Наконец он закончился, и вместо музыки зазвучали голоса, а пестрое кольцо распалось на отдельные пятна. Платья дам переливались всеми цветами радуги, и на каждом сияла своя маленькая радуга от падающего на драгоценные камни света свечей.

Лица, лица, лица… Элли плохо различала их, потому что перед ее глазами стояло лишь одно лицо — влюбленное, любимое лицо Равенворта. Вспомнив о только что отзвучавшем вальсе, Элли улыбнулась:

— Как все-таки хорошо ты танцуешь!

Равенворт прошептал ей в ответ:

— А я удивляюсь, как далеко мы продвинулись с тобой за последние недели! Кто бы мог подумать, что будет так! Господи, как же безобразно я когда-то обращался с тобой…

Он нахмурил брови, пытаясь в подробностях припомнить то недавнее время, но не смог. Да и не хотел. Ведь жизнь его тогда не имела смысла, потому что в ней не было Элли. Теперь без этой девушки он своей жизни просто не мыслил.

Немного отдышавшись, они вышли в холл, все еще слыша в ушах аплодисменты и восторженные восклицания, которыми их наградили все, кто видел их танец. Их вальс!

Вскоре они оказались в гостиной миссис Кроуфорд, и сидящие там юные леди, похожие на голубых и розовых бабочек, немедленно запорхали, встрепенувшись при виде Равенворта. Они мечтали привлечь его внимание, но не добились ни малейшего успеха. Даже не взглянув на них, лорд Равенворт провел Элли к камину и сказал искренне и мягко:

— Ты должна простить меня за Воксхолл, Элли. Я очень виноват перед тобой. Я ведь действительно на какое-то время поверил, что ты причастна к тому случаю! Я должен был лучше знать тебя, больше тебе верить… А извинить меня может только то, что я тогда не успел забыть еще об одном ночном приключении.

Элли покачала головой:

— Нет, это я во всем виновата. Если бы я с самого начала не ввязалась в пари с Джорджем…

— На табакерку?

— Да. — Элли покрутила в руках свой сложенный веер и продолжала, не поднимая глаз: — Я так глупо себя вела! Ничего не соображала. Поначалу, когда кузен предложил мне это пари, оно показалось мне сущим пустяком, забавной игрой… — На глазах ее показались слезы. — Как я могла быть такой дурой? Такой бессердечной дурой! И ведь я очень скоро начала подозревать, что Джордж… — Она прикусила губу. — Но только когда выяснилось, что мой кузен причастен к той краже в Воксхолле, я поняла, что мои прежние подозрения меня не обманули. Ах, Джефф, если бы ты только знал, как это больно, мучительно больно — узнавать правду! И еще… еще мне хотелось сгореть от стыда.

— Элли. — Он нежно прикоснулся к ее подбородку, заставляя посмотреть ему в глаза. — Ты не должна, ты не смеешь стыдиться того, что сделал твой кузен или этот… Крессинг. Ты виновата только в том, что слишком доверчива.

Элли смахнула с ресниц слезинку, заглянула в глаза Равенворта и поняла, что он говорит искренне. Только она с тревогой вспомнила о том, зачем, собственно, приехала на этот бал. Как странно развиваются сегодня события! Она никак не рассчитывала на то, что Равенворт простит ее, более того — предложит стать его женой. Все глубоко спрятанные чувства Элли пробудились, голова ее шла кругом, слабели колени. Она не знала, что ей теперь делать, на что решиться.

А Равенворт по-прежнему внимательно смотрел ей в глаза.

— Время позднее, Элли, — негромко сказал он. — Лучше всего сейчас было бы отправиться домой. Не делай больше глупостей, довольно.

Элли замерла, словно пораженная молнией. Нет, он положительно умел читать ее мысли! Иначе как он мог догадаться, что ее собственная игра с этим человеком еще не закончена?

Элли растерянно обвела глазами зал. Ей очень хотелось отказаться от своих намерений. Всем сердцем хотелось! Но в то же время она знала, что, заварив эту кашу, должна сама ее расхлебывать. Чего бы ей это ни стоило.

Элли всегда считала себя человеком слова, а в следующую секунду поняла, что пора стать человеком дела: именно в эту секунду она заметила вошедшего в гостиную лорда Крессинга. Он остановился возле двери и пристально посмотрел на Элли, словно что-то подсчитывая в уме. Затем вытащил из кармана табакерку виконта, демонстративно повертел ее в руке, криво ухмыльнулся и вернул табакерку на место, в карман своего сюртука.

Как же она ненавидела его светлость лорда Крессинга! Ненавидела в нем буквально все — начиная от его жирных, блестящих, густо набриолиненных волос и кончая его мерзкой усмешкой, его циничным отношением к женщинам, которых он соблазнял, чтобы потом втоптать в грязь.

И тут с холодной ясностью Элли поняла, что покончить с этим человеком должна она сама — и никто другой. Это ей судьба предназначила положить конец его гнусным выходкам! Элли бросила на Равенворта последний взгляд — прощальный взгляд, от которого у нее в груди все похолодело, и шепнула:

— Чем бы ни закончился сегодняшний вечер, Джефф, знай: я люблю тебя. Люблю и буду любить до последнего моего вздоха.

И она, не дожидаясь ответа, боясь обернуться, поспешила прочь, удивляясь тому, что ее сердце до сих пор еще не разорвалось от боли.

Собираясь на сегодняшний вечер к миссис Кроуфорд, Элли остановила свой выбор на простом белом атласном платье, надела одну — только одну! — нитку аметистов и добавила к этому фиолетовые — в тон камням — перчатки. Стоя в этом наряде перед бароном, она показалась ему удивительно похожей на юную девочку, едва ли не школьницу — невинную и свежую.

Собственно, на нечто подобное Элли и рассчитывала. Она даже усмехнулась про себя, когда лорд Крессинг с наслаждением приложился губами к ее руке, а затем выпрямился и любезно осведомился, чем может быть полезен прелестной леди. «Прелестная леди» многозначительно посмотрела на него и ответила:

— На пару слов, милорд, если позволите. Я действительно кое-что хотела бы попросить у вас.

Крессинг удивленно поднял бровь:

— Не скрою, я заинтригован. И прежде всего тем, что вы не боитесь разговаривать со мною, старым развратником, да еще на глазах у своего… э-э-э… приятеля. Впрочем, простите, теперь уже, кажется, жениха.

Элли не ответила и прошла в отделанный мрамором зал, примыкавший к гостиной. Когда Крессинг вышел следом, она сказала:

— То, что вы слышали, — всего лишь слух, милорд, и ничего более.

Крессинг рассмеялся — негромким плотоядным смехом, который сам барон, очевидно, считал обольстительным.

— До чего же интересным и насыщенным выдался нынешний сезон! И в первую очередь благодаря вам и вашему кузену, мадемуазель.

Элли стиснула зубы и, игнорируя последний намек Крессинга, процедила:

— Давайте перейдем к делу, сэр. Мне нужны три вещи.

— Понятно, — кивнул он и удовлетворенно, самодовольно вздохнул. — Приятная штука — жизнь, доложу я вам! Особенно когда сумел ухватить ее за хвост. Ну-с, а что вы можете предложить мне взамен? Надеюсь, что-нибудь стоящее?

— Я полагаю, вы любите деньги, милорд. Так что вас, очевидно, заинтересует мое наследство.

Крессинг поднял бровь:

— Сказать честно, моя личная философия основана на том, чтобы никогда не отказываться от денег. Если они, разумеется, приходят мне в руки честным путем.

Элли опустила глаза. Ну, вот он и настал, решающий момент! На мгновение ей показалось, что весь окружающий мир окутал густой туман, но она поборола свою слабость и твердо сказала:

— В таком случае я предлагаю вам себя.

Крессинг ахнул, и такая реакция с его стороны была столь неожиданной, что Элли поразилась. Она всмотрелась в темно-карие глаза барона. Да, их выражение не могло обмануть. Он хочет ее, а значит, можно начинать торги и игру.

— Однако, — негромко заметил Крессинг, — любопытно было бы знать, что же вы хотите взамен.

Его тонкие опытные пальцы скользнули по бархату занавесей, потом как-то незаметно переместились на плечо Элли и принялись поглаживать ее обнаженную руку — чуть выше перчатки.

Элли непроизвольно сделала шаг назад и почувствовала, что дальше ее не пускает оконная рама. Прикосновение Крессинга было мучительно для нее.