Она поспешила удалиться, достигнув желаемого эффекта — брови его сурово сдвинулись, и он явно готовился вступить в ожесточенный спор. Но у Мэри был опыт общения с ним; она прекрасно знала, когда следует отступить, и бросилась бежать, пытаясь сдержать смех.

— Мэри Фэрфилд, вернись немедленно! — донесся до нее крик Хью. — Если ты думаешь, что тебе удастся поставить здесь все с ног на голову, ты очень ошибаешься!

Мэри отлично знала лабиринт. Хьюго и не догадывался, что еще в первый свой приезд в Хэверседж она не только изучала лабиринт по ночам, но и нарисовала карту со всеми поворотами и укромными уголками. В одном из них она и нашла сейчас укрытие, слушая оттуда, как ругается Хьюго, проходя мимо.

— Черт побери, Фэрфилд, куда ты подевалась?

Мэри довольно улыбнулась.

— Теперь я узнаю моего Хью! — прошептала она. — Быть может, еще не все потеряно…

Когда его шаги послышались на гравии дорожки, ведущей к террасе, Мэри поняла, что опасность миновала, но не спешила выходить из лабиринта. Ей было нужно о многом подумать — и не в последнюю очередь о поцелуе, который только что обжег ее губы.

«Он создан для меня, в этом не может быть сомнения!» — твердила она себе.

Но зарождавшуюся в ее сердце надежду охлаждало тревожное сомнение: а что, если и Гонории также нравятся его поцелуи?..

Убедившись, что Хью ее не поймать, Мэри покинула лабиринт и вернулась в галерею, где ее уже ожидала миссис Певистон. Экономка, худощавая особа лет около пятидесяти, никогда не была замужем, но по традиции пользовалась статусом замужней дамы и соответствующим именованием. Мэри хорошо помнила миссис Певистон, которая славилась среди прихожан местной церкви своим прекрасным сопрано. Они с кухаркой Лейтонов — обладательницей не менее прекрасного контральто, предмета зависти многих менее одаренных дам, — составляли превосходный дуэт и иногда пели на свадьбах.

Увидев Мэри, миссис Певистон просияла.

— Мисс Фэрфилд! Наконец-то вы к нам снова приехали! Девочки всегда столько рассказывали о вас, когда возвращались из Лондона…

Мэри старалась не обольщаться таким приемом, но ей была очень приятна искренняя радость, проявленная экономкой при известии, что гостья останется в доме до Нового года. Вот и Сиддонс был так рад ее видеть… Разве это не значило; что ей, Мэри, самой судьбой была предназначена здесь роль хозяйки?!

Миссис Певистон проводила Мэри в отведенную ей комнату и представила горничную, которой предстояло состоять при ней все время ее пребывания в Хэверседже. Это была хорошенькая девушка по имени Жанетта. Она почтительно присела перед гостьей, с любопытством поглядывая на нее круглыми серыми глазами из-под густых темных ресниц.

— Жанетта разберет ваши вещи, — сказала миссис Певистон. — Мисс Джудит и мисс Констанция надеются, что вы присоединитесь к ним за завтраком. Он будет подан в малой гостиной.

Мэри поблагодарила экономку за ее любезность и внимание к ней.

— Мне известно, как вы заняты, — добавила она.

Миссис Певистон открыла было рот, чтобы сказать что-то, но тут же снова закрыла его.

Мэри удивленно приподняла брови.

— А в чем дело? — спросила она тихо, оглянувшись на Жанетту. — Вы ведь хотели мне что-то сказать?

Убедившись, что Жанетта, распаковывавшая чемоданы, совершенно заворожена созерцанием элегантных туалетов Мэри, экономка прошептала:

— Не так уж я занята, мисс Фэрфилд. Я только и хотела сказать, что у меня не так много дел, как некоторым хотелось бы думать. Если вам что-нибудь понадобится, — добавила она громче, — пожалуйста, обращайтесь ко мне.

Мэри удивилась еще больше, но решила пока ни о чем не спрашивать. Удовлетворенная миссис Певистон дала наставление Жанетте обращаться аккуратнее с вещами миссис Фэрфилд и удалилась, закрыв за собой дверь.

Сняв шляпу и отдав Жанетте влажную муфту, Мэри сменила накидку на шаль из тонкой белой шерсти. Когда горничная стряхнула снег с подола ее голубого бархатного платья и поправила ей прическу, Мэри была готова к встрече со всем остальным семейством.

Несколько минут спустя она стояла с улыбкой на пороге малой гостиной. Там собралась вся семья, кроме Хьюго, и Мэри с удовольствием оглядела их всех, наслаждаясь этим моментом, так напомнившим ей первый приезд в Хэверседж. Целых пять голов в великолепных светло-русых локонах повернулись к ней, все лица сияли улыбками. Здесь были Джудит, Констанция, Кит, Амабел в инвалидном кресле и маленькая Беатриса, которую в свой последний приезд в Хэверседж Мэри застала еще младенцем.

— Я совсем забыла, как великолепно вы смотритесь с вашими одинаковыми волосами. Что за прелестная картина!

Все заговорили сразу, приветствуя ее. Кит поднялся и раскланялся самым церемонным образом, и Мэри поразилась, как он вырос и похорошел.

Усевшись на предложенный ей стул, она огляделась, радуясь, что снова находится в этой комнате — ее самой любимой во всем Хэверседже.

Хотя гостиную называли «малой», она была достаточно просторной, с высоким потолком, но, несмотря на свои размеры, необыкновенно уютной. Вот только летом здесь всегда было тепло, а сейчас весьма прохладно, и Мэри удивило, почему в камине нет огня.

Взгляд ее скользнул к выходящему на юг большому окну в елизаветинском стиле. Комната помещалась в западном конце галереи, с одним окном на юг, а вторым — по другую сторону камина — на запад. На обоих висели портьеры из плотного алого шелка, таким же шелком были обтянуты и стены, и мебель. Сейчас тяжелые портьеры были раздвинуты, и легкие муслиновые занавески пропускали в гостиную полуденное солнце.

Вид из окна, выходившего на запад, был очарователен, представляя собой сочетание самых привлекательных черт Дербишира. Покрытый снегом газон спускался к живой изгороди, а за ним лежала долина, сейчас походившая на белое стеганое одеяло. Еще дальше виднелась колокольня маленькой церкви в деревушке под названием Фрогвелл, а за ней вздымались причудливые очертания скалистого предгорья. Тяжелые темные тучи обещали снегопад и новое похолодание, многочисленные ручьи скрывались подо льдом, но река Уай не замерзла и по-прежнему плавно устремляла свой бег в предгорья.

«Как не похож Дербишир на Сассекс! — думала Мэри. — Там море подступает к самому жилью, напоминая всем, что Англия — остров. А здесь, в Дербишире, кажется, что земле нет конца».

— А я Беатриса, — ворвался в ее размышления детский голос.

Мэри обернулась к девочке, сидящей рядом с ней.

— Ну конечно, — сказала она, улыбаясь. — Я тебя прекрасно помню, хотя, когда мы виделись последний раз, ты была совсем маленькой.

Беатриса очень внимательно и серьезно смотрела на нее.

— А я вас не помню, но Джудит и Констанция много о вас рассказывали. Они хотят, чтобы вы вышли замуж за Хьюго, но он уже помолвлен с Гонорией, — заявила она, своей уверенной и твердой манерой очень напоминая Джудит.

— Беатриса! — немедленно напустились на нее близнецы.

— Сколько тебе лет, Беатриса? Восемь или девять? — спросила Мэри, поторопившись сменить тему.

— Мне семь, но я высокая для моего возраста. Все так говорят. Вы правда останетесь у нас и все наладите?

Близнецы угрожающе зашипели, но неукротимая Беатриса только сделала им гримасу.

— А ты хочешь, чтобы я все наладила? Ты думаешь, мне следует остаться? — спросила Мэри. — А что, кстати, я должна наладить?

— Я хочу, чтобы Хью не ворчал и побольше улыбался. Знаете, ему плохо, но он притворяется, что все хорошо.

— Когда я говорила с твоим братом сегодня в лабиринте, он и на меня заворчал. Мне кажется, у него уже образовалась ужасная привычка. Отучить его будет трудновато, но, я думаю, мы сумеем.

— Мы могли бы свернуть в трубочку «Таймс», — живо предложила Беатриса.

— Что ты хочешь этим сказать? — засмеялась Мэри. — Зачем нам сворачивать газету?

— У нас была собака, ее звали Паппи — она потом убежала. Так вот, когда Паппи была маленькая и плохо себя вела, Хьюго всегда сворачивал «Таймс» в трубочку, и, когда я его спрашивала, зачем он это делает, он говорил, что он так отучает Паппи от плохих привычек.