Затем однажды утром она проснулась и обнаружила, что лихорадка прошла, и она больше не обливалась потом, как это обычно было. Когда она подняла голову, чтобы осмотреться вокруг, боль тоже исчезла, и в ее теле была блаженная легкость.

В этот день ей удалось немного поесть, и в результате она почувствовала себя лучше, но когда она увидела свое отражение в зеркале в ванной, то из-за происшедших с ней перемен пришла в ужас. Казалось, что плоть отпадала от ее тела, и лицо казалось худым и бледным. Могла ли она действительно так сильно измениться за такое короткое время? Это было невероятно. Но доктор Мэнли отклонил ее возражения, когда она попыталась сказать ему о своем удивлении, просто формально уверив ее, что ей сильно повезло, что она осталась жива, и что скоро к ней вернется ее сила и восстановится цвет лица.

После этого ее состояние улучшалось с каждым днем, она каждый раз понемногу больше ела и в целом старалась интересоваться окружающим миром. Некоторые из медсестер, с которыми она была и приятельских отношениях, приходили к ней, и она ждала случая с ними поболтать. Это уводило ее от мыслей о других проблемах.

К концу второй недели с ней пришел попадаться Пол. Он принес ей невероятный букет роз, и ее сиделка смотрела на них с восторгом.

— Розы в декабре, — тихо заметила она. — Как ты счастлива!

К облегчению Ребекки, Пол не упоминал о своих собственных делах. Он говорил о ее болезни и о том шоке, в который это их всех повергло, и, удерживая беседу в непринужденном русле, он казался ей менее настойчивым, чем она помнила.

После его ухода ее медсестра вернулась с розами, поставленными в воду.

— Разве они не прекрасны! — воскликнула она, улыбаясь Ребекке. — Я не знала, что ты знакома с Полом Виктором.

Ребекка вздохнула.

— О да. Я, ну, пару раз гуляла с ним.

— О, правда? — Девушка подняла брови, — А теперь?

— Я думаю, что все в прошлом, — сказала Ребекка, тщательно выравнивая покрывало кровати, — А что?

Молодая девушка хихикнула.

— А он, похоже, иного мнения.

Ребекка тоже улыбнулась.

— Знаешь, мы были просто друзьями.

— О, тогда все в порядке. Я просто случайно узнала, что он гулял с моей подругой как-то вечером пару дней назад.

Ребекка подняла брови, удивленная тем, что её не огорчили слова девушки. До этого времени она думала, что он был слишком увлечен ею. Она вздохнула. Ясно, что она была слишком переполнена мыслью о своей собственной значимости. И к тому же это было облегчением знать, что ей не придется больше испытывать перед ним чувство вины, и облегчением, что можно окончательно порвать все нити, связывающие с семьей Сент-Клеров…

Прошло четыре недели, пока ей не разрешили пойти домой. Была уже середина декабря. Дни становились холоднее, и, когда она вернулась, квартира казалась пустой и лишенной человеческого присутствия. Сосед этажом ниже побеспокоился о том, чтобы включить у нее отопление, и из радиаторов исходило радушное тепло. Она купила по дороге домой немного еды, и когда кастрюли закипела на плите и чайник весело засвистел, она почувствовала себя более расслабленной. Было бы глупо так плохо себя чувствовать хотя бы потому, что она уже пришла домой. О Боже, она не хотела тогда идти в госпиталь, не так ли? И еще. Чем скорее она вернется на работу, тем лучше.

В середине вечера, когда она смотрела телевизор, в дверь позвонили. Ребекка вздохнула и неохотно поднялась. Непривычное усилие по приготовлению собственного ужина утомило ее сильнее, чем она ожидала, и она надеялась, что если это ее сосед снизу, то ей не придется долго стоять.

Однако когда она открыла дверь, то на пороге увидела странного человека.

Ребекка отошла назад и встала, с беспокойством держа дверь. Кем бы он мог быть и знал ли он, что она здесь одна? Неожиданно у нее появилась надежда, что появится сосед снизу.

— Мисс Линдсей? — спросил мужчина. Он был высоким и худым и носил очки в роговой оправе. — Мисс Ребекка Линдсей?

— Да, — неохотно подтвердила Ребекка. — Кто… кто вы?

— Вот моя визитная карточка, мисс Линдсей. Мужчина достал узкую полоску бумаги, — Мистер Сент-Клер послал меня…

— Мистер Сент-Клер! — Ребекка с любопытством посмотрела вниз на карточку. Там было просто написано:

Она взглянула вверх на мужчину, и затем ее замешательство превратилось в негодование и ярость. Итак, он за ней вел слежку! Он спрашивал ее в Сан-Суси, знала ли она, кто такой был Халлидей? И теперь она узнала. Она смотрела на мужчину глазами, которые вдруг наполнились слезами. Как он мог?! Как он осмелился вести за ней слежку, подобно тем созданиям, которые, как он думал, были неподходящими для отношений с его сыном!

— Убирайтесь! — закричала она в слепой ярости. — Убирайтесь! Я не хочу с вами говорить! Я не стану с вами говорить.

Она бросила полоску визитки ему в лицо и хотела захлопнуть дверь.

— Мисс Линдсей, подождите, вы не поняли…

— О да, я поняла. Убирайтесь! Убирайтесь, пока я не вызвала полицию и вас не забрали отсюда!

Сильным рывком она захлопнула дверь перед его лицом и закрыла ее на засов и цепочку, а затем повернула ключ в замке. Она слышала, как он стучал в дверь, прося ее открыть, говоря, что ему просто надо было ей что-то сказать, что-то срочное, но она не слушала. Она оставила дверь и прошла в комнату, усилив звук телевизора, чтобы он его услышал и понял: что бы он ни говорил — это было пустой тратой времени.

Через некоторое время он ушел, и она снова уменьшила звук телевизора и обнаружила, что дрожит. Она чувствовала негодование и была несчастной. Как мог Пьер так с ней поступить? Чего он боялся? Какие тайны пытался он раскопать? Наверное, он понимал, что Пол должен был, почти обязан был устать от отношений с женщиной, которая могла дать ему так мало. Или он этого не знал? Она уже ничего не понимала…

Она ссутулила плечи и попыталась отвлечься на пьесу, которую смотрела по телевизору, но мысли не давали ей покоя, и она вообще не могла понять, что происходило. Если Пьер зашел так далеко, что прислал к ней частного сыщика, то к этому времени он должен был все знать о ней. Он должен был знать о Шейле и Питере Фельдмане, например, если ему еще не была предоставлена искаженная версия Адель, то казалось очевидным, что Шейла была доверенным лицом другой женщины, и было что-то, что они могли легко представить на свой лад. Может быть, это была еще одна причина того, за что он, похоже, так ее презирал.

Она, шатаясь, поднялась. Если она продолжит так думать, то сойдет с ума. Она вышла на кухню и начала готовить кофе. Завтра она пойдет, и повстречается со смотрительницей, и спросит её, как скоро сможет вернуться в госпиталь. Только в работе, утомляя свое тело до изнеможения, сможет она получить хоть какое-то душевное облегчение.

Когда на следующий день Ребекка пришла поговорить со смотрительницей, она испытала еще одно разочарование. Смотрительница была доброй и вежливой, но вместе с тем строгой.

— Моя дорогая девочка, — сказала она, положив локти на стол и наклонившись вперед к Ребекке, — ты только что выздоровела от особого вирулентного приступа пневмонии. Я могла бы, вероятно, снова взять тебя сюда, пока ты полностью не восстановишься. Мой лучший тебе совет — подождать до Нового года, сделай перерыв, приходи и снова поговоришь со мной в конце января.

Ребекка недоуменно смотрела на нее.

— В конце января? — тихо повторила она.

— Да, самое раннее. Если бы был рал ар лета, то я предложила бы тебе провести месяц на море и затем постепенно вернуться к работе, но такая погода для тебя очень плоха, и если честно, то я боюсь, что ты, если перенапряжешь свои силы сейчас, сляжешь. — Она вздохнула, увидев угнетенное лицо Ребекки. — Моя дорогая девочка, я не делаю этого со зла, Я просто хочу, чтобы ты до возвращения была в полном порядке.