Полноценной схватки не получилось – налетчики позорно бежали, а Хирш вошел в раж и даже швырнул им вслед обломок кирпича. Затем вытер со лба пот и, показав Джеку трость, заметил:

– Они мне говорили – возьми кленовую, они самые лучшие, но я выбрал вяз и ничуть не жалею!

– Сэр, а вы в отличной форме! – произнес Джек.

– А то! Я же каждый день отжимаюсь по семьдесят раз. А сегодня даже наказал себя за разбитый стакан и сделал целую сотню отжиманий.

– А я и понять ничего не успел, хотя у меня револьвер.

– Правда револьвер?

– Правда.

Джек поднял куртку и показал кобуру с оружием.

– Действительно, револьвер. Что, хорошо из него стреляешь?

– Когда не забываю про него, как сейчас, – сказал Джек не без досады и посмотрел в ту сторону, куда убежали налетчики.

– Ну и ладно, – отмахнулся Хирш и стряхнул со штанины мусор. – Да! Я ведь прервался! Слушай дальше…

И они пошли к невысокой арке, за которой шумела транспортом городская улица.

– Меня после этого «калекушки»…

– Калекушки? – уточнил Джек.

– Да, она назвала меня калекушкой! Или я тебе не говорил?

– Вы сказали – просто калека.

– Нет! Просто калеку я бы еще стерпел, я бы не расстроился и как-то смог бы с ней побыть, ну хоть по минимуму! Но – калекушка! Это бьет ниже пояса, это как пушка у «гасса» – как шарахнет, так ходовая в одном месте, а кабина в другом! Я потом как ни старался и она тоже старалась, но привести в порядок боевую часть не получилось. Так и ушел ни с чем, и она осталась тоже ни с чем. А за что я ей должен платить? За старания? За стремление к миру? Сука бессмысленная…

– Простите, сэр, но что вы там делали три часа?

– Три часа?

– Я ждал вас три часа, сэр.

– Правда? – искренне удивился лейтенант. – Ну, наверно, так и было… И все эти три часа мы старались, но никакого толку – абсолютный штиль.

– В штиль снаряды хорошо ложатся, прямо по науке, – заметил Джек, глядя куда-то через улицу.

– Это да. Но не всегда мы на фронте, парень. Одним словом, дал я ей двадцать ливров за старание и ушел ни с чем.

– Вы же сказали, что не платили, сэр, – напомнил Джек.

– Правда?

– Правда.

– Когда это?

– Полминуты назад.

Лейтенант не ответил, и они постояли какое-то время на тротуаре, глядя на обходивших их прохожих. Лейтенант посматривал на девушек, а Джек на солдат Аркона, которые хороводились на другой стороне улицы возле кафе «Фернандель».

– Знаешь, в последнее время я стал замечать за собой одну особенность – несу какую-то хрень и даже сам себя не контролирую. Как думаешь, это пройдет?

– Непременно пройдет, сэр.

– А когда? – тут же спросил Хирш и, опершись руками на трость, уставился на Джека с таким вниманием, словно тот в этом деле был главным специалистом.

– Думаю, до первого боя, сэр, как тогда с «большим сато». Нужно крепко понервничать, тогда весь мусор и выскочит, а останется только главное.

– И хотел бы я тебе поверить, Стентон, но ты всего лишь салага, едва нюхнувший пороху. Думаешь, все так просто – завалил из ружья пару железок и уже ветеран? Все уже повидал?

– Это солдаты Аркона, сэр…

– Где? – вскинулся Хирш, перехватывая трость, как недавно для схватки с налетчиками. – Ах, вон ты о чем? Нет, тут они не опасны. Здесь они, как и мы, только на отдыхе. Заметь, что их форма чуть темнее нашей, а в этом кафе есть замечательное печенье. Пойдем я прямо сейчас куплю его – думаю, пачек двадцать.

– Вы же хотели в какой-то магазин, – напомнил Джек, пристально глядя на арконов. Ему не хотелось к ним приближаться.

– Идем, пока машин нет, – сказал лейтенант и, прихрамывая, зашагал через улицу, а Джеку оставалось лишь идти следом.

– Спасибо тебе за твои добрые слова, Джек. Тебе можно верить, ведь, хотя ты и прибыл к нам недавно, но успел так нюхнуть пороху, что многим ветеранам и не снилось. А уж как ты валил арконовские железки из бронебойного ружья! Это отдельная песня!

– Тише, сэр… – попросил Джек, невольно хватая лейтенанта за локоть. Он уже видел, что арконы обратили на них внимание и перебрасывались короткими, похожими на команды фразами.

– Да ладно, мы все здесь равны, и они такие же солдаты. Сегодня схватились и били друг друга до смерти, а завтра братаемся в каком-нибудь баре… Это жизнь, приятель. Наша теперешняя жизнь.

Лейтенант прошел мимо четверых арконов и, внезапно подмигнув им, заставил противника попятиться. Джек с Хиршем зашли в кафе, где пахло сдобой и свежим кофе, а за столиками сидели человек десять гражданских и столько же солдат Аркона.

Лейтенант подошел к стойке и улыбнулся девушке в фирменной форме с оранжевой надписью «Фернандель». Та улыбнулась в ответ, однако тут же скосила взгляд на военную публику, которая приметила вторжение противника.

Оставив свои разговоры, солдаты Аркона обменивались многозначительными взглядами и посматривали на тардионов.

Джек вдохнул кофейный запах, да так и застыл на месте, не зная, что предпринять. С одной стороны, ситуация выглядела неприятной, и неизвестно, чем все это могло кончиться, однако рядом был лейтенант Хирш, который отменно работал тростью, а у Джека за поясом имелся револьвер, и это как-то примиряло его с окружающей действительностью.

Но все же было не слишком уютно.

– Нам нужно печенье, мисс, – сказал лейтенант, с улыбкой поглядывая на симпатичную девушку.

– Какое бы вы хотели? – спросила она, подходя к полке со сладостями.

– Жасминовое.

– Сколько вам?

– Двадцать коробок.

– А задница не слипнется, лейтенант? – крикнули из зала.

– Если слипнется, я тебя, языкастого, позову! – с достоинством ответил лейтенант и снова улыбнулся девушке, но та, опустив глаза, стала быстро собирать заказ.

Арконы в зале загудели, как потревоженные пчелы.

– Сколько у тебя патронов, Джек? – поинтересовался Хирш.

– Вместе с запасными – четырнадцать.

– Ну… здесь восемь и снаружи четверо, значит, два патрона еще останется… Я правильно посчитал?

– Правильно, сэр, – ответил Джек, не понимая, шутит Хирш или говорит серьезно.

Получив от девушки большой пакет, Хирш расплатился, и они с Джеком вышли на улицу.

– Будь наготове, приятель, – предупредил лейтенант. – Даже на нейтральной территории мы остаемся врагами. Сегодня можем пить в баре за соседним с арконами столиком, но завтра вступим с ними в бескомпромиссный поединок, который начался не сегодня и закончится не завтра. Гляди, как они смотрят на нас, – сколько ненависти. И это жизнь, приятель. Наша теперешняя жизнь.

В дверь постучали. Хольмер убрал листки с донесениями в железный ящик – этому его научили еще в начале карьеры, потом поднялся и, поежившись, взял стакан с ванильным молоком.

– Входите! – сказал он и сделал глоток.

Дверь приоткрылась.

– Разрешите, сэр?

– Ну я же сказал – входи, значит, можно, – ответил капитан. – Как съездили?

– Спасибо, сэр. Нормально, – ответил Джек, уже сомневаясь, что правильно сделал, придя к командиру роты. – Я хотел… Я хотел сказать по поводу лейтенанта Хирша, сэр.

– А что ты хотел сказать, Стентон? – спросил капитан, и глаза его сузились, став колючими и неприветливыми.

– Сэр, это, конечно, вам решать, но мне кажется… Мне кажется, лейтенанту нужно дать нормальную боевую работу, а то он пропадет.

– Вот как?

Хольмер отставил стакан и, встав со стула, подошел к Джеку ближе. Он не ожидал, что Стентон явится защищать своего командира взвода, ведь пока на того все только жаловались, уверяя, что он выжил из ума и ему пора в отставку.

– А с чего ты взял, что это ему поможет?

– Я подумал, сэр, что его недомогание быстро пройдет, как только он снова переживет настоящую опасность.

– Клин клином вышибать, что ли?

– Думаю, под прицелами арконовских пушек ему будет не до нервных болезней, сэр.

– А ты знаешь, Стентон, я ведь тоже так думаю. Я тут давеча наблюдал за тем, как он сел в кабину своего «грея». Сразу переменился человек, сразу стал прежним, хватким и надежным, а потом выбрался из машины и снова – дурак дураком, даже жалко стало.