— Он вовсе и не хотел, чтобы я пригласила его, — старалась Меган убедить Мередита.

     После того вечера она не видела профессора несколько дней и не могла понять, радует ли это ее. Оскара она встретила по пути в рентгеновский кабинет и вела себя с ним как обычно, хотя это и стоило ей некоторых усилий. Она заметила, что он явно чувствует себя виноватым. Сейчас было бы неплохо поговорить с профессором, рассказать ему, как достойно она держала себя, но он не попадался Меган на глаза. Только как-то вечером, когда они с Оскаром шли в бар, он проехал мимо них в машине, направляясь в больницу. Он поднял руку в знак приветствия, и Меган заметила слабую улыбку на его лице.

     Профессор, разумеется, оказался прав. Когда она собралась ехать к родным, она уже вполне успокоилась и могла, не заливаясь слезами, обсуждать свои отношения с Оскаром. С сумкой и корзинкой с Мередитом в руках она вошла в дом. Навстречу ей из кухни появилась миссис Роднер.

     — Здравствуй, дорогая. Чудесно, что ты приехала. — Говорила миссис Роднер приветливо, но смотрела на дочь с беспокойством. — Мелани на ферме Кобба, она скоро вернется.

     Меган обняла мать.

     — Все в порядке, мама, не волнуйся. Я знаю о ней и об Оскаре и должна сначала поговорить с Мелани, а потом решу, что сказать Оскару.

     — Дорогая моя, мы с отцом видели, что происходит, и надеялись, что ты тоже заметила. А потом Оскар приехал один, без тебя, и они гуляли вдвоем. Мелани ужасно неловко...

     — Вот бедняжка, но никакой драмы тут нет, я только должна быть совершенно уверена, что они любят друг друга. А ты как думаешь, мама?

     Миссис Роднер ответила просто:

     — Они полюбили друг друга сразу, как только познакомились. Это не увлечение, моя дорогая. Они ничего не могут поделать со своим чувством. А ты так же сильно любишь Оскара? Это как ослепление, когда знаешь, что ни с кем другим не будешь счастлива...

     Меган последовала за миссис Роднер на кухню. Там она выпустила из корзинки Мередита, налила себе и матери кофе и уже за столом сказала:

     — Нет, мама, у меня такого чувства нет, мне было хорошо с Оскаром, я думала, что жизнь с ним будет приятной. Он такой добрый, покладистый... У него ровный характер...

     — Девочка моя, когда любишь, не обращаешь внимания, хороший ли характер у любимого. Женщина может полюбить, и полюбить сильно, мужчину с плохим характером, вспыльчивого, который бросает полотенца на пол в ванной, не помнит дня ее рождения и все-таки обожает ее.

     Слова матери потрясли Меган; застигнутая врасплох, она пыталась сообразить, бросает ли профессор полотенца на пол.

     — Я хочу, чтоб Мелани знала, что сердце мое не разбито. Оно немножко надтреснуто, но я уверена, что справлюсь с этим. Право же, мама, я свыкнусь с мыслью, что мы с Оскаром расстались, и чем скорее это произойдет, тем скорее он женится на Мелани.

     — Кто-нибудь знает об этом? Я имею в виду — в больнице?

     Меган с досадой почувствовала, что краснеет.

     — Знает профессор ван Белфелд. Он... Он встретил меня в больничном коридоре и все из меня вытянул.

     Миссис Роднер внимательно посмотрела на дочь.

     — Всего вероятнее, он дал тебе хороший совет, — предположила она.

     — Действительно дал. Это он предложил мне сделать то, что я сейчас делаю: узнать, точно ли Мелани любит Оскара.

     — Он все понял, во всем разобрался. Наверное, он женат, имеет детей.

     — Он никогда не говорит о себе, но, судя по некоторым его репликам, скорее всего, женат.

     — Да, он ведь уже не молод, — заметила миссис Роднер.

     — Но и не стар, ему около сорока.

     Тон у Меган был довольно резкий, и мать задумчиво посмотрела на нее, догадавшись, что дочь далеко не все ей рассказала. Она считала, что профессор неравнодушен к Меган; как это часто случается, мужчина, неделями оторванный от дома, может влюбиться в каждую хорошенькую девушку, которая повстречается ему на пути. Впрочем, вряд ли профессор из таких, ведь он мог быть и вдовцом... Или же просто дал добрый совет молодой коллеге, которая в таком совете нуждалась... И все-таки тогда он смотрел на Меган не как на коллегу, его взгляд был полон любви, в этом миссис Роднер не сомневалась. А вот у Меган и мысли подобной не возникало. Она взглянула на часы.

     — Еще рано. Ты хочешь поскорее поговорить с Мелани? Тогда можешь встретить ее. В дороге разговор всегда легче, не то что в комнате, когда сидишь друг против друга.

     Хоть Меган и бодрилась, миссис Роднер с огорчением глядела на бледное, осунувшееся лицо дочери, на тени у нее под глазами.

     Меган надела старые туфли, проведала кота, мирно спавшего на кухне, и отправилась встречать сестру.

     Когда они, держась за руки, вошли в дом, миссис Роднер накрывала к ланчу. Глаза у Меган были сухие, лицо веселое; у Мелани глаза были заплаканные, но даже набрякшие веки не могли испортить ее хорошенького личика. К ланчу пришел и мистер Роднер, жена успела его предупредить, и он, не заводя разговора на опасную тему, как всегда приветливо, поздоровался с Меган и, как всегда с интересом, стал расспрашивать ее о работе.

     — Я очень рад, что ты приехала, — сказал он. — В огороде у нас дел хватает, я хотел посадить сладкий горох, поставить подпорки бобам, еще собираюсь попробовать, как пойдет козлобородник, если удастся пересадить рассаду. Потом посажу спаржу, земля уже подготовлена...

     Меган узнала то, что хотела. Она поговорила с Мелани, и теперь у нее не было никаких сомнений: они любят друг друга и чувствуют себя виноватыми перед ней. Она постаралась внушить Мелани, что ни она, ни Оскар ни в чем не виноваты.

     — Что ж, такое порой случается, дорогая моя, — говорила она своей рыдающей сестренке. — Но подумай сама, как ужасно было бы узнать, что вы любите друг друга, после нашей с Оскаром свадьбы. Вы не причиняете мне страданий, и, говоря откровенно, я не люблю или, лучше сказать, не любила Оскара так, как ты. А то чувство, что у меня было, я быстро преодолею.

     Меган просила сестру ничего не говорить Оскару, пока она сама не поговорит с ним. Она боялась этого разговора, но впереди были два выходных, она проведет их, копаясь в огороде, наберется сил перед трудными днями, которые ей предстоят. Однако Меган устала полоть и сажать и, ложась спать, расплакалась. В конце концов, это так тяжело — каждую минуту изображать бодрость и веселье, когда больше всего на свете хочется бросить все и разрыдаться, нервы ее были на пределе.

     Родители, как могли, старались помочь. Выслушав Меган, они одобрили ее решение и не пытались давать ей советы, не лезли с ненужными утешениями.

     — Это непростая ситуация, и нам всем надо ее пережить, — сказал отец. — Что поделаешь, бывает и так... Я рад, что это случилось до вашей с Оскаром свадьбы, даже до того, как вы стали серьезно говорить о ней.

     О свадьбе, думала Меган, они никогда и не говорили. Приятно было сознавать, что ты помолвлена, а брак казался чем-то неопределенным и далеким, оба они считали, что торопиться незачем. Главное — будущая карьера Оскара, это она поняла еще до того, как его мать напомнила ей об этом. Меган снова и снова вспоминала случившееся, боль отступала, но печальные мысли о будущем не оставляли ее.

     Возвращаясь в Лондон в воскресенье вечером, она обдумывала свой разговор с Оскаром. Она будет очень спокойна и рассудительна и не позволит догадаться о своем унижении. Но потом ей еще придется что-то объяснить своим друзьям и коллегам, а это тоже совсем не легко. В больнице ее любили, и все же без сплетен не обойдется, хоть и недолго, но придется ей мириться с ними, пока очередной пикантный слушок не займет внимание персонала больницы.

     Она решила не ждать, когда у Оскара выдастся свободный вечер и он позвонит ей, но во вторник в полдень вахтер передал ей записку. Оскар писал, что освободится сегодня после шести часов. «На ужин у меня времени не будет, но мы могли бы сходить куда-нибудь выпить».