Перегрин видел каирских танцовщиц. Даже находясь на публике и будучи полностью одетыми, они двигались так, что наводили на непристойные мысли. На частных приемах они заходили еще дальше, временами оголяя свою грудь и живот или танцуя в одном лишь поясе или повязке с бахромой. Несмотря на то что движения их удивительно гибких тел были полны соблазна, Лайл удерживал голову на плечах.

Оливия стояла перед ним, сердясь и не пытаясь его соблазнять. Строго говоря, одежда закрывала ее тело с головы до ног… а он терял при виде ее рассудок.

Если бы Николс не подошел к двери…

— Который час? — спросил Лайл. И какой день? Он все еще видит сон?

— Половина седьмого, — ответила Оливия.

— Утра?

Она улыбнулась ослепительно и опасно.

— Если мы отправимся сейчас, то к закату приедем в Йорк.

— Отправимся? — спросил Лайл. — Сейчас?

— Мы легко обгоним почтовый дилижанс до Йорка, — сказала Оливия.

— Я спал всего три часа, — возразил он. — Что с тобой такое?

— Я бы хотела как можно скорее приехать в Горвуд, — ответила Оливия. — Чем быстрее мы доедем, тем скорее сможем завершить нашу миссию и тем скорее ты сможешь вернуться в Египет. — Она оглядела его сверху донизу. — Ты, кажется, не готов?

— Разумеется, я не готов!

— Ну что ж, — последовала еще одна ослепительная улыбка, — тогда ты приедешь в Йорк, когда сумеешь.

Она повернулась и ушла.

Лайл стоял в дверях, недоверчиво глядя, как она неторопливо уходит по коридору, покачивая бедрами. Он попятился в комнату и закрыл дверь. Спустя мгновение дверь открылась.

— Я знаю, что это, — пробормотал Лайл. — Это месть.

— Сэр! — С подносом в руках появился Николс. — Я заметил, что леди готовились к отъезду, и подумал, что вы пожелаете выпить кофе.

Йорк, в тот же вечер

Еще мальчишкой Лайл однажды видел, как на закате отправлялся в путь от «Таверны Йорка» на Сент-Хелен-сквер почтовый дилижанс.

Он сомневался, что Оливия видела это сегодня. Возможно, она со своей свитой доехала только до «Георга» на Кони-стрит. Это была большая старинная гостиница, чей причудливый островерхий фасад с необычными фигурами датировался шестнадцатым веком.

Когда Лайл прибыл на место, наступила ночь и почтовая карета давно уехала. За этот день он преодолел больше сотни миль. Он неутомимо мчался вперед, стараясь не думать о прошлой ночи, и по той же причине делал лишь короткие остановки в пути. Сейчас усталость и голод должны были отвлечь его от этих мыслей, только совесть не давала ему покоя.

Лайл устало поднялся по лестнице и прошел по коридору. Где-то вдалеке он услышал чьи-то торопливые шаги.

Оливия появилась из-за угла так быстро и стремительно, что врезалась в него. Слегка пошатнувшись от столкновения, он успел обхватить Оливию руками, чтобы удержать от падения.

— Я знал, что ты станешь по мне скучать, — проговорил Лайл.

Не самые разумные слова, и в свете того, что случилось прошлой ночью, не отпустить ее немедленно — также не самый благоразумный поступок. Но Лайл был прежде всего мужчиной, а уж потом — разумным человеком, и поэтому он поступил так, как поступил бы любой мужчина, когда в его объятиях оказалось бы это кружевное облако женственности.

Оливия была облачена в шелковое платье с огромными дутыми рукавами, украшенное сверху донизу белыми кружевами. При этом она была одета везде, кроме тех мест, которые действительно следовало бы закрыть: плечи молочной белизны и щедро выступающую из-под лифа грудь. Она была теплой и податливой, и на какой-то головокружительный миг Лайл забыл о том, что должен отпустить ее.

Оливия подняла на него томный взгляд синих глаз.

— Я ужасно по тебе скучала, — проговорила она прерывающимся голосом. — Часы тянулись, как целая вечность. Как я вынесла разлуку, не могу сказать, но это истощило последние запасы моих сил.

Оливия обмякла в его объятиях. Лайл сильно устал, и близость пышной женственной плоти превратила его в идиота, заставив ровно на три секунды поверить в то, что она в обмороке.

Потом он все-таки пришел в себя, вспомнив, что это Оливия.

— Я на лошади с самого раннего утра, — сказал он. — У меня затекли руки, как, впрочем, и все остальное, и я могу уронить тебя. Это весьма вероятно.

Оливия выпрямилась и несильно оттолкнула его. Лайл отпустил ее, сделав два шага назад.

— Дело во мне, — спросил он, — или в том, что на тебе слишком мало одежды?

— Это платье для ужина, — ответила Оливия.

— Но ты не на ужине, — возразил он. — Ты как безумная бегаешь по гостинице.

— Потому что они сбежали, — пояснила она. — Дамы. Стоило мне отвернуться, как они сбежали.

— Учитывая изматывающую поездку, которую они пережили сегодня днем, в этом нет ничего удивительного. Оливия, в самом деле, тебе ведь известно, что антиквариат нуждается в бережном обращении.

— Они не антиквариат! — возразила она. — Это две проказливые женщины, совсем еще не дряхлые, и они отправились блуждать в ночи. — Оливия взмахнула руками в своей обычной манере, и ее нежная пышная грудь всколыхнулась самым соблазнительным образом.

Лайл попытался отвести взгляд, но он устал, и это оказалось непосильной для него задачей.

— Они вбили себе в головы, что необходимо посетить кафедральный собор, — говорила Оливия, — поскольку они не были там со времен пожара. И пожелали осмотреть усыпальницу.

Лайл отвлек свой разум от созерцания ее плоти. Он помнил, что некий безумец два года назад устроил пожар в Йоркском соборе. Среди обломков обнаружили большую усыпальницу под клиром.

— Им захотелось поползать в недрах сгоревшего собора? — уточнил Лайл. — Ночью? Это даже по твоим меркам — безумие!

— Не поползать, — возразила Оливия. — Это не так, как у тебя с твоими гробницами. Они хотят, чтобы у них кровь в жилах стыла. Пепелище ночью представляет собой неотразимое зрелище. И, что удобно, всего в нескольких минутах ходьбы отсюда. Они давным-давно должны были вернуться.

— Я их разыщу, — сказал Лайл.

Будь они прокляты! Он умирал с голоду. От недосыпания он почти бредил наяву. И вот теперь ему предстоит бродить по улицам Йорка, разыскивая двух безумных старух.

— Я сама их найду, — заявила Оливия. — Это моя проблема и моя вина, что позволила им обмануть себя. «Хорошая ванна и сон — это все, чего я хочу». — Она мимикой изобразила леди Купер. — Противные обманщицы. Они знали, что именно этим я и займусь. Мне надо было сообразить. Они вздремнули перед завтраком. А потом вечером. Они прекрасно отдохнули и до краев полны энергии. Мне следовало заподозрить, что они что-то затевают. Я виню только себя. Возьму несколько лакеев и найду их.

— Без меня ты не пойдешь в сгоревшую церковь посреди ночи! — отрезал Лайл. — Я привык лазить по гробницам и храмам в темноте. А ты — нет.

— Тебе нужна ванна, — заспорила Оливия. — От тебя несет конским потом.

— Я хочу принимать ванну спокойно, — ответил он. — Я хочу спокойно есть свой ужин. Ничего не имею против ночного сна. Пока эта парочка рыщет на свободе, ничего из вышеперечисленного мне сделать не удастся.

— Я сама в состоянии…

— Знаю, знаю, — перебил ее Лайл. — Мы пойдем вместе, но тебе придется переодеться в более практичную одежду.

— Нет времени!

— Если они погибли, то останутся мертвыми и к тому времени, когда мы туда доберемся, — сказал он. — Если они всего лишь в беде…

— Всего лишь?

— Или неприятностями только запахло, что наиболее вероятно, то осмелюсь предположить, что наши леди выживут еще четверть часа. Они не более хрупкие, чем дикий вепрь.

— Лайл!

— Ты не сможешь карабкаться среди обуглившихся руин, разыскивая их, в таком платье, — сказал он. — Позволь Бейли переодеть тебя во что-то менее… менее… — Он жестом указал на ее оголенную грудь. — Менее воздушное. Но поторопись. Я даю тебе четверть часа, не больше. Если ты не будешь готова, я ухожу без тебя.