с раненым. Воин был жив, хотя дыхание его стало еле заметным. Перкар вернулся на берег речки в поисках сушняка, стараясь не дать чувствам заглушить голос рассудка. Что может Карак – или Чернобог, каково бы ни было его истинное имя, – предложить, чтобы все поправить? Ворон был красноречив и умен, способен даже абсурдные вещи заставить казаться реальными. Но было в его словах что-то, что прозвучало неоспоримой правдой. С чего бы Караку заботиться о нем, Перкаре? Ворон изменил его судьбу – по крайней мере дал ему средства для того, чтобы самому изменить ее и следовать по определенному пути. Почему бог питает к нему такой интерес?

Перкар оглянулся и увидел, что Ворон ведет коня туда, где Нгангата все еще осматривал раненого. Перкар двинулся дальше в чащу деревьев, стараясь припомнить, пока собирал дрова, все, что знает о Караке.

Нгангата указал ему на то, что Карак – одно из воплощений Владыки Леса. Владыка Леса представал и в других воплощениях – Охотницы, например, или того огромного одноглазого существа, которое вело переговоры с Капакой, – но Карак казался наиболее странной, наиболее своевольной из этих аватар. И о самом Караке говорили как о двойственном божестве – Во роне и Воро не. Ворона была алчной, злопамятной обманщицей, наслаждающейся причиненными страданиями. Ворон же… В песнях Ворон представал великим богом, который в изначальные времена придал миру его теперешний вид. Некоторые говорили, что это он добыл грязь из-под вод – ту грязь, из которой и был создан мир. Другие утверждали, что Ворон похитил солнце у могущественного демона и отправил его сиять в небесах. Перкар не особенно прислушивался ко всем этим сказаниям; деяния бога-Ворона, столь далекие и во времени, и в пространстве, никогда не казались его соплеменникам такими же важными, как отношения с богами, которых они знали, – теми, что жили на пастбищах, в полях, в лесу, и уж конечно, в речке.

И вот теперь он будет сидеть у костра с богом, который, возможно, создал мир, а вспомнить, какие истории о нем правдивы, а какие только и рассказывают, чтобы развлечь детишек долгими зимними вечерами, никак не удается.

– Расскажи мне про Карака, Харка, – попросил Перкар. «Про Карака или про Чернобога?»

– Разве это не одно и то же?

«По большей части. Но разные имена всегда связаны с различиями».

– Он в самом деле создал мир?

«Я при этом не присутствовал».

– Не уклоняйся от ответа.

«Мир никто не создал. Но я думаю, что Ворон и в самом деле создал сушу».

– Не могу в такое поверить.

«Почему это так важно? Какое отношение это имеет к настоящему?»

Перкар вздохнул:

– Не знаю. Просто мне… Что ему от меня нужно?

«Думаю, он сам скоро тебе расскажет, – ответил Харка. – Только будь внимателен. Запоминай все, что он будет говорить, чтобы потом обдумать. Благодаря Ворону случаются разные события. Он – хитрость Владыки Леса, его разум, его рука. Он творит и разрушает. Ворона всегда норовит исказить приказы Владыки Леса, превратить их во что-то другое, и даже когда Ворона и Ворон согласны друг с другом, Ворона действует предательством, обманом, крючкотворством. Однако, как говорят, если ты слушаешь внимательно – очень внимательно, – то можешь услышать подсказку Ворона, как провести Ворону».

– В этом же нет смысла!

«Очень даже есть. Тебе самому случалось так поступать – придумывать оправдания действиям, которые, как тебе было известно, совершать не следовало. Вот, например, когда ты должен был пересчитать коров – отец велел тебе это сделать, – ты находил себе всякие дела, так что на коров времени уже не оставалось».

– Это же совсем разные вещи, – пробормотал Перкар с сомнением. – Но я обдумаю твои слова.

К этому времени он уже набрал охапку хвороста и, хоть опасения и не оставили его, повернул туда, где ждали Нгангата и Карак.

Перкар молча разжег костер; Нгангата тем временем занялся шатром. Менгский воин пришел в себя и теперь смотрел на них со смесью обреченности и вялой враждебности, Карак просто сидел рядом, наблюдая за людьми. Перкар решил, что если бог и заговорит, то сам выберет момент для разговора; уж он, во всяком случае, просить об этом не станет.

– Как тебя зовут? – поинтересовался юноша, обращаясь к воину.

Менг прищурился:

– Ты мне не друг и не родич.

– Так я и не спрашиваю твое имя, – настаивал Перкар. – Нужно же как-то к тебе обращаться.

Человек мрачно смотрел на него еще секунду.

– Дай мне напиться, и я скажу тебе, как меня называть.

Перкар молча протянул ему мех с водой. Воин жадно напился.

– Нога болит? – спросил Перкар.

– Болит. – Воин сделал еще глоток, потом кинул мех Перкару; тот ловко его поймал.

– Можешь звать меня Удачливый Вор.