Возможно. Но в последний раз это произошло, когда ей было восемь лет от роду, а ему — одиннадцать!

По внезапно затвердевшим скулам и холодному блеску в глазах Юджина Диана поняла, какое ужасное впечатление произвела на него эта шутка.

— А-а… Любовники-кузены? Хм, хм… — изрек он холодно, наклонившись вперед и ставя на столик пустую чашку из-под кофе. — В таком случае, не смею мешать.

Он подразумевал, что она и Алекс немедленно вместе отправятся в постель… Как все глупо! Неужели такое случилось именно с ней: за два дня она вдруг превратилась в роковую женщину? Во всяком случае — в глазах Юджина. Ситуация складывалась нелепейшая — в свои двадцать семь лет она все еще оставалась девственницей…

При свиданиях с Филиппом девушку иногда беспокоило, что тот ни разу не попытался перейти к более интимным отношениям… В конце концов, четыре года встреч, чуть ли не ежедневных, — срок достаточно продолжительный. Но потом она решила, что при своих старомодных взглядах Филипп считал физическую близость делом неприличным и откладывал это до свадьбы. Но, когда он неожиданно порвал с ней, Диана решила, что была для него просто малопривлекательной как женщина. Это заставило ее страдать: найдет ли ее кто-нибудь когда-нибудь желанной или она так и останется старой девой?

Однако после часов, проведенных в обществе Юджина сегодня и накануне вечером, ее опасения казались нелепыми и смешными. Известный актер, видимо, находил ее и сексапильной, и обольстительной, и был бы не прочь заняться с нею любовью, если бы не телефонный звонок Алекса, все испортивший и так некстати погасивший их страсть…

— Прощай, Ди! — Юджин уже стоял у дверей, высокий, крупный, черноволосый.

Она невольно залюбовалась им, и на нее нахлынули недавние воспоминания о его объятиях и поцелуях. Они лежали на этом диване… И сейчас он уходит… Она никогда, никогда его не увидит! Почему так теснит грудь? Почему от мысли, что он покинет ее, становится тяжело на душе?

— Вряд ли ты нуждаешься в советах, но я все же скажу: лови наслаждения, пока время твое не прошло… — произнес он своим чуть хрипловатым голосом, бросив на нее ледяной взгляд.

Что касается времени, у Дианы его больше не было. Это ее последние часы в Лондоне. Утром она с кузеном уедет домой.

— Приятно было познакомиться с вами, Юджин! — Алекс проводил гостя, распахнув дверь и протянул ему руку для пожатия.

Юджин торопливо кивнул, прощаясь. И обернувшись к Диане, вежливо поклонился.

— Рад встрече.

Юджин ушел. Алекс закрыл дверь. Девушка продолжала недвижно сидеть на диване.

— Ладно, — заговорил он решительно и повернулся к кузине: — Не будешь ли ты так любезна рассказать, как приключилось, что пьяный вдрызг Джордж Битти проник в твой номер, а разъяренный Юджин Данауэй — в твое сердце?

Слова кузена поразили ее, как удар молнии. И она внезапно разрыдалась.

— Как прошел сегодня день в библиотеке? — спросил Алекс, стоя на верхней ступеньке лестницы-стремянки в кухне Дианы.

В этот день, наверное, произошел перелом в ее жизни — по меньшей мере, так можно было бы ответить на его вопрос.

После возвращения из Лондона она ненадолго заехала к себе на квартиру — только чтобы собраться в дорогу, и сразу же уехала к родителям, решив провести у них оставшуюся часть отпуска. Родители, как всегда, обрадовались ее приезду, и она прожила несколько дней в блаженном покое, пошедшем ей на пользу после лондонских безумств.

Это было время одиноких раздумий о жизни, критических переоценок, и она пришла к заключению, что кузен абсолютно прав — она не может и не должна больше продолжать работать в библиотеке, изо дня в день сталкиваясь с Филиппом.

Непросто будет устроиться на новую работу — она осознавала это, — но так продолжаться больше не могло… После пребывания в Лондоне Диана поняла — нельзя попусту тратить жизнь, пора ее менять. Пусть проведенная в Лондоне неделя не была полна веселья и развлечений, как предполагал ее кузен, зато она «обрела вкус к жизни», а это немало.

Реакция Филиппа, когда Диана положила ему да стол заявление об увольнении, оказалась неожиданной. Он был так поражен, что тут же пригласил ее к себе в кабинет для беседы.

Однако ей уже нечего было обсуждать с Филиппом — она приняла твердое решение. Ей не потребовалось много времени для обдумывания. К тому же несколько почти травматически болезненных дней в Лондоне перевернули все ее представления о жизни. Это она и сообщила изумленному Филиппу.

— А он что? — в очередной раз Алекс старался вызвать кузину на откровенность. Не успела она вернуться из библиотеки, как он почти тут же позвонил в дверь.

— Ладно. Не хочешь — не говори, — ухмыльнулся кузен, не дождавшись ее ответа. — Догадываюсь, что Филипп так сильно истосковался по тебе за две недели твоего отсутствия, что сгреб тебя в объятия, зацеловал и сделал признание в бессмертной любви! — От нелепости этой мысли в его глазах запрыгали озорные бесенята.

Диана нахмурилась. По правде говоря, Филипп, пытаясь ее отговорить, использовал все доводы, кроме предложения руки и сердца…

— Не будь смешным, Алекс! — ответила она раздраженно.

— Ладно, ладно. Вижу, тут что-то не так, — примирительно сказал он, явно пытаясь оценить ситуацию. — Неужели Юджин позвонил тебе и признался в вечной любви? — с робкой надеждой спросил он.

Краска стыда залила ее щеки, но тут же кровь мгновенно отхлынула от лица, и она побледнела. Кузина и кузен никогда не вспоминали Юджина после того злополучного вечера, когда в номере лондонского отеля Алекс позволил себе глупую шутку и оскорбленный Юджин покинул ее. Тогда, после его ухода, Ди разрыдалась, и Алекс, казалось, понял, что совершил что-то непоправимое.

Диана и сама удивилась собственной реакции. С Юджином она была едва знакома. Как он мог «проникнуть в ее сердце»? Кажется, так изволил выразиться кузен? Однако Юджин затронул какие-то струны ее души и причинил такую физическую боль, какой она никогда не испытывала прежде… Ее смятение и слезы… Это привело Диану в замешательство.

— Не глупи, Алекс! — сказала она ему нетерпеливо. — И, будь любезен, спускайся, ты не мешай мне готовить ужин! — И она нарочито строго посмотрела на него, пока он не поправил полку и не слез с лестницы-стремянки.

— Но ты ведь совсем ничего не говорила мне о Юджине? — настойчиво продолжал он, бросая на кузину любопытные взгляды.

— Потому что нечего было говорить, — отрезала она, ловко двигаясь по кухне и добавляя приправы к спагетти по-болонски. Она готовила для них обоих. Вера работала этим вечером, у нее были фотосъемки, и кузен, как всегда в подобных случаях, оставался предоставленным самому себе и, естественно, голодным.

— Неужели так-таки и нечего сказать?

— Алекс…

— Да? — Он, чуть наклонившись, взглянул на нее с высоты своего роста широко распахнутыми невинными голубыми глазами.

Диана не сдержала нетерпеливого вздоха. Она так и знала — все к этому сведется. Алекс не был бы Алексом, если бы смог справиться с собственным любопытством. Не отправься она на несколько дней отдохнуть к родителям, кузен давным-давно измучил бы ее расспросами. А она еще не готова к разговору — ей никак не удается забыть часы, проведенные с Юджином. Она не искала логики в своем поведении, какого-то рационального начала там, где его не было. И теперь с этим кончено навсегда…

— Я же сказала «нет», — огорошила она Алекса.

Он разочарованно вздохнул:

— С тобой не соскучишься. Ди усмехнулась.

— Думаю, что получила в течение несколько дней в Лондоне необходимый заряд удовольствий.

— Но ты мне ничего не рассказала…

— А я и не собираюсь, — прервала она его твердо. — Пожалуйста, будь умницей и накрой на стол.

Алекс обиженно надулся.

— Тема исчерпана?

— Исчерпана, дорогой, — кивнула она.

— Секретничаешь, угу? — И он состроил уморительную гримасу.

— Нет, но… — Она оборвала себя на полуслове, услышав дверной звонок. — Пожалуйста, пойди посмотри, кто там? — И она нетерпеливо вздохнула. — Кто бы ни был, нам надо поужинать, а то все остынет, — напомнила она кузену, когда тот пошел открывать дверь.