Закрыв за собой дверь, Мэри очутилась на широкой каменной террасе, уставленной кадками, в которых росли причудливо подстриженные кустарники. Каждому кусту была придана форма какой-нибудь шахматной фигуры. Прямо перед ней в строгом геометрическом порядке лежали клумбы и расстилались аллеи регулярного парка, слегка припорошенные снегом. Как мало здесь что-либо изменилось, и в то же время как преобразил все декабрь! Вдали на склоне холма виднелся лес. Там жило стадо оленей, которые летом по утрам и вечерам паслись на опушке…
Мери увидела на снегу следы Хью и направилась по ним к лабиринту.
А что, если она заблудится, не вспомнит, какие повороты ведут к центру? Но Мэри знала, что сейчас она увидит Хью, и это придавало ей уверенности.
Чувствуя, как холодный воздух румянит ей щеки, Мэри подумала, что к тому моменту, когда она доберется до центра лабиринта, они мало чем будут отличаться от цвета ее алой накидки. А ведь Хью никогда не видел ее в зимней одежде! Что, интересно, он подумает о ней теперь? Стала ли она в двадцать лет больше похожа на женщину, чем на ребенка? Воспримет ли он ее как взрослую или в памяти его по-прежнему живет школьница, которую он некогда целовал?
Когда Мэри приблизилась к входу в лабиринт, сердце у нее стучало как в лихорадке, а руки стали ледяными, хотя на ней были мягкие кожаные перчатки. Впрочем, так бывало всегда, когда она волновалась.
Налево, потом направо. Еще раз направо, минуя два левых поворота, и снова два раза подряд налево. Снег, скопившийся в тени высоких тиссов, образовывавших стены лабиринта, скрипел у нее под ногами. Направо, еще раз направо…
Оказывается, она точно помнила дорогу к центру!
Хью она увидела сразу. Он стоял к ней спиной, поставив ногу на запорошенную снегом каменную скамью. На нем был черный плащ, и Мэри снова подумала, что они никогда не встречались зимой.
Тысячи воспоминаний теснились у нее в голове, и ей никак не удавалось отогнать их. Она уже успела забыть, какой он высокий… Мэри шепотом произнесла его имя. Как странно! Она хотела громко позвать его, но голос отказался ей повиноваться.
Хьюго вздрогнул, но не повернул головы.
Услышал ли он ее? Как сможет она говорить с ним, когда любовь переполняет ее и собственный голос, казалось, уже больше не принадлежит ей?
Мэри перевела дыхание и сделала три маленьких шажка по заснеженной площадке.
— Здравствуй, Хьюго, — сказала она наконец и замерла в ожидании.
Обрадуется ли он ей?
Услышав ее голос, Хью резко повернулся. Ну вот, у него уже начались галлюцинации. Это все из-за вчерашнего приключения и всех его беспокойных утренних размышлений…
Но нет, это не был обман воображения! Перед ним стояла Мэри Фэрфилд в вишневой накидке, такая красивая на фоне присыпанных снегом тиссовых ветвей.
— Мэри, неужели это ты?!
Впрочем, он мог бы не спрашивать. Разумеется, это была она! Такая же, как четыре года назад, только теперь уже взрослая женщина, очень похорошевшая и модно одетая.
Она медленно приблизилась к нему. Губы ее были полуоткрыты, зеленые глаза устремлены на него. Хью не мог оторвать от нее взгляда, даже если бы захотел.
— Да, это я, — сказала она, и легкая улыбка озарила ее черты.
У него возникло странное чувство, что ему необходимо так много ей сказать, стольким поделиться. Он знал, что чем бы они ни были друг для друга тогда, в юности, — они прежде всего были друзьями.
Он хотел заговорить, но мог только смотреть на нее в изумлении.
— Я соскучилась по тебе, Хью, — сказала она, подходя к нему и вынимая руку из муфты.
Потом она уронила муфту, и как раз в этот момент Хьюго сделал шаг к ней. Не успел он осознать, что происходит, как она уже была в его объятиях.
Крепко прижимая ее к себе, ощущая тепло ее тела, радость близости к ней, Хьюго чувствовал, как его сердце, внезапно обретя крылья, птицей взмывает к небесам. Если бы он мог найти имя овладевшему им чувству, он бы назвал его надеждой. Чудесной, сладкой надеждой…
Хьюго знал, что не должен обнимать эту женщину, ему следовало немедленно отпустить ее. Но как она приникла к нему! Ее губы нежно касались его щеки. Боль пронзила его, как будто все трудности последних четырех лет сразу навалились на него.
— Мэри… — только и смог прошептать он.
— Я приехала слишком поздно, Хью? — спросила она. — Ты должен был прислать за мной, дурачок.
— Я не мог просить тебя приехать, — отвечал он почему-то шепотом. — Ты не знаешь, какая жизнь началась у меня после смерти родителей. Я не хотел, чтобы ты делила со мной все превратности судьбы. Это было бы слишком тяжело для тебя.
Мэри слегка отстранилась, чтобы взглянуть на него; руки ее все еще лежали на его плечах.
— Ты считал, что я на это не способна? — спросила она.
— Ты была очень молода. Тебе только что исполнилось семнадцать, и потом, я понял, что мне нужна другая… — Он не закончил.
— Жена?
— Вот именно. — Хьюго с усилием втянул в себя воздух.
— Ну что ж. Мне кажется, я тебя понимаю. И хотя я не стану притворяться, что не надеялась на другие отношения между нами, я тебя не виню. Мы всегда были друзьями, и я желаю тебе счастья.
Она высвободилась из его объятий и протянула ему руку. Хьюго взял ее, глядя Мэри в лицо. Ее пожатие было твердым, зеленые глаза смотрели на него спокойно и доброжелательно. Он верил в ее искренность.
— Спасибо, Мэри. Твое одобрение много для меня значит.
Он собирался еще много чего сказать. Ему хотелось перечислить достоинства Гонории, делающие ее достойной хозяйкой Хэверседж-Парка, но его завораживал изумрудный блеск глаз Мэри. Он смотрел в них, и постепенно все мысли о Хэверседже, о Гонории исчезали у него из головы. Остались только мучительные подозрения, что Мэри за это время успела кого-нибудь полюбить. О, как бы ему хотелось дать хорошую затрещину этому воображаемому сопернику! А еще он думал о том, как прекрасно оттеняет алый бархат шляпы ее темные локоны. А нос у нее прямой и короткий — не такой, как у некоторых, — и прелестные губы, всегда такие манящие…
Его взгляд остановился на ее губах — и внезапно воспоминания прошлой ночи бросились ему в голову. Хьюго закрыл глаза, вспоминая юную разбойницу в своих объятиях, ее горячее тело, ее руки, обнимающие его шею, ее поцелуи…
Хьюго не заметил, как наклонился к Мэри, но в следующее мгновение он уже обнимал ее, чувствуя, как теплые губы касаются его губ. Она обхватила его за шею, еще теснее прижалась к нему, и Хьюго откликнулся всем сердцем на этот немой призыв. Он растворился в ней, целуя ее пылко, страстно, даже грубо. Из горла Мэри вырвался какой-то странный звук, похожий на мяуканье котенка. Хьюго чувствовал, что она с надеждой и восторгом предается ему всем своим существом.
Как это было не похоже на поцелуй, который он выманил у Гонории!
Эта мысль вернула его к действительности. Он отшатнулся от Мэри, пораженный своим поступком.
— Боже мой… — прошептал он хрипло, в полной растерянности качая головой. — Я сам не понимаю, что делаю. Это недостойно. Прошу тебя, прости меня, Мэри.
Отступив на пару шагов, он махнул в ее сторону рукой.
— Ты должна уехать. Должна! Я…
Глядя на него, Мэри с трудом удерживалась от смеха. Не в силах перенести вид пятящегося от нее и махающего рукой Хью, она расхохоталась.
— Чему ты смеешься? — спросил он, нахмурившись.
— Твоей глупости! Ничего недостойного в твоем обхождении не было. Впрочем, я удаляюсь. Мне нужно проследить за тем, чтобы мои вещи разложили в порядке.
— Что? — На его лице отразилось изумление.
Мэри наклонилась и, подняв муфту, начала отряхивать налипшие на нее снежинки.
— Разве я тебе не говорила? — воскликнула она с улыбкой, довольная его ошеломленным видом. — Твои сестры пригласили меня провести у вас Рождество. Но прежде чем я пойду в свою комнату, хочу тебя кое о чем попросить. Я знаю, что Джудит и Констанция мечтают о рождественском бале. А поскольку я остаюсь здесь до Нового года, я была бы счастлива все устроить и даже разделить твои расходы, если ты того пожелаешь. Я понимаю, ты возражал главным образом потому, что это было бы слишком тяжким испытанием для твоей экономки. Удивляюсь, что Гонория не выразила готовности помочь — ведь твоим сестрам так хочется устроить этот бал. Но раз я здесь и могу снять эту обузу с миссис Певистон, то все препятствия устранены. Я лично всем займусь. А пока до свидания!
