С этими словами он вошел к себе в кабинет. Как приятно снова сесть за рабочий стол!

К полудню Кэрри распустила волосы. А к трем часам дня освоилась настолько, что сбросила тесные туфли и вышла в коридор в одних чулках.

В четверг ему стало ясно, что ее поведение выходит за рамки дозволенного.

Он пришел в офис в обычное время. Шарон на месте не оказалось. Мало того, куда-то делись и все остальные сотрудники. В полном недоумении он заглянул в комнатку Кэрри, но ее там не обнаружил, хотя было ясно, что она сегодня заходила к себе.

Непостижимым образом кабинет Кэрри стал, как две капли воды походить на ее квартиру. Все стеллажи и полки на стенах были до отказа забиты бумагами, хотя Гаррисон решительно выступал против подобного беспорядка: он считал, что документы следует держать в ящиках письменного стола.

Ящики Кэрри остались пустыми, если не считать зонтика и сморщенного яблока.

Все было усеяно бумагами, записочками, канцелярскими принадлежностями. На компьютере красовались малюсенькие игрушки из пластика. На двери, ведущей в соседнюю комнатку такого же размера, висела фигурка фантастического существа.

Проходя по коридорам, он повсюду замечал следы влияния Кэрри. Вместо того, чтобы наставлять новую коллегу, служащие заразились ее беспорядочностью.

И куда они все запропастились?

Наконец из кофейного салона донесся громкий смех, и, заглянув внутрь, Гаррисон обнаружил там чуть ли не весь свой персонал.

— Привет, Гарри!

Приветствие Кэрри было встречено усмешками — ни для кого не являлось секретом, что шеф ненавидит, когда его называют «Гарри». Почему же новая сотрудница не сумела этого запомнить?

— Я напекла булочек — из овсяной муки, с сушеной клюквой вместо изюма, от них не полнеют. Хотите попробовать?

Нет, он не хотел. Им владело одно желание — разогнать эту братию по домам, чтоб глаза его их всех не видели!

Но у Кэрри был такой счастливый вид, что он не решился при всех сделать ей выговор.

— Разумеется, хочу! — Он откусил от булочки. — Действительно вкусно. — Окинув комнату взглядом, Гаррисон добавил: — А теперь, друзья, пора и за дело взяться.

Сотрудников как ветром сдуло. Всех, кроме Кэрри. Гаррисон положил остаток булочки на салфетку и вытер пальцы.

— Тебе не нравится?

— Нет, почему же, нравится, но я завтракал в шесть часов сорок две минуты.

— То был завтрак, а это — так, пустяки.

— По Ротвелловской системе рабочий день начинается ровно в восемь. Все десерты должны быть съедены до этого.

Кэрри посмотрела на часы.

— Но сейчас всего лишь десять минут девятого.

— Не десять, а тринадцать. Следовательно, каждый из присутствовавших потерял тринадцать минут рабочего времени. А их сидело вместе с тобой двенадцать человек. Двенадцать умножаем на тринадцать — получаем сто пятьдесят шесть минут потерянного времени. Это составляет более двух с половиной часов.

— Ну, уж простите, мистер Скряга!

Кэрри в сердцах с грохотом поставила тарелку с надкушенной булочкой на стойку и уселась за письменный стол.

Ему хотелось еще многое сказать Кэрри, но он счел за благо продолжить разговор, когда они оба успокоятся.

Старательно обходя на обратном пути комнату Кэрри, огорченный тем, что он и сам выбился из привычного распорядка дня, Гаррисон возвратился в свой кабинет и попросил Шарон принести ему оставшуюся со вчерашнего дня корреспонденцию.

В первый час рабочего дня Гаррисон неизменно отвечал на телефонные звонки или, — что было еще удобнее, — оставлял сообщения на автоответчике, да и вообще занимался мелкими делами. Не откладывая их в долгий ящик, он не давал им накапливаться, что экономило впоследствии уйму времени. Таково было одно из непреложных Ротвелловских правил.

Шарон вошла в его кабинет босиком!

Влияние Кэрри распространялось куда быстрее, чем Гаррисон мог предположить. Ему стоило большого труда сосредоточиться на том, что ему говорила босая секретарша.

Как могло случиться, что один человек за такое короткое время оказал столь сильное — и притом пагубное — влияние на весь коллектив?

Что вообще происходит в его фирме?

Отложив в сторону, принесенную Шарон папку с бумагами, Гаррисон открыл подшивку с аналитическими обзорами и углубился в их изучение.

Прошло двадцать три минуты, а он по-прежнему так ничего и не понимал. Зайду к Джону, решил Гаррисон.

— Войдите, — отозвался брат на его стук в дверь.

Джон беседовал по телефону. И что еще хуже — со Стефани. Иными словами занимался личными делами в служебное время.

Даже Джон перестал соблюдать основополагающие принципы Ротвелловской философии!

— В чем дело? — весело спросил брат, кладя трубку.

— Может, ты сумеешь мне объяснить, что здесь происходит? — И Гаррисон, не присаживаясь, нервно зашагал по комнате. — С раннего утра я занят поиском сотрудников и нахожу всех в кофейном салоне. Комнаты забиты каким-то хламом. И никто не ходит в обуви!

— Влияние Кэрри.

— Это я уже понял. Непонятно лишь, почему оно распространилось, да еще с такой быстротой.

Джон рассмеялся.

— Все ясно, как божий день. Ты покровительствуешь Кэрри, и это сразу бросилось всем в глаза.

— Я не покровительствую.

— Да?! Две недели назад она явилась сюда со скандалом, требуя у тебя аудиенции. А сейчас работает в качестве твоей личной помощницы и занимается проектом, который должен принести компании большие доходы.

Гаррисон засунул руки в карманы.

— Мало ли что бывает! К тому же она у нас только временно.

— Это никому не известно. А тебе не приходило в голову, что некоторые наши сотрудники с полным на то основанием рассчитывают на повышение? А Кэрри, между прочим, на должности исполнительного секретаря.

На той самой должности, о которой мечтает Шарон!

— Все это дело рук Фелиции. Фактически Кэрри исполняет функции помощника только по одному проекту.

— Как же, как же! — Джон иронически покачал головой. — Докладывает она непосредственно тебе. Больше ни перед кем не отчитывается. Делает, что ей заблагорассудится, — и никто ей слова не скажет. Все это замечают.

Гаррисон опустился на стул и закрыл глаза. Он начал понимать. Люди возмущены его отношением к Кэрри и дают ему это понять.

— Что же мне делать?

— Уволить ее, но ты этого не сделаешь, потому, что влюблен.

Влюблен! Он не станет этого отрицать. К чему лукавить с самим собой? Его чувство ни в один график не укладывается, но, тем не менее, существует.

— И все об этом догадываются?

— А то! Но Кэрри им нравится. — Джон улыбнулся. — Мне и Стефани — тоже.

Тут Гаррисона прорвало:

— Сам не понимаю, что со мной происходит! Она совершенно неорганизованна. Между тем, сидя с детьми, Кэрри проявила себя очень хорошо. Тогда я решил, что она способна измениться. Вот понаблюдает за Ротвелловской системой в действии — и все пойдет как по маслу. Мне казалось, что она сама хочет этого.

— Бедняга!

Джон глумливо хихикнул.

— И что в итоге? — Гаррисон покачал головой. — Бумаги все разбросаны, она без конца мне звонит и задает дурацкие вопросы, отчеты подает несвоевременно. Я никогда не знаю, чем она занимается. Ежедневную сводку не подала ни разу. Вместо того чтобы работать в соответствии с расписанием, тратит уйму времени на то, чтобы внести в него изменения. Или украшает свою комнату!

— Почему ты требуешь от Кэрри ежедневных сводок, а от всех остальных — еженедельных?

— Думал, что это поможет ей. Ничуть не бывало! Зато теперь я знаю, чем она занимается!

— Своей работой, Гаррисон! И очень успешно. Тебя удивляет, почему она пользуется таким успехом? Да потому, что она делает именно то, что ты ей поручил, — берет у наших сотрудников интервью об их жизни дома. Да, методы у нее необычные, но информацию она получает такую, какая нам и не снилась. Она нравится людям — и они раскрывают перед ней душу.

— Откуда тебе это известно? — прищурившись, спросил Гаррисон.