И он попросил всех покинуть дом на час.

Никто не возражал, и каждый из них обнял его, прежде чем уйти. Они все знали, что он собирается сделать, и хотели этого не меньше чем он.

Рив дождался, пока уйдет последний доджен, а затем отправился в кабинет отчима и обнаружил мужчину за столом – тот внимательно изучал документы. В приступе ярости, Рив позаботился о мужчине старомодным способом, нанося удар за ударом, заставляя его расплатиться за всю боль, что тот принес его матери, прежде чем наградить сукиного сына последней заслуженной наградой.

Когда раздался звонок в парадную дверь, Рив подумал, что это вернулись слуги, и дают ему знак, что теперь они смогут  достоверно утверждать, что не видели убийцу. На прощание, он нанес отчиму удар кулаком, такой силы, что позвоночник истязателя собственной жены проткнул черепную коробку насквозь.

Передвигаясь быстро, Рив перешагнул через тело, силой мысли открыл входную дверь, и ушел через французские двери в задней части дома. То, что доджены вернулись и «обнаружили» тело, было идеально, так как их подвид, сам по себе, был смирным от природы, и они никогда не были замечены в насилии. Кроме того, сейчас его симпатическая сторона ревела, и он должен был взять себя в руки.

Что, в те дни, не подразумевало дозу дофамина. Ему приходилось использовать боль, чтобы укротить в себе пожирателя греха.

Казалось,  все складывалось как надо... пока, приехав в клинику, он не узнал, что тело нашел отец Монтрега. В тот момент, это не представлялось большой проблемой. Как рассказывал потом Рем, он вошел, увидел, что случилось, и сразу позвонил Хэйверсу. К тому времени, когда прибыл доктор, слуги уже вернулись, и объяснили свое массовое отсутствие тем, что был день летнего солнцестояния, и они готовились к церемонии, которая должна была состояться на неделе.

Отец Монтрега отлично этим воспользовался, как, впрочем, и его сын. Любые эмоциональные отклонения, которые засек Рив тогда, или во время встречи, считанные дни тому назад, он приписал на счет будущих смертей и заказных убийств, так как и то, и другое было неминуемо.

Господи, стало ясно как день, что собирался сделать Монтрег, подговорив Рива убить Рофа. После того, как все будет сделано, Монтрег сможет заявить под присягой, что Рив убийца и симпат, а после его депортации, спокойно возьмет на себя управление не только Советом, но и всей расой.

Замечательно.

Но ему не повезло: план не сработал. Ну, прямо обидно до слез.

– Да, должны быть еще аффидевиты, – пробормотал Рив. – Никто не стал бы отсылать единственный экземпляр.

– Стоило бы наведаться в его дом, – сказал Роф. – Если что-то подобное попадет в руки наследников или приемников Монтрега, у нас будут проблемы, понимаешь, о чем я?

– Он умер, не оставив потомства, но да, где-нибудь могут обнаружиться его дальние родственники. И я сделаю так, чтобы они ни о чем не узнали.

Никто и ничто не заставит его нарушить обет, который он дал своей матери.

Этого не случится.

Пока Элена, как обычно, закупалась в круглосуточном Ханнафорде, ее настроение, по идее, должно было улучшиться. Их прощание в Ривом прошло лучше некуда. Когда пришло время отправиться на встречу, он быстро принял душ и позволил ей выбрать ему одежду и даже завязать галстук. Потом обнял ее, и они просто стояли рядом, сердце к сердцу.

В конечном итоге, она проводила его в холл и вместе с ним ждала, когда приедет лифт. О его прибытии оповестил звон и шум раздвигающихся дверей, а он удерживал их открытыми, чтобы поцеловать ее, затем еще раз. И еще. Наконец, он сделал шаг назад, и, когда двери-близнецы закрывались, он поднял телефон вверх, указал на мобильный, а затем на нее.

Он обещал ей позвонить, и это делало прощание менее болезненным. И ей нравилась сама мысль, что черный костюм, белая рубашка и галстук кроваво-красного цвета выбрала для него она.

Так что, да, она должна была быть счастливее. Тем более, что ее финансовые трудности слегка облегчил кредит от Первого Трастового Банка Ривенджа.

Но Элена все равно чертовски нервничала.

Она остановилась возле отдела с соками, перед аккуратными рядами Ocean-Spray-Cran-бла-бла-бла, и посмотрела через плечо. Очередные ряды сока слева и аккуратные стопки овсяных батончиков и печенья – справа. Далее виднелись кассы, большинство из которых были закрыты, а за ними темные стеклянные окна магазина.

Кто-то следил за ней.

С того самого момента, как она вернулась обратно в пентхаус Рива, оделась, все заперла и дематериализовалась с террасы.

Четыре бутылки CranRans легли в корзину, затем Элена направилась в отдел со злаками, а потом еще за бумажными полотенцами и туалетной бумагой. В мясном отделе она взяла уже готовую жареную курицу, которая выглядела так, как будто ее подвергли таксидермии, но на данный момент, ей просто необходим был хоть какой-то протеин, который не пришлось бы готовить самой. А вот стейк для отца. Молоко. Масло. Яйца.

Единственным недостатком покупок после полуночи было то, что все U-Сканы[160] были закрыты, и ей пришлось встать в очередь за парнем с тележкой полной холостяцких замороженных обедов. Пока кассир прокатывал стейки Солсбери через сканер, Элена рассматривала стеклянную витрину, думая о том, как бы ни сойти с ума.

– Вы знаете, как это готовить? – спросил ее парень, держа в руках одну из тонких коробок.

Очевидно, он неверно истолковал ее застывший взгляд, который не имел к нему никого отношения. Он, в буквальном смысле, искал ту, что пожарила бы ему это мясо: его взгляд был горячим и охватывал Элену с головы до пят, и она могла думать лишь о том, что бы сейчас сделал с этим парнем Ривендж.

Мысль вызвала у нее улыбку.

– Инструкция на коробке.

– Вы могли бы прочитать ее для меня.

Она заставила голос звучать ровно и немного скучающе:

– Прошу прощения, но не думаю, что мой парень это одобрит.

Человек, казалось, немного расстроился, пожал плечами и протянул коробку с замороженным обедом девушке за кассой.

Через десять минут Элена выкатила тележку через электронные двери в неприятный, ветреный холод, что заставил ее поежиться под паркой. К счастью, такси, что доставило ее в магазин, стояло на том же месте, так что она вздохнула с облегчением.

– Вам помочь? – спросил таксист, опуская стекло.

– Нет, спасибо. – Она посмотрела вокруг, раскладывая полиэтиленовые пакеты на заднем сидении, и подумала о том, что, черт возьми, сможет сделать водитель, если вдруг из-за грузовика выскочит лессер и сыграет с ними обоими в Плохого Санту[161].

Когда Элена села в машину, рядом с продуктами, и водитель нажал на газ, она изучила взглядом карнизы магазина и полдюжины машин, что были припаркованы как можно ближе к входу в супермаркет. Мистер Холостяк крутился возле своего ​​фургона, свет салона падал на его лицо, когда он прикуривал сигарету.

Ничего. Никого.

Она заставила себя откинуться на сиденье и решила, что сходит с ума. Никто не наблюдал за ней. Никто за ней не следил…

Элена прижала руку к горлу, внезапно ее обуял ужас. О, Боже... что, если у нее то же самое, от чего страдает отец? Что, если эта паранойя была первым признаком из многих последующих? Что делать, если...

– Вы в порядке там? – спросил водитель, посмотрев на нее в зеркало заднего вида. – Вас трясет, по-моему.

– Просто замерзла.

– Погодите, я включу печку и согрею вас.

Когда теплый поток подул ей в лицо, она посмотрела сквозь заднее стекло. Ни одной машины в поле зрения. И лессеры не могут дематериализоваться, так что... она была шизофреничкой?

Господи, уж лучше бы ее на самом деле преследовал лессер.

Элена попросила водителя подвести ее как можно ближе к дому, и дала ему немного чаевых за то, что он был с ней так мил.