Флегг направился прямо к книжным полкам и вынул несколько скучных словарей. Пошарив по деревянной стенке, он услышал скрип пружины. Стенка отодвинулась, открыв небольшой тайник, даже не запертый. Там лежали шелковая лента — подарок дамы Питера, пачка ее писем и несколько его писем, которые он не осмелился отправить. Еще там был медальон с портретом матери.

Флегг открыл коробку и очень осторожно надорвал угол пакета. Теперь все выглядело так, будто его прогрызла мышь.

«Ты так плакал, когда потерял эту коробку, милый Питер, — прошептал Флегг, ухмыльнувшись. — Думаю, когда ты ее найдешь, ты будешь плакать еще сильнее».

Он положил в тайник коробку и спящую мышь, закрыл его и поставил обратно книги.

В эту ночь он спал спокойно. Семена зла посеяны, и теперь он может действовать своим любимым способом — за кулисами, не видимый никем.

В следующие три дня король Роланд выглядел здоровей и веселее, чем многие последние годы — так говорили при дворе. Навестив больного брата, Питер рассказал, что оставшиеся волосы отца вдруг изменили цвет и стали из белых серо-стальными, как в его зрелые годы.

Томас улыбнулся, но его снова пробрала дрожь. Он спросил Питера о чем-то, но ему не нужен был ответ; ему нужно было забыть о том последнем странном тосте. Но он не мог.

На третий день, после обеда, Роланд пожаловался на изжогу. Флегг предложил позвать врача, но Роланд отмахнулся, заявив, что чувствует себя лучше, чем все последние месяцы, да что там — годы…

Он рыгнул. Это был длинный, скрипучий, сухой звук. Когда он повторился, толпа придворных, собравшихся в зале, изумленно замолчала. Музыканты перестали играть. Когда король выпрямился, по залу пронесся шепот удивления. На его щеках пылал румянец. Из глаз текли дымящиеся слезы, изо рта тоже шел дым.

В зале было около семидесяти человек — всадники (мы бы назвали их рыцарями) в кожаных мундирах, разодетые придворные со своими дамами, слуги, шуты, музыканты, труппа актеров, намеревавшихся позже сыграть пьесу. Но первым к обреченному королю подбежал именно Питер, и Флегг был рад этому.

Питер. Они запомнят, что это был Питер.

Роланд схватился руками за грудь. Дым валил из его рта серовато-белыми клубами. Король словно решил показать своим подданным какой-то диковинный фокус.

Но это был не фокус. Дым начал выбиваться не только изо рта Роланда, но и из его ушей, ноздрей, даже из уголков глаз. Горло его стало пурпурным.

«Дракон! — прокричал король, отталкивая руки сына. — Дракон!» Это было последнее произнесенное им слово.

Мучения короля были ужасны. От тела его исходил такой жар, что даже самые преданные слуги не могли находиться рядом с ним. Несколько раз на несчастного выливали ведра с водой, когда постель уже начинала дымиться. Каждый раз вода мгновенно превращалась в пар, затягивающий спальню, где лежал Роланд, и проникающий наружу, где в растерянном молчании застыли придворные и рыцари.

В полночь изо рта у него вырвалось зеленоватое пламя, и он умер.

Флегг открыл дверь спальни и сообщил эту новость собравшимся. Воцарившееся молчание было прервано одним-единственным словом. Флегг не знал, кто его сказал, и это было неважно. Главное, что слово сказано.

«Убийство!»

Все разом выдохнули.

Флегг закрыл рот рукой, чтобы скрыть улыбку.

Придворный врач сделал из одного слова три: «Убийство путем отравления». Он не мог сказать «отравления Драконьим Песком», поскольку никто, кроме Флегга, не знал об этом яде.

Уже к рассвету новость разошлась по городу и достигла Восточного, Западного, Южного и Северного баронатов: король Роланд Добрый убит, отравлен.

Но еще до этого Флегг организовал обыск замка от верхушки Восточной башни до темницы с ее дыбами и испанскими сапогами. Он велел немедленно докладывать ему обо всех подозрительных находках.

Шесть сотен мрачных людей обыскали весь замок… кроме комнат двух принцев, Питера и Томаса.

Томасу не было ни до чего дела; его лихорадка обострилась настолько, что врач опасался за его жизнь. В горячечном бреду он видел два стакана вина и вновь, и вновь слышал слова отца: «Странное у тебя вино. Оно не прокисло?» Флегг все время был на ногах. Следующие несколько часов должны решить все. Король умер, королевство обезглавлено, но очень скоро у подножия Иглы коронуют нового короля, Питера, если его вина не будет как можно быстрее доказана.

При других обстоятельствах Питера заподозрили бы сразу же. Люди всегда подозревают тех, кому выгодно преступление. Но в этом случае все говорили о горе принца, а не о выгоде. Конечно, Томас тоже потерял отца, думали они тут же. Но Томас был глупым, неуклюжим парнем, и отец его не очень-то жаловал. А взаимная любовь Роланда и Питера была известна всем. К тому же люди могли спросить, если такая мысль и приходила к кому-нибудь в голову: зачем Питеру убивать отца, если он и без того должен скоро взойти на трон?

Но если свидетельства преступления будут найдены в тайнике принца, все обернется иначе. Тогда люди увидят под маской любви и уважения лицо коварного убийцы. Они могут заметить, что молодые не любят ждать, что три года кажутся им вечностью. Могут решить, что, увидев необычную бодрость короля в последние дни, Питер запаниковал и в жажде власти совершил это чудовищное и глупое преступление.

Флегг знал и еще кое-что: что в глубине души люди недолюбливают всех королей и принцев, всех, от кого зависит их жизнь и смерть. Великих королей любят, обычных только терпят. Питера все любили, но Флегг знал, что они так же быстро осудят и возненавидят его.

И такой случай им скоро представится.

Маленькой мыши окажется достаточно, чтобы потрясти королевство до основания.

В Делейне знали только три возраста: детство, отрочество и зрелость. Отрочество длилось с четырнадцати до восемнадцати.

Когда Питер достиг этого возраста, всех его нянек и воспитателей сменили Брендон, дворецкий, и его сын Деннис. Брендону было уже под пятьдесят, и когда-нибудь Деннис должен был сменить его при Питере. Семейство Брендона служило короне уже почти восемьсот лет, чем чрезвычайно гордилось.

Деннис каждое утро просыпался в пять, одевался, чистил сюртук отца и его туфли и сонно плелся на кухню завтракать. Без четверти шесть он выходил из своего дома у западной стены замка и входил в замок через особую дверь. Около шести он добирался до спальни Питера и принимался за утренние труды — растапливал печку, готовил завтрак, кипятил чай. Потом обходил три комнаты принца, смотря, все ли в порядке. С этим обычно проблем не было, поскольку Питер был аккуратным мальчиком. После этого он накрывал завтрак в учебной комнате — Питер любил завтракать именно там, читая какую-нибудь книгу по истории.

Деннис не любил рано вставать, но ему нравились и его работа, и сам Питер, который был очень добр к нему. Он только раз повысил голос — когда Деннис к ланчу забыл принести ему салфетку.

«Прошу прощения, ваше высочество, — сказал тогда Деннис. — Я просто не подумал…»

«Так думай в следующий раз!» — Питер не кричал, но был близок к этому. С тех пор Деннис никогда не забывал приносить ему салфетку, а иногда и две, для подстраховки.

Сделав утренние дела, Деннис отступал в тень, уступая место отцу. Брендон был дворецким до кончиков ногтей — с его туго затянутым галстуком, заплетенными в косичку волосами, безукоризненными пуговицами и туфлями, натертыми до зеркального блеска (это была заслуга Денниса). Но по вечерам, без галстука и со стаканом доброго джина в руке, он казался Деннису куда приятнее.

«Запомни, Денни, — частенько говорил он сыну в этом приятном состоянии, — в этом мире не так много вещей, которые длятся долго. Любовь не длится долго, и любая работа, и такой вот приятный вечер со стаканчиком — все это проходит. Но есть две долгих вещи: власть и служба. Если ты хорошо служишь своему хозяину, то и он хорошо послужит тебе, и вы оба будете довольны. А теперь налей-ка мне еще, и немного себе, только совсем немного, не то твоя мать шкуру с нас обоих спустит».