— А я не знаю, есть у меня талант или нет, — выкрикнула девчонка из последнего ряда.

Все засмеялись, но Артём Николаевич быстро смех прекратил:

— Справедливое замечание. Иногда наличие таланта можно определить только в процессе работы. Так что тех, кто попробует свои силы, но получит отказ, прошу не обижаться. Это не означает отсутствия у вас таланта, это говорит только о том, что мы посчитали вас не подходящими для этого конкретного проекта. И должен предупредить, что положительный ответ тоже не окончательный. Согласны на такие условия? Тогда мы отпускаем ребят, я зову своих помощников и начнём.

— Сильный ход, — сказал Серёга, едва выйдя из зала.

— Ты про что?

— Про Артёма нашего Николаевича. Он нас перед всеми выставил талантливыми, умными, работоспособными и чего-то там ещё.

— Не капризными.

— Ну да. И нам теперь придётся соответствовать.

— Он же заранее предупреждал.

— Предупреждал не предупреждал, какая разница. Всё равно при случае можно было бы и сачкануть чуток, поканючить. А теперь всё — никак нельзя. Особенно при остальных.

— Ты вроде сачковать не собирался.

— А вдруг захотелось бы? Ладно, забыли. У тебя с Ленкой как отношения? Развиваются?

— С какой Ленкой?

— С той самой, с визажисткой, которая в твоём доме живёт.

— А какие у нас отношения?

— Тебе лучше знать, ты же её провожаешь.

— Так мы в одном доме живём, сам же сказал.

— Кузнецов, не темни. Я ж вижу, она к тебе неровно дышит.

— А-а-а. Нет у нас таких отношений.

— Что, даже не целовались?

— Не целовались. Почти.

— Вот с этого места поподробнее.

— Она меня один раз в щёчку чмокнула. Всё!

— Лёха, она тебе что, не нравится?

— Нравится.

— Может, тебе целоваться не нравится?

— Нравится.

— Ну?

— Ленка мне нравится, — вздохнул Лёшка. — И целоваться нравится. Но не с Ленкой.

— Не понял?

— Ну мне бы хотелось целоваться с другой девчонкой.

— Так в чём дело?

— Я не знаю с какой!

— Всё! Тушите свет! Либо ты балбес, либо я балбес, либо мы оба. Но я ничего не понимаю.

В этом вопросе Лёшка и сам себя не понимал.

Статья в газете появилась только на следующей неделе. До этого времени в театре про их участие в новом телепроекте знал только Владимир Михайлович, теперь узнали все, и ничего хорошего в этом не оказалось. Лёшка думал, что особо никто и внимания не обратит, как это было у них в классе после его телевизионного дебюта. Но реакция «соучастников по театральному делу», как иногда шутили в театре, оказалась неприятной и совершенно неожиданной: их с Серёгой стали чураться. Нет, здоровались и разговаривали, но скоро стало понятно, что общаются с ними только по делу, когда нужда заставляла. Если же разговор шёл о постороннем, то при их появлении он прекращался, компания расходилась. Тоня как-то мимоходом поинтересовалась у Лёшки про дела в школе, и то на неё так посмотрели, что девчонка чуть не заплакала.

Лёшка по наивности решил выяснить всё напрямую.

— Петров, скажи мне по-родственному, чего на нас все надулись? — спросил он Антона Петрова, который играл папашу их лисьего семейства.

— Никто на вас не надулся, — ответил Петров. — Просто с предателями никому разговаривать не интересно. Мне — тоже.

— Это с чего мы предателями стали? Бред какой-то! — возмутился Лёшка, но ответом его не удостоили.

— Нашёл, к кому с расспросами лезть, к самому принципиальному, — сказал подошедший Серёга. — Это Петров всех подбил, чтобы с нами никто не разговаривал. Он бы нас давно уже изгнал отсюда с позором, но без нас они не смогут, пока новых артистов в спектакль не введут. Да и дядя Володя не даст.

— Откуда ты всё знаешь?

— Илона рассказала потихоньку. Я, в отличие от тебя, девчонками не разбрасываюсь.

— Что ещё она рассказывала?

— Ну все знают, что мы скоро уйдём.

— Куда?

— На телевидение, куда же ещё?

— Мы же не собирались уходить.

— Во-первых, ты это им объяснить попробуй. Во-вторых, не известно, получилось бы у нас и там и там успевать. В-третьих, после этих дурацких выходок мы теперь по-любому уйдём. Я б давно дверью хлопнул, но не привык людей подводить. А Владимир Михайлович мне ничего хорошего, кроме плохого, не сделал. Тьфу ты, наоборот хотел сказать.

— Может, утрясётся всё? — неуверенно спросил Лёшка. — Мне в театре даже больше нравится, чем на телевидении. Там иной раз забываешь, кого и про что играешь. А здесь всё целиком, по порядку. Интереснее как-то. Чего вдруг все взъелись?

— Завидуют. Заговорщики хреновы.

— Чему?

— А ты не понимаешь? Мы же после этого проекта станем самыми известными людьми в городе.

— Это с каких таких щей? Что-то после передач на ГТРК даже ты не слишком прославился, про меня и говорить нечего.

— Нашёл что сравнивать. У Зойсанны всё по старинке было, и палки ей в колёса вставляли, развернуться не давали. У Николаича всё по высшему разряду, на студии все перед ним на цыпочках ходят, всякие монстры из Москвы прилетают нас гримировать. И сам Николаич как режиссёр покруче будет.

— Не знаю. Зойсанна — тоже хороший режиссёр.

— Да я и не спорю. Но сейчас всё по-другому будет. Лучше! — и пропел ни с того ни с сего: — Лёха, Лёха, это им, а не нам будет плохо!

Лёшка посмотрел на большой кусок вырезки и зажмурился, стараясь представить, что же ему хочется и как это должно выглядеть.

— Кузнецов, не тяни, — взмолился Серёга. — Ты тут спишь, а нам очень кушать хочется. Давай уже готовь, раз вызвался.

— А ты под руку не говори. Возьми в холодильнике три яйца и взбей в этой миске. Не блендером, вилкой взбивай. Приправки пол-ложечки и молока туда же.

Лёшка взял нож и отрезал три тонких, но широких ломтика мяса, отбил их молотком, нашинковал петрушку с укропом и немного лука.

— Может, и мне поработать доверите? — спросил Артём Николаевич.

Сегодня им негде было репетировать, и Лёшка пригласил всех к себе домой. Но Серёга первым делом стал требовать, чтобы его накормили, напоили и спать уложили, а уж тогда можно и репетировать. Он, похоже, напрашивался на что-нибудь самое простое, типа пельменей или яичницы, а Лёшка посчитал дурным тоном угощать гостей такой ерундой и вызвался приготовить более изысканное блюдо, но на скорую руку.

— Пару зубчиков чеснока потрите, Артём Николаевич. А потом в тостер три кусочка бородинского хлеба.

Режиссёр с заданием управился невероятно быстро и притом, можно сказать, элегантно: хлеб был порезан аккуратнейшим образом и совершенно одинаковыми кусками.

— Чай, кофе? — спросил Лёшка, кинув свой кулинарный шедевр на сковородку.

— Потанцуем? — засмеялись оба гостя, а Артём Николаевич добавил: — Если можно, то кофе варить буду я!

Лёшка положил на тарелки по мясному рулетику, по куску яичного сочня с грибами, добавил соус, несколько маслинок и по огурчику-корнишону.

— Мужики, — обратился к ним Артём Николаевич, занятый кофе, — предлагаю тосты приправить чесночком и посыпать тёртым сыром. Если, конечно, никто сегодня целоваться не собирается.

— У меня поцелуи не запланированы, — просто сказал Лёшка.

Серёга промолчал, но от тостов с чесноком отказываться не стал; наверное, и у него таких планов не было.

— Слушай, Лёха, — сказал он, приканчивая свою порцию. — За неполные четверть часа такую вкуснятину сварганить! Тебя надо на «Кулинарный поединок» отправить. Только ты со мной призами поделишься. За идею.

— А что? — поддержал его режиссёр. — Идея стоящая. У нас, когда закончим со съёмками и будет идти монтаж, запланирована рекламная кампания, в том числе и участие в различных телешоу. Можно и на какой-нибудь кулинарный конкурс напроситься. А обед действительно потрясающий. Мне даже захотелось показать тебе, Алексей, несколько фирменных блюд собственного изобретения. Вот выберусь к твоему отцу в гости! Если позовёт, конечно…