– У меня был совершенно необычный день, – прошептал он, когда началась следующая мелодия.

– Хотите об этом поговорить? – выдавила она.

– Нет.

Она почувствовала мягкое щекочущее прикосновение на шее, чуть ниже уха, и невольно вздрогнула.

– Вы замерзли, – сказал он, выпрямляясь. «Нет, не замерзла. Не отпускай меня».

Он отступил назад, одна рука опустилась, сейчас он поведет ее в машину. Она остановила его, положив ладонь ему на грудь.

– Мне не холодно, – сказала она. – Почему вы стали священником?

Какое-то мгновение он казался удивленным.

– Чтобы служить Господу, – ответил он, взглянув на нее сверху вниз, а потом подняв глаза к небу. – Дождь, что ли?

– Нет, – сказала она, качая головой. – Я хочу знать больше. Я хочу понять, что может заставить такого человека, как вы, стать священником.

Он по-прежнему улыбался, но в глазах появилась настороженность.

– Слишком много вопросов для первого свидания. И это совершенно точно дождь. Пойдемте обратно.

Эви позволила ему отвести себя к машине. Он открыл дверцу и придержал ее, пока она усаживалась.

– Вы же сказали, что это у нас не свидание, – заметила она, когда он тоже сел в машину и повернулся, чтобы поднять крышу.

– Я соврал, – пробормотал он, защелкивая складной верх и заводя двигатель. Потом он, похоже, передумал и снова заглушил его. – Я никогда не собирался становиться священником, – сказал он. – Я вырос в Ньюкасле, в рабочей семье, которая в церковь не ходила, и это мне просто никогда не приходило в голову. Но я был умным, получил стипендию для учебы в хорошей школе и встретился с очень яркими преподавателями. Моим любимым предметом была история, в частности история религии. Меня захватила организованная государственная религия, ее ритуалы, живопись, литература, символика – вообще все. В университете я проводил исследования по религии, а не по теологии.

Он замолчал. Эви ждала продолжения.

– Так что же случилось потом? – не выдержав, спросила она. – Наступило внезапное прозрение?

Его пальцы барабанили по рулю, ему явно было неловко обсуждать это.

– Вроде того, – наконец ответил он. – Люди постоянно твердили, что из меня выйдет хороший священник. И это всего лишь вопрос веры.

Дождь пошел ниоткуда, словно мелкими камешками тяжело застучал по мягкой крыше.

– А вы не верили? – спросила она.

Он провел рукой по волосам, завел двигатель, а потом опять выключил его.

– Я почти был там, – ответил он. – Я мог смело сказать себе, что верю во все отдельные части религии, но она оставалась для меня просто набором отдельных теорий. Глупо звучит, наверное?

– Я так не думаю, – сказала Эви, хотя это было не совсем так.

– И потом это случилось. Я… увидел связь.

– Связь?

– Да.

Двигатель снова заработал, Гарри сдал от нагромождения камней.

– И это пока все о моем внутреннем «я». Для одного вечера вполне достаточно, доктор Оливер. А сейчас пристегните ремень и приготовьтесь. Мы уезжаем.

Они ехали по торфяникам на такой скорости, что Эви жалела, что не верит в бога, которому могла бы сейчас помолиться за собственную безопасность. Она не смела даже заговорить с Гарри или сказать что-то такое, что могло бы отвлечь его от дороги. К тому же она только что вела себя до удивления нескромно. Как она может говорить себе, что их ничего не связывает, если она теперь знает, что его кожа пахнет лаймом и имбирем, и точно представляет себе, где именно на его груди находится та точка, куда достанут ее губы, если она прижмется к нему?

Всего через несколько минут после начала дождя по краям дороги уже текли небольшие ручьи. Через четверть часа они выехали с торфяников и оказались в печальной близости от ее дома.

– Итак, как мы будем действовать дальше? – спросил Гарри, сворачивая на ее улицу.

– На этой неделе я встречаюсь с Томом, – сказала она. – Похоже, теперь он не будет со мной таким напряженным. Возможно, он немного приоткроется. Если он хотя бы просто признает существование…

В этот момент Гарри остановил машину перед ее домом.

– Я не Флетчеров имел в виду, – сказал он голосом, который, казалось, упал на целую октаву.

– Я должна идти, – сказала она, наклоняясь в поисках сумочки. – Мне завтра рано на работу, а насчет сегодняшнего вечера… Это была хорошая идея, спасибо. Думаю, это мне поможет.

Она отвернулась от него и нащупала ручку на дверце, понимая, что он внимательно следит за ней. Она собиралась сделать это очень быстро. Она может бросить ему «Спокойной ночи» просто через плечо, уже идя по дорожке. А дорожка очень короткая, всего каких-нибудь пара метров до крыльца.

Ключ в замке зажигания щелкнул, и мотор замолчал. Открылась дверца водителя. Он намного проворнее ее, он обойдет машину еще до того как она успеет встать. Так и есть, вот и он, протягивает ей руку. Имеет ли в такой ситуации смысл говорить ему, что она справится сама? Видимо, нет. И в любом случае, это был уже новый Гарри. Глаза более темные, он, похоже, даже стал выше. Это был Гарри, который не разговаривал, чьи пальцы крепко держали Эви за руку, когда он торопливо вел ее по дорожке сквозь ливень, под защиту козырька крыльца. Определенно новый Гарри, который развернул ее к себе лицом, чьи пальцы зарылись в ее волосах, чья голова сейчас склонялась к ней… Она закрыла глаза, и мир вокруг потемнел.

О нет, это не могло быть поцелуем. Это была бабочка, коснувшаяся крыльями ее губ, легко присевшая в ямочку на ее щеке, туда, откуда начинается улыбка.

А может, это все-таки поцелуй? Это мягкое поглаживание губ? Это немыслимое ощущение, будто к ней прикасаются буквально во всех местах?

И это определенно не могло быть поцелуем, когда ее уносило в какое-то место, выстланное изнутри черным бархатом. Его руки запутались в ее волосах; нет, одна рука лежала у нее на талии и прижимала ее. Стук капель по крыше крыльца отдавался в голове барабанной дробью. Пальцы гладили ее щеку. Как она могла забыть этот запах мужской кожи; тяжесть его тела, придавившего ее к стене крыльца? Если это был поцелуй, то почему же в уголках глаз закипают слезы?

– Хочешь зайти ко мне?

Неужели она сказала это вслух? Похоже на то. Потому что они больше не целовались, – хотя были настолько близки к этому, что уже не чувствовалось разницы, – а его дыхание обволакивало ее лицо, словно теплый туман.

– Я хочу этого больше всего на свете, – сказал он голосом, который совершенно не был похож на голос Гарри.

Ее ключи лежали в кармане. Нет, они были у нее в руке. Рука эта уже потянулась к замку, но тут ее накрыла его рука и сдержала ее.

– Но… – сказал он.

Ну почему всегда появляется какое-нибудь «но»?

Он отвел ее руку назад и поднес к своим губам.

– Мы еще не ели пиццу и не ходили в кино, – прошептал он.

Она едва смогла расслышать его сквозь шум дождя.

«А еще ты священник…» – подумала она.

– И я не хочу торопить события.

Он отпустил ее руку и приподнял ее подбородок, так что теперь Эви смотрела ему прямо в глаза.

– Это довольно мило, – сказала она. – И очень по-женски.

После этого вернулся прежний Гарри – улыбающийся, обнимающий ее и крепко прижимающий к себе.

– Во мне нет ни капли женского, – прошептал он ей в ухо, – что я только что наглядно продемонстрировал. А теперь, нахалка, давай домой, пока я не передумал.

Когда зазвонил телефон, первой мыслью Гарри было, что он только что заснул и что это должна быть Эви, которая попросит его прийти. Он повернулся на кровати, не в состоянии сообразить, с какой стороны стоит телефон. Знаешь что, скажет он, ну его к черту! К черту пиццу, к черту кино, к черту все остальное, я уже еду!

Нет, не с этой стороны, здесь стоят часы. Показывают 3-01. Он еще раз повернулся и протянул руку за телефоном. Он может одеться за две минуты, добраться до ее дома – еще десять. Так что к 3-15 он может уже…

– Алло, – сказал он, прижимая трубку к уху.