— А ихтиозавр и плезиозавр?

— Это твари из далекого, очень далекого прошлого. Они напоминают нам о том, что мир меняется. Это, конечно, так и есть. Я вижу, как он меняется, когда в Лайме случаются оползни, которые придают береговой линии иную форму. Он меняется при землетрясениях, при извержениях вулканов и при наводнениях. И почему же я не должна этого видеть?

Джонни кивнул. Было большим облегчением говорить подобные вещи, зная, что их слушают с пониманием, и не опасаясь, что тебя сочтут либо невежественной, либо богохульствующей. Возможно, он был таким непредубежденным благодаря своей молодости.

— Смотрите, — указал он на окна здания Геологического общества.

Свет стали загораживать силуэты людей, по мере того как те вставали из-за столов. Я глубоко вздохнула и открыла дверцу кеба. Джонни выскочил и помог мне сойти, взволнованный тем, что наконец приспело время действовать. Он подошел к двери и решительно постучал. Открыл ему тот же привратник, что и в первый раз, но Джонни вел себя так, словно никогда с ним прежде не говорил.

— Мисс Филпот пришла повидать профессора Бакленда, — возвестил он. Наверное, полагал, что такая твердость тона способна распахнуть любые двери.

Привратник, однако, не был тронут юношеской уверенностью.

— Женщины в общество не допускаются, — ответил он, даже не удостоив меня взглядом. Как будто меня и не было на свете.

Он начал захлопывать дверь, но Джонни упер ногу в косяк, чтобы дверь не закрылась.

— Что ж, в таком случае профессора Бакленда желает видеть Джон Филпот, эсквайр.

Привратник оглядел его с головы до ног.

— По какому делу?

— Это касается плезиозавра.

Привратник нахмурился. Это слово ничего для него не значило, но звучало сложно и по-научному значительно.

— Я передам ему записку.

— Я могу говорить только с профессором Баклендом, — высокомерным тоном ответил Джонни, наслаждаясь каждым мгновением.

Привратник выглядел непоколебимым. Пришлось мне выступить вперед, заставив его наконец взглянуть на меня и признать мое присутствие.

— Поскольку это касается самого предмета того заседания, которое вскоре должно начаться, с вашей стороны было бы разумно проинформировать профессора Бакленда, что мы ждем его здесь, чтобы поговорить с ним.

Я смотрела ему прямо в глаза, со всей той решительностью и твердостью, что открыла в себе на борту «Единства». Это возымело действие: через мгновение привратник опустил глаза и очень коротко мне кивнул.

— Подождите здесь, — сказал он и закрыл дверь у нас перед носом.

Очевидно, успех мой был ограничен, потому что не преодолел заведенного здесь правила, согласно которому женщины не допускались внутрь, но должны были дожидаться на холоде снаружи. Пока мы ждали, снежинки усеивали мою шляпу, накидку и даже ресницы.

Через несколько минут мы услышали шаги спускающихся по лестнице людей, затем дверь открылась, чтобы представить нам взволнованные лица мистера Бакленда и преподобного Конибера. При виде последнего я испытала разочарование: преподобный Конибер был далеко не так доброжелателен, как мистер Бакленд.

Думаю, и они тоже были слегка разочарованы, увидев нас.

— Мисс Филпот! — воскликнул мистер Бакленд. — Какой сюрприз! Не знал, что вы в городе.

— Я прибыла всего два дня назад, мистер Бакленд. Здравствуйте, преподобный Конибер. — Я кивнула им обоим. — Это мой племянник, Джон. Можно нам войти? Здесь очень холодно.

— Конечно, конечно!

Мистер Бакленд впустил нас внутрь, а преподобный Конибер поджал губы, явно недовольный тем, что леди переступила порог Геологического общества. Но он не был президентом, которым вот-вот должен был стать мистер Бакленд, так что ничего не сказал, но лишь поклонился нам обоим. Его длинный узкий нос раскраснелся — не знаю уж, от вина ли, от того ли, что он сидел близко к огню, или от злости.

Вестибюль здания был прост, с элегантным полом, мощенным черно-белыми плитами, и развешенными на стене портретами Джорджа Гринафа, Джона Маккалока и других президентов общества. Скоро и портрет Уильяма Бабингтона, выходящего в отставку президента, присоединится к остальным. Я ожидала увидеть что-нибудь, что указывало бы на интересы общества: окаменелости, конечно, или географические карты. Но ничего такого не было. Все интересное было спрятано подальше.

— Скажите, мисс Филпот, располагаете ли вы новостями о плезиозавре? — спросил преподобный Конибер. — Привратник сказал, что это так. Успеет ли экспонат попасть в зал заседаний?

Теперь я поняла причину их возбуждения: не имя Филпот, но упоминание о чудовище — вот что заставило их броситься вниз по лестнице.

— Три дня назад я проплывала мимо севшего на мель «Курьера». — Я старалась, чтобы в моем голосе звучала осведомленность. — Сейчас груз доставляют в телеге, и он прибудет сюда так скоро, как только позволят дороги.

Оба выглядели разочарованными тем, что отнюдь не было для них новостью.

— Зачем же тогда, мисс Филпот, вы сюда явились? — спросил преподобный Конибер. Для викария он был чересчур резок.

Я вся подтянулась и попробовала смотреть им в глаза так же уверенно, как смотрела в глаза клерку на причале и привратнику Геологического общества. Однако это оказалось труднее, потому что они оба не сводили с меня глаз, да и Джонни тоже. К тому же они были образованнее меня и увереннее в себе. Я могла иметь какую-то власть над клерком и привратником, но не над представителем своего класса. Вместо того чтобы сосредоточить внимание на мистере Бакленде, который как будущий президент общества был важнее из них двоих, я глупо перевела взгляд на своего племянника и сказала:

— Я хотела поговорить с вами о мисс Эннинг.

— С Мэри что-то случилось? — спросил Уильям Бакленд.

— Нет-нет, она здорова.

Преподобный Конибер нахмурился, и даже мистер Бакленд, который не был склонен хмуриться, слегка наморщил лоб.

— Мисс Филпот, — начал преподобный Конибер, — у нас вот-вот состоится заседание, на котором и мистер Бакленд, и я сделаем нашему обществу крайне важные — нет, даже судьбоносные — сообщения. Несомненно, ваш вопрос о мисс Эннинг можно отложить до более удобного момента, коль скоро мы сосредоточены на куда более животрепещущих материях. А теперь, если позволите, я собираюсь просто просмотреть свои записи. — Не дожидаясь моего ответа, он повернулся и стал подниматься по покрытым ковром ступенькам.

У мистера Бакленда был такой вид, словно он готов сделать то же самое, но он был добрее, почему и задержался, чтобы сказать:

— Я буду очень рад поговорить с вами в другой раз, мисс Филпот. Быть может, я навещу вас на следующей неделе?

— Но, сэр, — вмешался Джонни, — мосье Кювье считает, что этот плезиозавр — подделка!

Удалявшаяся спина преподобного Конибера застыла, как только до него дошли слова Джонни. Он повернулся на лестнице.

— Что вы сказали?

Джонни, умница, сказал именно то, что следовало сказать. Конечно же, о Мэри этим мужчинам слышать не хотелось. Мнение Кювье о плезиозавре — вот что могло их встревожить.

— Барон Кювье считает, что плезиозавр, которого нашла Мэри, не может быть настоящим, — объяснила я, когда преподобный Конибер с помрачневшим лицом спустился с лестницы и вновь присоединился к нам. — У него в шее слишком много позвонков, и барон Кювье полагает, что это противоречит фундаментальным законам, которым следует анатомия длинношеих позвоночных.

Преподобный Конибер и мистер Бакленд быстро переглянулись.

— Кювье предположил, что Эннинги создали фальшивый скелет, соединив череп морского змея с туловищем ихтиозавра. Он утверждает, что они фальсификаторы, — добавила я, подводя разговор к тому, что занимало меня больше всего.

Я тут же пожалела об этом, потому что увидела, что мои слова воспламенили их лица. На обоих отразилось удивление, затем отчасти уступившее место подозрительности, более явной в отношении преподобного Конибера, но очевидной даже и в кротких чертах мистера Бакленда.