– Петр Александрович, а это ведь очень хорошо, что несколько дней здесь никого не было. Кроме вас, конечно.

– А что в этом хорошего?

– Нам ведь с вами… отпустите уже меня, пожалуйста, я так думать не могу, когда вы так близко… нам ведь с вами совершенно неинтересно, если тут привидение завелось?

– То есть?

– Все, отойдите еще дальше, а то и вы не думаете о деле. Отошли? Заодно включите электрическое освещение. Так вот, если тут в самом деле привидения или иная нечисть забавляются, то нам это любопытно, но не более того. Разбираться здесь должны либо ученые, либо священники. А вот если это проделки человека, то мы его поймаем. И первое, что сделаем, попытаемся собрать здесь всю вашу труппу. Сумеете уговорить?

– То есть вы полагаете, что на одного меня господин привидение свои фокусы тратить не желает?

– Может, и желает. Только откуда ему узнать, что вы сюда явитесь? Настоящее привидение тут должно проживать постоянно. А вот человек на одном месте сидеть не станет, и постоянно ждать вас лично, Петя, ему тяжело.

– И если мы соберем здесь всех и нечто снова повторится, то можно с уверенностью сказать, что все это проделки человека. И еще можно будет расспросить каждого о том, кому он мог сказать, на какое время назначена репетиция. Хотя народу такого уйма наберется.

– Не уйма. Старых знакомых и тем более родственников можно с уверенностью отмести уже сейчас.

– И скорее всего, нужно искать человека, приехавшего недавно, но у которого есть возможность узнавать о наших репетициях!

– Вот и я так полагаю!

– Тогда не станем тянуть время. Я постараюсь уговорить всех собраться еще раз завтра. Увы, придется обманывать и говорить, что речь идет только о репетиции.

– Да и репетировать нужно обязательно. Чтобы все выглядело как всегда.

Петя понимающе кивнул.

– А сейчас что мы станем делать? – спросил он.

– Который час?

– К четырем подходит, – ответил Петя, еще только потянувшись за часами. – Не угадал, ровно четыре.

– Значит, архив еще работает.

– Петр Матвеевич, а что над этой залой расположено? – спросила я, надевая поданную мне шубку.

– Так кабинет, – ответил швейцар. – Только им и прежний хозяин редко пользовался, а сейчас туда и вовсе никто не заходит. Только это уже в третьем этаже, а то ведь зала высокая.

Я кивнула, мол, заметила, что зала высотой в два этажа, и в голове что-то мелькнуло, а что – я и понять не успела.

Мы вышли на улицу, где по-прежнему, пусть уже не так густо, падал снег.

– Хорошо-то как! В Москве такой зимы не увидишь!

– Вот и оставайтесь у нас. Хотя бы до весны.

Я промолчала. Петя вздохнул.

Деревянные тротуары были засыпаны снегом, в котором прохожие, их стало намного больше, протоптали широкие тропки, но шагать вдвоем все равно было тесно. Петя вынужден был чуть приотстать.

– О чем вы там хмыкаете, Петя? – спросила я обернувшись.

– Да я вот не особенно задумывался об этом. Мне казалось куда более важным понять, приведение это шалило, домовой, барабашка какой, как некоторые полагали, или все же это человеческих рук проделки. Вы, Даша, сказали, что для нас интереса нет, если это нечистая сила. И вот тут я стал размышлять с точки зрения сыщика. А едва ли не самый главный вопрос при таких загадочных обстоятельствах какой?

– Ну, таких вопросов может быть несколько.

– Тоже верно. Но, наверное, первым делом стоит спросить себя: а кому и для чего это понадобилось?

– То есть вы, Петя, пытаетесь найти мотив?

– Его! Но не могу. Вот не могу, и все тут! Ну для чего весь этот огород нужно городить? Чем мы провинились, чтобы пугать нас? Кто-то хочет нам отомстить? За что? Или, к примеру, какая здесь может быть корысть? Ревность вообще отпадает.

– Почему вы так решили? Очень может быть, что это ревность толкнула человека на все эти проделки. Только ревнует он не к другому человеку, а к увлечению человека театром. Предмет увлечения проводит время на репетициях, а не вместе с ним.

– Ну разве что так повернуть. Хотя все равно такой мотив не подходит. Я неплохо знаю всех, кто принимает участие в этой постановке. Люди по большей части молодые, но как раз их близкие друзья, ну такие, о ком можно сказать, что они предпочли бы, чтобы кто-то проводил время не на репетициях, а с ними одними, ведут себя подобающим образом.

– Что вы имеете в виду?

– Встречают и провожают после репетиций. Порой присутствуют на них. Больше всех восхищаются предметом своего увлечения, хвалят, даже восторгаются.

– Не стану спорить, просто нам нужно будет сесть и очень крепко подумать обо всем. В том числе и о возможных мотивах, потому как вы правы и это очень важно.

– Даша, вы прошли мимо. Нам нужно сюда.

В самом деле, я, увлекшись разговором и к тому же ведя его вполоборота назад, пропустила нужные нам ворота. Но Петя вовремя меня остановил, и мы через минуту вошли в помещение городского архива. Где уже однажды побывали и где нашли очень нужные нам сведения по делу о тройном убийстве в театре.

– А! Петр Александрович! – воскликнул, завидев нас на пороге, мужчина лет сорока, румяный и упитанный, то есть совершенно не соответствующий расхожим представлениям о работниках архивов, согласно которым они должны быть худы, бледны и непременно носить очки с толстыми стеклами. – Здравствуйте! Мы вас раньше завтрашнего дня уже и не ждали. Ох, простите, сударыня, не заметил вас за широкой спиной кавалера. Здравствуйте.

– Здравствуйте, – ответила я на приветствие и чуть толкнула Петю локтем. Ведь сам прежде меня догадался здесь побывать и ничего мне не сказал. Петя понял все правильно и довольно заулыбался.

– Позвольте вам представить мою спутницу. Дарья Владимировна Бестужева.

– Ох! Что-то я нынче бестолков и невнимателен, как никогда! Мог бы и сам сообразить, кто в гости пожаловал.

– А это господин Тряпушкин Лев Константинович. Он обещал навести по моей просьбе кое-какие справки.

– И навел! Чайку не желаете-с? Тогда проходите, дозвольте шубку вашу, сударыня.

На дверях крохотного кабинетика значилось «Тряпушкин Л.К. Старший архивариус».

Ловко накрывая на стол, хозяин кабинета задавал всякие подобающие случаю малозначащие вопросы. О погоде, о здоровье родственников Пети, о том, как я доехала, и прочее. Но, едва усадив нас и подав стаканы с чаем, Лев Константинович перешел к делу.

– Так-с! Вот что мне удалось выяснить из вами порученного, любезный государь Петр Александрович. Особняк на углу Магистратской и Соляного переулка выстроен был в 1867 году. Аккурат к Рождеству достроили, на все про все затратив десять месяцев. Строил его для себя некий Томас Вайзе, но уже в разгар строительства продал его другому немцу, Георгию Конрадовичу Бушнеру. Тот прожил в нем совсем недолго, менее двух лет, и продал его. Впоследствии дом еще несколько раз перепродавался. У меня тут списочек всех домовладельцев, вы уж сами глянете. Единственное, что добавлю в этой связи, так то, что в этом списке еще дважды встречается фамилия Бушнер. Вы печеньице, сударыня Дарья Владимировна, вниманием не обходите! Супруга пекла-с! Этакого нигде не отведаете.

– Благодарю вас, передайте мои восторги вашей супруге. Очень вкусное печенье.

– Фамильный рецепт. Да-с! Супруга моя происходит из местной немецкой семьи, и я от нее не только печеньем вас угостить могу. Она как раз очень хорошо всех немцев наших знает. И про господина Вайзе, того, что дом затеял строить, тоже кое-что сообщила, пусть их семья примерно в то же время уехала из Томска. Ну да там ничего особого нет, хотя я в списке эти краткие сведения пометил. А вот про Бушнеров, увы, ничего не знает. И в списках горожан их не обнаружено. И по купеческой, торговой или иной предпринимательской деятельности нигде не зарегистрированы. Вот-с!

– Видимо, вас они заинтересовали не только от того, что трижды домом владели? – спросил Петя.

– Прежде всего, по той причине, что моя Антонина Генриховна о них ничего не ведает, заинтересовали! – засмеялся в ответ архивариус. – А тут сам предпринял попытку навести справки иными способами и ничего не нашел-с. Здесь, в архиве, с какой стороны ни подойти – никаких данных. Походил по разного рода присутственным местам, посмотрел, что там возможно разнюхать, – снова ничего! Как вам такое?