– Ого! – подивился Ковтун. – Им что, дня не хватило? Ну-ну, что дальше?

Артем, вспоминая вчерашнее, заиграл желваками.

– Дальше – больше, как говорится. Я возвращаюсь домой, а наша квартира занята.

Ковтун почесал затылок:

– Ни хрена себе.

Его, прямо санкционирующего застройку, а значит, и подобные выселения – только по закону, – явно озадачили слова Артема. Он уже не торопился его выпихнуть из кабинета. Теперь можно было излагать и свои доводы. И Артем не стал напрасно терять время.

– Но и это еще не все. Поменяли замки. Кое-как с участковым я в квартиру зашел.

– О! Уже легче. Этих – взашей! Пинка дал им?

– Нет. Оставил.

Ковтун замер и вдруг перешел на украинский:

– Чего??? Да ты что? Сказився?

Артем покачал головой:

– Судите сами, Егор Кузьмич, молодые родители и ребенок полуторагодовалый. Ну куда я их «взашей»? – Павлов вздохнул и сделал глоток воды. – А уж когда я их бумаги посмотрел, то сразу понял, что этих бедолаг просто провели. Собрали с таких, как они, по полтиннику баксов. Пообещали дом через год и теперь маринуют. Бумаги негодные. По ним ничего и потребовать нельзя. Но я кое-что придумал. Поэтому к вам и пришел.

– Ага. Только сперва в суд сбегал. Так?

Сцепивший толстые руки на огромном животе министр уже понял, зачем к нему пришли.

– Не буду отрицать, – подтвердил Артем. – Сбегал. Даже иск уже сдал. А вам принес определение суда. Министерство выступит третьей стороной.

В кабинете повисла глухая многозначительная тишина.

– Ну… положим, с твоими подселенцами вопрос мы решим, – неспешно, обстоятельно проронил Ковтун. – Напишешь мне их данные. Погляжу, что есть в резерве. Дадим как пострадавшим от аварии однокомнатную квартиру в Жгутове. Есть там у меня один резервный дом для самых настырных…

«Есть!» – мысленно отсалютовал Артем. Но министр еще не закончил:

– А что касается остального… то за тебя я спокоен; ты мальчик большой и сам за себя постоишь. Старик-сосед сам виноват, за коммунальные услуги только в доме престарелых не платят… а вот по Андрею Андреичу… Что следователь-то говорит?

Артем язвительно усмехнулся:

– Следователь ссылается на заключение экспертизы, а в заключении написано, что считать смерть насильственной оснований нет. То есть и дело возбуждать оснований нет.

Ковтун недобро хмыкнул.

– Такие вещи спускать нельзя. Пожалуй, я сам с генеральным прокурором переговорю. Пусть, как положено, заведут дело и, как положено, расследуют.

Ковтун поднялся с дивана, и стало ясно, что разговор окончен. Артем тоже встал, оба двинулись к выходу, и на пороге Ковтун вновь крепко обнял его.

– Не кисни, адвокат. Оставь данные по этим твоим Губкиным у секретаря. До конца недели съедут. Не переживай. Да. Еще. Адрес кладбища, участок там, номер не забудь мне факсом скинуть. Заеду завтра же. Поклонюсь. Маме – наилучшие. От меня. Все. Беги. А про суд, – он сморщился, – забудь! Чего там делать? Лучше твой по телику посмотреть! Ха-аха-ха! Бывай.

Двери захлопнулись, оставив Артема в огромном темном тамбуре. Казалось, он очутился в гигантском шкафу или скорее саркофаге. Кажется, египтяне делали из дуба свои последние погребальные убежища. От такого сравнения у Павлова похолодела спина, и он поспешил на свет в приемную министра, к расторопным, пышущим жизненной силой и телесным благополучием секретаршам. А Ковтун… Ковтун потянулся к телефонной трубке.

«Сволочь Поклонский… ни стыда, ни совести!»

Нет, расторопный и толковый девелопер Игорь Поклонский, не раз получавший лицензии от Ковтуна, не был прямо и лично повинен в судьбе этих Губкиных. Судя по оставленным адвокатом бумагам, инвесторов прокинула одна из партнерских фирм девелопера. И все-таки Игорь должен был ответить. Просто потому, что квартирный фонд у Ковтуна был не резиновый, и всякий раз под риском вызова в суд компенсировать чужие закидоны Егор Кузьмич не собирался.

Люди всегда стремились летать. И спустя каких-то семь-восемь тысяч лет от сотворения мира им это удалось. Понятно, что как только получилось взлететь над землей, захотелось отправиться еще выше. Особенно притягательными оказались звезды. Первый советский космонавт имел особую идеологическую миссию – помимо демонстрации первенства социализма в освоении Вселенной, он должен был найти бесспорные доказательства отсутствия бога. Доказательства были найдены, но сами космонавты, похоже, стали от этого убежденными христианами.

Игорь Поклонский, как любой советский мальчишка, мечтал стать космонавтом. Поэтому, как только в его мошне завелись первые сотни миллионов, он сразу же записался в отряд космических туристов. Причем слово «турист» ему весьма не нравилось, и он потребовал его замены в договоре на выражение «космический путешественник». За лишние пятьсот тысяч у. е. формулировку поменяли.

Заплатив положенные взносы и авансы, Поклонский довольно быстро вошел в форму и уже вовсю крутился на центрифуге, требуя все новых и новых нагрузок. Его не смущали цифры в 4, 5 и даже в 6 Жэ. Эти максимальные для человеческого организма значения он преодолевал легко. Ну а пройдя весь цикл наземной подготовки, он отправился в воздух и именно здесь впервые ощутил себя пушинкой. Несмотря на солидную комплекцию: 205 см роста и 126 кг веса, Поклонский парил в невесомости и гоготал во все горло.

– Я лечу-у-у-у! У-у-у-у-у! – с пьяными от счастья глазами изображал не то самолет, не то ракету Игорь Михайлович, и подполковник-инструктор неодобрительно качал головой и незаметно от Поклонского покрутил указательным пальцем у виска.

С инструктором молчаливо соглашался и экипаж. Наблюдать за причудами космического туриста их вынуждал договор и отсутствие должного финансирования. Поклонский же не замечал не только их жестов и укоризненных взглядов, но и вообще никого вокруг. Он парил над землей в уникальном космоавиационном тренажере и мечтал, как в совсем недалеком будущем начнет строить свои башни на Луне, Марсе, Юпитере и прочих ныне почти недоступных планетах. Темпы, с какими развивались наука и техника, давали базу для уверенности, а острые и абсолютно неземные ощущения, которые испытывал Игорь на тренировках, толкали его и без того неудержимую фантазию.

«Я как воздушный пузырь – огромный, радужный, легкий и прочный», – улыбнулся Игорь, легко оттолкнулся от стенки и поплыл вдоль ряда прожекторов, освещавших внутреннее устройство летающей лаборатории. Сейчас он парил на высоте трех метров от пола, устланного гимнастическими матами, а внизу его страховали сразу два военных инструктора. Если пропустить команду об окончании режима невесомости, без страховки можно рухнуть вниз и покалечиться, и он был об этом предупрежден и даже подписал соответствующее обязательство.

Раздался резкий сигнал, и Поклонский осознал, что, замечтавшись, опять не услышал дважды прозвучавшей команды: «Конец режима!» Две пары сильных рук подхватили внезапно отяжелевшее двухметровое тело курсанта-путешественника.

– Принимай! Страхуем! Игорь! Игорь Михайлович, как вы?

– Окейно… – самозабвенно прохрипел Поклонский и отключился.

Нет, он не потерял сознания, но его мечтания и грезы вдруг обрели реальные формы. Он увидел себя как бы со стороны, сидящим в огромном кабинете. Сам кабинет парил над землей и был выполнен в форме стеклянного куба. «Офис мира» – почему-то пронеслось в пульсирующем сознании начинающего астронавта. Он чуял, всем сердцем чуял: перед ним открываются поистине космические перспективы.

Домой Павлов добрался многое успевший, но почти опустошенный. Спасибо Ковтуну, он, как и обещал, вышел на генпрокурора, и Артему не понадобилось ни на кого давить: дело по поводу гибели отца немедленно завели, и, похоже, кто-то даже чем-то занялся.

«А еще и к Коробкову придется съездить!» – с ужасом подумал Артем, открывая родную дверь непривычным огромным ключом Губкиных.