На перекрестке у театра «Одеон» Виктор с облегчением вышел из желтого омнибуса. Его тоже взволновали взрывы на бульваре Сен-Жермен и на улице Клиши — один в непосредственной близости от лавки «Эльзевир», другой — недалеко от его собственного дома. Угроза нависла над дорогими ему людьми. Вдруг Таша окажется на месте следующего теракта? Эти опасения мучили Виктора больше всего.
— Это же надо — ливануло именно сейчас, когда мне надо идти на рынок! Эти тучи меня просто преследуют! — Мадам Пиньо сновала по магазину, не обращая внимания на сына, занятого миловидной покупательницей с хорошеньким вздернутым носиком. Эфросинья решила, что с возвращением месье Мори никто не посмеет ограничить свободу ее передвижения.
Она извлекла из подставки для зонтов самый большой — из фиолетового мадаполама. На пол порхнул квадратик бумаги. Она наклонилась за ним, ворча:
— Эдак я себе спину надорву, поднимая все, что вы роняете. Гляди-ка, да это визитная карточка. Вот уж подходящее место, чтобы оставить свой адрес… Жозеф краем глаза наблюдал за матерью.
«Этого еще не хватало… Только бы она не совала нос в наши дела», — подумал он, заметив визитную карточку у нее в руках, и подчеркнуто повернулся к ней спиной, но тут на пороге появился Виктор. Он сразу же увидел визитку, которую мадам Пиньо прислонила к стакану с ножницами, взял ее и пробежал взглядом по строчкам, написанным изящным почерком:
Дорогой месье Мори,
Я должен немедленно поговорить с Вами.
Леди Пеббл дала мне Ваш адрес, заверив, что я могу рассчитывать на Вашу помощь.
В надежде на нее,
Антуан дю Уссуа.
Пеббл… Пеббл… Где он слышал это имя? Виктор перевернул карточку.
АНТУАН ДЮ УССУА
Профессор зоологии
Музей естественной истории
И тут в голове у него будто щелкнуло.
— Черт возьми! Мой сон! — Ему приснилось, что на дом, где жил Кэндзи, обрушился ливень из камней, в разрушенной квартире, среди кусков штукатурки, ползали черепахи.
Все встало на свои места. Слово «камень» соединилось, как соединяются вагоны, с английским pebble, и Виктор будто снова услышал следующий вопрос Жозефа: «Патрон, как перевести на французский murder?». Убивать, уничтожать, ответил он тогда.
Виктор застыл на месте, охваченный чувством ирреальности происходящего. «Таймс»! Он должен немедленно найти эту статью.
— Жозеф, где газета, над которой вы вчера корпели?
Оставив на секунду симпатичную покупательницу, юноша подбежал к нему.
— Я не просто корпел, я весьма успешно справился с переводом!
— Могу я попросить у вас газету?
Жожо неохотно вытащил из ящика свернутую в трубочку «Таймс» и протянул Виктору.
— Не забудьте вернуть.
— Не беспокойтесь. Скажите, когда к нам попала эта визитная карточка?
— Какая карточка? Ах, эта… Тот господин заходил в пятницу, спрашивал адрес месье Мори.
— Вы его дали?
— Разумеется!
— Вы заняты надолго? — кивнул Виктор в сторону покупательницы, начинавшей проявлять нетерпение.
— Это подруга Саломеи де Флавиньоль, почитательницы Пьера Лоти,[36] только что ставшего членом Академии. Мы делились впечатлениями об «Исландском рыбаке».
— Не знал, что вы интересуетесь ловлей трески. Попросите месье Мори подменить вас, он будет рад потолковать о «Госпоже Хризантеме» с этой очаровательной дамой, а сами отправляйтесь в хранилище и найдите мне Лагарпа.[37]
— Тридцать два тома! У нас наверняка не все!
— Хватит тех, какие найдете. Я обещал их одному букинисту.
Жозеф с мрачным видом отправился выполнять поручение. Виктор поспешно развернул «Таймс». В номере за 8 апреля 1892 года бросался в глаза мрачный заголовок:
ЛЕДИ ФАННИ ХОУП ПЕББЛ УБИТА
В СВОЕМ ИМЕНИИ В «БРУЭМ ГРИН»
5 апреля в 21 час камеристка леди Фанни Хоуп Пеббл, Оливия Монроуз, нашла свою хозяйку мертвой. Доктору Барли, лечащему врачу леди Пеббл, оставалось только констатировать смерть и установить, что причиной ее стал выстрел из огнестрельного оружия. Расследование ведут сержант местной полиции Джон Дамфри и офицеры Скотленд-Ярда
Дэннис Блит и Питер Старлинг. Согласно показаниям прислуги из «Бруэм Грин», леди Пеббл незадолго до гибели принимала посетителя…
Виктор вскочил, пораженный внезапной догадкой.
«Кэндзи! Пеббл! Письмо насчет чаши! Немедленно проверить».
Подруга Саломеи де Флавиньоль щебетала что-то Кэндзи, тот внимал ей с любезным видом. Их беседа грозила затянуться, и Виктор решил вмешаться.
— Прошу прощения, мадемуазель, но дело не терпит отлагательств, — улыбнулся он белокурой любительнице Лоти и отвел Кэндзи в сторону.
— Что-нибудь еще пропало? — спросил Виктор.
— Нет. Только Эльзевиры, барон Стафф и столь дорогая мне чаша.
— Вы знакомы с дамой, приславшей ее вам?
— С леди Пеббл? Нет, не имел удовольствия. Только с ее братом, Джоном Кавендишем.
— Это тот самый путешественник, которого убили три года назад во Дворце колоний?[38] Я думал, он американец!
— Так и есть. Но его сестра вышла замуж за английского лорда, и последние несколько лет жизни Джон жил в их поместье. Простите, но эта тема вызывает во мне печальные воспоминания. Я нашел его письмо. Держите.
Мой милый друг,
Если вы читаете эти строки, значит, я обрел покой в краях моих предков и терпеливо жду Вас на другом берегу Ахерона.
В 1886 году я отправился в экспедицию, чтобы исследовать флору Кракатау, обильно разросшуюся после извержения вулкана. Эту чашу работы малайского мастера из региона Тринил я нашел в Сурабайе и купил ее, думая о Вас. Вы, конечно же, помните счастливые часы, которые мы провели вместе, пересекая Китайское море на борту посудины под командованием капитана Финча, любителя скримшоу.[39] Помните, как Вы восхищались коллекцией фигурок китобоев, изготовленных из челюстей кашалота, и капитан подарил Вам моржовый клык, на котором был искусно вырезан портрет коммодора Перри?[40]
Вы сохранили его? Я дарю Вам эту чашу на память (понятия не имею, в чем ее предназначение: возможно, это курильница или плевательница).
Джон Рескин Кавендиш.
P.S. Говорят, бриллиант теряет свой блеск, когда его владелец умирает. Уверен, что эти три не потускнеют, пока XX век не расцветет во всем его великолепии.
— Теперь вы понимаете, почему мне так тяжело ворошить прошлое. Я так и не смирился с трагической гибелью друга. Эта чаша — словно привет с того света, — произнес Кэндзи, аккуратно складывая письмо.
Виктор сочувственно кивнул.
Покинутая всеми покупательница, заскучав, вышла из магазина как раз в то мгновение, когда вернулся Жозеф, сгибаясь под тяжестью книг и покрытый пылью с головы до ног.
— Вот ваши «соловьи»,[41] патрон. Трех томов не хватает.
— Для кого это? — спросил Кэндзи.
— Для Мобеша.
— Букиниста с набережной Конти?
— Ему нужно чем-то заполнить витрину… Жозеф, заверните их, я жду уже битый час.
— Вы ждете минут двадцать, — возразил Жожо. — И, кстати, патрон, как насчет моей газеты? — воскликнул он, показывая на карман Виктора.
Сверток с книгами оттягивал руку, но Виктору было не до того. Он должен был пройтись, проветрить мозги, и потому воспользовался первым попавшимся предлогом улизнуть от Кэндзи и Жозефа.
