Ее брат тоже радовался возвращению домой. Под руководством Бигге он разработал программу своего участия в общественных мероприятиях, которая год от года оставалась неизменной. Леди Монксвелл, жена председателя Совета графства Лондон, так описывает в своем дневнике открытие новой трамвайной линии в Вестминстере: «Бедняга принц, у которого осталось не так-то много волос, вынужден был едва ли не всю дорогу до Тутинга и обратно держать шляпу в трех дюймах над головой. Этим милым, добрым членам королевской семьи так приходится страдать, чтобы сделать все как можно лучше!»
Он расширял свой политический кругозор, читая документы правительства и Форин оффис, которые присылали ему по распоряжению короля, а также посещая заседания палаты лордов и заседая в Королевской комиссии по продовольствию и импорту в военное время. И еще он регулярно обедал с ведущими политиками. После одной такой встречи Бальфур сказал Эшеру: «Кроме германского императора он единственный принц крови, с которым я могу говорить как мужчина с мужчиной». Автор книги «В защиту философских сомнений» также добавлял: «Он действительно умен». Нет причин оспаривать искренность первого замечания Бальфура, тогда как второе, несомненно, явная лесть — он, видимо, надеялся, что Эшер обязательно передаст его слова принцу.
Несмотря на все возрастающую увлеченность этой деятельностью, принц Уэльский не слишком легко привыкал к общественной жизни. Его постоянно преследовали легкие недомогания, а также хроническое расстройство пищеварения, скорее всего связанное с расстройством нервной системы. Когда в 1908 г. принц посетил Холи-Айленд, архитектор Эдвин Лютьенс заметил: «Во время подъема он ужасно боялся и мечтал, чтобы там была стенка… Обнаружив, что начинается прилив, он страшно разволновался и поспешил уйти; для моряка я нахожу его чересчур нервным». В том же году он посетил ежегодный торжественный обед в Королевской академии искусств, но категорически отказался произнести речь. «Хотя это очень не нравится Его Королевскому Высочеству, — записал Эшер, — но в следующий раз ему придется уступить, иначе монархия обречена!»
Одна из общественных обязанностей принца — пост лорда — хранителя Пяти портов[27] — в особенности раздражала его. Первоначально лицо, назначенное на эту старейшую должность, отвечало за оборону побережья Ла-Манша с моря и суши. В XVIII в. она, однако, превратилась в хорошо оплачиваемую синекуру для таких королевских фаворитов, как Уильям Питт. В годы правления королевы Виктории лорд-хранитель был лишен всяческого вознаграждения, напротив — сам должен был оплачивать содержание своей официальной резиденции, замка Уолмер. Тем не менее герцогу Веллингтонскому эти условия вполне подходили, и он поселился в замке, где и умер в 1852 г. Позднее должность лорда-хранителя занимали Пальмерстон, Гренвилл, У. Х. Смит, Солсбери и Керзон. Последний пробыл на этом посту всего четыре месяца, подав в 1904 г. в отставку после того, как его жена едва не умерла от болезни, причину которой он видел в плохой санитарии замка. «Этот склеп, — говорил он, — не пригоден для проживания».
Принц не особенно обрадовался, когда премьер-министр Бальфур предложил ему занять оставленный Керзоном пост лорда-хранителя. Принц согласился, но на определенных условиях: он не станет занимать и содержать неудобную и находящуюся в антисанитарном состоянии резиденцию в замке Уолмер; он не желает участвовать в утомительной церемонии вступления в должность; и хотя с радостью примет пост лорда-хранителя, он отказывается выполнять связанные с этим обязанности по управлению вверенной ему территорией. Однако принц почти сразу начал получать запросы, принуждающие его исполнять именно те функции, которые он просил с него снять. Его убедительно просили то созвать заседание суда стапелей, то заняться делами правления Дуврского порта, то назначить мировых судей района Пяти портов. «Я глубоко сожалею, — говорил он Бигге 15 августа 1905 г., — что занял этот пост. Я был против этого с самого начала». Бигге с ним согласился. Пять портов, заметил он, считают принца своей собственностью. После двух лет сдержанного недовольства Братство Пяти портов публично заявило, что отказ принца официально вступить в должность лорда-хранителя и выполнять свои должностные обязанности «наносит ущерб важнейшим интересам Пяти портов и подрывает один из древнейших институтов королевства». Принца весьма раздражали непочтительные бюргеры. «Все, хватит шутить! — заявил он Бигге в сентябре 1907 г. — Я пойду до конца и подам в отставку». Его преемником стал лорд Брасси, чье внушительное состояние, сколоченное на железнодорожных контрактах, позволило значительно улучшить состояние Уолмерского замка. Брасси ушел с поста лорда-хранителя в. 1913 г. «От меня ожидали больше, — заявил он, — чем я был способен сделать».
Хотя принц Уэльский и принадлежал к «молчаливой службе»,[28] его никак нельзя было назвать человеком сдержанным. В отличие от его жены, у которой самым сильным выражением была фраза «Не слишком разумно», он мог метать громы и молнии, причем ругался мастерски. Лорд Эшер называл его из-за этого «вечным мальчишкой». Возможно, на его поведении действительно сказывалась присущая юности несдержанность, а может, за его болтовней скрывалась внутренняя неуверенность, от которой он не мог избавиться ни с помощью Бигге, ни при поддержке принцессы Мэй. Иначе чем объяснить, что его высказывания часто бывали чересчур откровенными, а иногда и просто опрометчивыми. Вернувшись в 1906 г. из Индии, он характеризовал Керзона, по словам министра Джона Морли, в «самых непомерных выражениях». Так, он жаловался будущему вице-королю Чарлзу Хардинджу, что Керзон якобы все делал в Индии неправильно, — мнение, которое Хардиндж немедленно оспорил.
К правительству либералов, пришедшему к власти после оглушительной победы на выборах 1906 г., принц относился весьма пренебрежительно. В 1908 г., как-то после ужина в Виндзоре, он поспорил с Уинстоном Черчиллем — речь шла о том, кто будет следующим премьер-министром после ухода вечно болеющего Кэмпбелла-Баннермана. Когда Черчилль сказал, что, возможно, им будет Асквит, принц громко возразил, что, хотя он и доверяет Асквиту, все же считает его «не вполне джентльменом». Это замечание было услышано Кноллисом, который очень обеспокоился и в панике подбежал к принцессе Виктории, попросив ее прервать беседу. Вспоминая этот эпизод в 1914 г., уже ставший королем принц Уэльский, которому Асквит позднее выражал свое неудовольствие, соглашался, что не может его за это винить: «Я не должен был этого говорить, с моей стороны было чертовски глупо так заявлять. Черчилль передал мои слова Асквиту, что было просто чудовищно, и нанес этим большой вред». Несмотря на раскаяние, на другом званом обеде принц, перегнувшись через стол к сэру Джорджу Мюррею, постоянному заместителю министра финансов, буквально прорычал: «Не понимаю, сэр Джордж, как вы можете и дальше служить этому чертову Ллойд Джорджу!»
Другим влиятельным человеком, который из-за несдержанности принца превратился в его врага на всю жизнь, был адмирал сэр Джон Фишер. Они знали друг друга с 1882 г.: тогда один был корабельным гардемарином на «Вакханке», а другой — командиром «Непреклонного». В течение многих лет вели личную переписку. В 1903 г., будучи 2-м морским лордом, Фишер отмечал: «Он очень радушен и дружелюбен и чрезвычайно мне помог во всех начинаниях, которые мы затевали». Эти нововведения включали изменение порядка поступления на флот, совершенствование образования, признание инженерного дела важнейшим предметом обучения и улучшение условий на нижней палубе. На следующий год Фишер становится 1-м морским лордом[29] и начинает более радикальные реформы: за счет наименее уязвимых баз укрепляет флот метрополии; не допускает увеличения численности личного состава, отправляя на слом большое количество мелких и устаревших судов; создает на резервных судах кадрированные экипажи, поддерживающие их в состоянии постоянной готовности; начинает программу строительства быстроходных линейных кораблей и крейсеров, оснащенных крупнокалиберными орудиями. Фишер также демонстрирует свое доверие к субмаринам, вместе с принцем отправившись на одной из них в море неподалеку от Портсмута. При этом оставшаяся на берегу принцесса Мэй, по рассказам очевидцев, пробормотала: «Я буду очень разочарована, если Джордж не всплывет».
