Его копыта ударили по дереву моста с таким звуком, словно груда каменных глыб рухнула с обрыва. Преодолев мост, он перешел на галоп, стремительно удаляясь от стен.

Сэр Рук уверенно правил конем, несущимся между деревьями. Они скакали достаточно долго по дороге из поместья Торбек, затем замедлили ход, чтобы Меланта могла навести порядок с путцами и должиком сокола, а заодно и поудобнее и надежнее устроиться самой. Затем он снова увеличил скорость, потом свернул с дороги, и Меланта поняла, что они, сделав полукруг, снова направились в сторону Торбека.

Они ехали молча. Меланта не знала, миновали ли они Торбек, и если да, то как близко от него проехали. Леса были густыми, и в них попадалось множество тропинок. Иногда он выбирал одну слева, иногда поворачивал вправо. Временами останавливался и, сложив козырьком руку, глядел на солнце, пробивавшееся сквозь голые ветви деревьев. В той суматохе, что произошла при их бегстве с Гринголетом, Рук потерял свою накидку. Теперь солнечные лучи сверкали на его броне, на которой выделялись зазубрины и царапины, не имеющие зеленого покрытия.

Они выехали на пустынную опушку и спустились на землю. Гринголет был измучен и голоден. Меланта чувствовала то же самое. Сэр Рук достал мешочек с едой.

– Присядьте, моя госпожа, и закусите немного.

Он кивком указал на пень, который имел форму, напоминающую трон. Меланта водрузила Гринголета на высокую «спинку», привязав должик к мощной ветви, которая росла, казалось, из – самых корней. Он запустил руку в мешочек и вынул оттуда сверток из бумазеи.

– Я и вправду украл кое-что у Генри, – сказал он.

Меланта вздохнула и взяла мешочек.

– По крайней мере, у нас имеется еда для сокола.

Он пожал плечами.

– Если бы мне пришлось выбирать, кого из вас двоих увезти оттуда… – он помедлил. – Скажу по чести, мысль о жене согревает меня больше, чем о соколе.

Сказав это, он сразу же отвернулся и, чтобы скрыть свое смущение, стал рыться в мешочке с едой.

Меланта тоже почувствовала какую-то непривычную для себя робость. Она достала одного цыпленка, положила его на перчатку и поднесла к Гринголету.

– Сэр Руадрик, я тут долго обдумывала наши брачные обстоятельства.

Его рука, которой он доставал сыр и хлеб, замерла. Затем он стал продолжать доставать еду, ничего не ответив ей. Он встал, преклонил перед ней колено и подал на белой скатерти еду, Меланта взяла ее к себе на колени.

– Нам следует обо многом подумать, – продолжила она. – О том, например, как теперь помириться с королем и задобрить его за то, что мы заключили брак без его разрешения.

– Моя госпожа и жена. – Он поднялся. – Я тоже думал об этом сам сегодня утром. Если на то будет твоя воля… – он стал смотреть куда-то вдаль мимо нее. Его лицо сделалось грустным и еще более серьезным, чем было. – Мы приносили клятвы без свидетелей, и я совсем не хочу пользоваться тем, что в спешке и себе во вред вы произнесли опрометчивые слова. Такое замужество слишком низко и недостойно для вас. От такого брака вся выгода – моя, хотя я хочу уверить вас, что не ищу богатства в нем и не прошу его от вас. И все же я знаю, что король во гневе вполне может лишить вас того, что по праву принадлежит вам. И посему я могу вполне освободить вас от любого вашего обязательства или клятвы, если вы того пожелаете. – Он поднял голову и встретился с ней своим взглядом. – Что же касается меня, то, раз я совершил такой поступок, то уж никогда не откажусь от своих клятв и обязательств и готов умереть за них.

Он повернулся к коню.

– Да сохранит нас Господь!

– Аминь, – произнесла она. – Я прошу тебя хоть немного поверить в мою хитрость и ум. Их у меня поболее, чем у короля.

Он слегка улыбнулся.

– Моя госпожа. Только посмотрите, к чему вы пришли… – Он покачал головой и развел руки, как бы охватывая ими поляну. – Пенек вместо стула, и я вместо мужа. Да в голове у павлина должно быть больше ума, чем у вас.

– Какое, однако же, обидное заключение о способностях нашего короля.

– Когда моя госпожа окажется в полной безопасности, я направлюсь к королю сам и любой для себя ценой попрошу его не лишать вас титула и владений из-за меня.

– Да нет уж, оставь уж короля мне. – Она задумчиво нахмурилась. – Я думаю, что Его Величество можно умилостивить, если все дело изложить деликатно и с умом. Но даже если этого и не удастся добиться, то что же, я не слишком дорожу своими владениями. Я даже могу жить в нищете и заниматься хозяйством.

Он приблизился к ней и обхватил ее лицо своими ладонями.

– Я не настолько беден, чтобы моя жена стала жить в крайних лишениях. Но я не желаю, чтобы из-за меня вы потеряли хотя бы шиллинг из своей законной собственности.

– Подумай об этом получше. Благосклонность короля дается не так легко и стоит отнюдь не дешево. Может быть, все-таки ты лучше откажешься от своих клятв?

– Я сказал, что не сделаю этого, даже ради спасения своей собственной жизни.

Меланта опустила глаза.

– Не надо говорить о такой страшной жертве. Мне она не нравится. – Она положила ему руки на шею и притянула к себе. – Достаточно об этом. Сядь рядом со мной, благородный рыцарь, и позволь мне покормить тебя своими руками.

Он сел, скрестив ноги, рядом с пнем, на котором она восседала.

– А знаешь ли ты точно, что я люблю тебя? – спросила она.

– По правде говоря, я никак не могу в это поверить. И еще меньше понимаю, за что.

Он умолк и устремил свой взгляд куда-то поверх деревьев.

– Я слышу гончих, – неожиданно сказал он. Затем вдруг вскочил и застыл, внимательно вслушиваясь. Меланта тоже услышала приглушенные звуки погони.

– Это тот пес. – Он бросился к коню. —

Господи Иисусе.

Они скакали, не останавливаясь, весь вечер я всю ночь. Единственная передышка, которую Рук вынужден был сделать, чтобы покормить своего коня, была очень короткой. В наступающих сумерках они долго ехали вдоль берега по реке, пока не стало совсем темно, и Рук был вынужден все же опять выехать на сушу. Сначала Меланта не могла поверить, что собаки могли идти по их следу – они же не звери. Но затем, вспомнив, как одного из псов тренировали на одежде, она догадалась, что оброненная накидка вполне могла служить источником запаха, чтобы гончие взяли след.

Вот уже как много часов назад Рук повернул на запад, прочь от Торбека, прочь от замка и гончих. Теперь вскоре перед ними должно появиться пустынное побережье, простирающееся на мили и мили. Что он собирается делать, оказавшись там? Но она слишком доверяла ему, чтобы задавать вопросы. Она ужасно устала, ей приходилось все время держаться за Рука, поддерживать Гринголета, да еще прислушиваться к дальнему лаю собак. Такое преследование показалось ей особенно ужасным. Когда они выехали на дорогу и поскакали галопом, она до предела напрягла свой слух, чтобы за тяжелым дыханием коня услышать, продолжалась ли погоня. Но вскоре они снова свернули в лес. Она боялась моря. Боялась, что их отрежут от леса гончие, что им останется только метаться вдоль водного пространства. Ей казалось, что конь уже не может поддерживать скорости, стал слишком медлительным, устал от двойной, чрезмерной нагрузки.

Рук и впрямь вскоре еще раз остановил коня для краткого отдыха и, даже не спросив ее, отвязал весь их багаж, что они везли с собой.

Они бросили все, включая еду. Теперь у них остались только Гринголет и те вещи, которые были на них: доспехи у него, платье и накидка у нее. Единственное исключение было сделано для соколиной сумки. И снова они на взмыленном коне отправились во тьму ночи.

Теперь она держала Гринголета у себя в подоле, закрывая его от жгучего холодного ветра. Она уже не слышала лая гончих. Не было слышно ничего вообще – только завывание ветра и шум моря, к которому они выехали-таки некоторое время тому назад. Спина коня под ней то вздымалась, то падала, словно палуба корабля. Меланта то начинала дремать, то пробуждалась, раскачиваясь, цепляясь, удерживая Гринголета. Все сплелось у нее в один жуткий кошмар.