— Я никогда не был на школьных танцах.

— Правда? Я тоже.

— В таком случае это будет первый раз для нас обоих, — сказал он с весьма эротичной и неожиданно уверенной ухмылкой.

— Наверное, да. Это называется Снежный бал. К такому названию подойдет вязаный шарф, чтобы скрыть укус, — пошутила я.

— Прости, это вышло нечаянно.

— Это самая лучшая нечаянность в моей жизни!

Он наклонился ко мне, чтобы поцеловать, и неожиданно остановился.

— Пожалуй, лучше не буду.

— Как это не будешь?

Он наклонился снова, и на сей раз, когда наши губы слились воедино, его сильная рука мягко придерживала мой подбородок.

— До встречи, — промолвил он, опять поцеловал меня на прощанье, а потом послал еще и воздушный поцелуй.

Я коснулась отметины на месте укуса. Мне казалось, что я уже меняюсь.

На следующий день сразу после уроков мы с Беки отправились в Эванс-парк, забрались в дальний уголок безлюдной зоны отдыха и открыли наши рюкзачки. Я выложила камеру, мой дневник и компактное зеркальце, а Беки — пластиковый контейнер с долькой чеснока и крестиком в кожаном мешочке.

— Готова увидеть укус? — спросила я.

— Он большой?

— Это моя любовная рана, — сказала я и осторожно развернула черный шарф, который носила весь день.

— Bay! У него большой рот! — вытаращилась Беки.

— Правда, это круто?

— Я вижу следы зубов. Несколько царапин, но, по-моему, кожу он не прокусил. Болит?

— Вовсе нет. Так бывает, когда прокалывают уши — поначалу кольнет, но боль быстро проходит.

— А когда тебе прокололи уши, ты тоже теряла сознание?

— Нечего подкалывать!

— Этот след тоже пройдет?

— Именно это нам и предстоит выяснить. Давай камеру.

Беки сделала снимки моей ранки спереди и сбоку. Мы положили поляроидные снимки на цементный пол, и они стали проявляться.

— Появляется твое изображение, — сообщила Беки.

— Хорошо. Теперь зеркало, — сказала я.

— Ты уверена, что стоит это делать?

— Да.

— Но если ты, ну, понимаешь, если ты действительно… то это может повредить.

— Беки, у нас не так много времени. — Я сняла солнцезащитные очки.

— Готова? — спросила она, держа зеркальце.

— Готова.

Она открыла зеркальце и сунула мне под нос.

— Ой!

— Нет!

— Зачем ты мне им по носу двинула? Дай сюда!

Я дрожащими руками схватила зеркальце, уставилась в него и увидела свое отражение.

— Доставай чеснок! — велела я, отбросив зеркальце в сторону.

Беки открыла контейнер и разрезала дольку на две половинки.

— Готова? — спросила она.

— Давай!

Я уже ощутила запах чеснока. Она поднесла дольку мне под нос. Я глубоко вдохнула и сильно закашлялась.

— Ты в порядке?

— Ни фига себе! Похоже, действует! Щиплет! Убери его!

— Он свежий, вот в чем дело.

— Убери его! — повторила я.

— Мне нравится этот запах. Он прочищает лобные пазухи.

— Мы его не для того взяли, чтобы избавлять меня от насморка. Он должен повергать меня в бурное неистовство.

— У тебя осталась еще одна попытка. — Беки открыла кожаный мешочек. — Готова?

Я сделала глубокий вдох.

— Давай!

Беки вытащила крестик на золотой цепочке, усыпанный камушками.

— Ох ты, круто, — сказала я. — Он выглядит очень прикольно.

— Это тебя беспокоит?

— Да, это меня беспокоит. Меня раздражает то, что я вела себя по-дурацки!

Мы вышли на солнечный свет, слепящий нас обеих.

— Глаза режет после сумрака, — заметила Беки, надела солнцезащитные очки и подняла на меня взгляд. — Ох, не думаю, что ты превратилась в вампира.

О чем я сама думала? Конечно, Александр особенный, не такой, как все. Но почему я сейчас вела себя как Тревор? Мы обе уставились на солнечный свет.

— Надо же, я просто тупо повелась на нелепые слухи, как и все в этом городе. Получается, что я ничем от них не отличаюсь, только одеваюсь по-другому, а внутри такая же пустышка, — выпалила я, разочарованная в себе.

— Но тебе хотелось, чтобы он был вампиром, потому что ты любишь их!

— Спасибо. Может быть, мне нужно подождать двадцать четыре часа, — буркнула я, когда мы направились домой.

Я проснулась утром очередного солнечного дня. Солнце не столько обжигало мою кожу, сколько приятно грело.

Зеркала не разбились вдребезги. Мое отражение выглядело точно так же, как каждый день, — бледная девица во всем черном. Если мне чего и хотелось выпить, то никак не крови, а шоколадного напитка из кондитерской Ширли.

Все же сердце мое забилось, когда в тот вечер на ужин мама подала спагетти в чесночном соусе. Я так долго присматривалась и принюхивалась к блюду, что в конце концов все уставились на меня.

— Что это с тобой? — спросил Билли. — Ты ведешь себя странно даже для тебя.

Я намотала макароны на вилку и медленно поднесла ее ко рту.

— Приступим.

Родители посмотрели на меня как на инопланетянку. Макароны коснулись моего языка, я принялась жевать, а потом собралась с духом и проглотила.

— К чему приступим? — спросила мама.

Я перевела дух. Надо же, готовилась к тому, что горло опалит огнем, по коже побегут мурашки и мне придется отчаянно ловить воздух, а что случилось на самом деле?

Ничего не случилось.

— К чему приступим? — повторила мама.

— Приступим к дегустации очередного кулинарного шедевра Сары Мэдисон!

Хотя я не таяла на солнце, не била зеркала и не ежилась от запаха чеснока, но воздействие Александра все равно ощущалось в самых разных отношениях. У меня было такое чувство, будто я способна летать, как летучая мышь. По ночам не спалось, мысли мои скакали, я без конца думала о нем, снова и снова вспоминала его поцелуи. На всех уроках я во всех тетрадях писала наши имена и обводила их сердечками. Мне хотелось быть с ним всегда, потому что, кем бы он ни был, он был моим милым, умным, заботливым, внимательным, одиноким, великолепным Александром, юношей моей мечты.

Я представить себе не могла, что такое возможно, и была рада тому, что меняюсь, причем не так, как воображала себе это долгое время. Я была счастлива тому, что мои зеркала не бьются, потому что теперь видела отражение влюбленной девушки, светящейся от счастья. Нелепо было бы желать навечно поселиться на кладбище, когда можно жить в комнате Александра. Мне хотелось не ежиться от солнечного света, а вместе с ним любоваться закатами на Гавайях. Я хотела пить не кровь, а прохладительные напитки из зеленых бокалов Александра. Мне хотелось получать удовольствие от того же, что мне доставляло удовольствие всегда, — от мороженого, фильмов ужасов, катания на качелях в сумраке. Но теперь мне хотелось радоваться всему этому вместе с ним.

— Говорят, ты гуляешь с вампиром, — сказал Тревор за день до Снежного бала, когда мы с Беки шли после ланча через холл.

Объявления о танцах свисали с потолка и были наклеены на стены.

— Неужели мало того, что и сама ты придурочная, и с Беки твоей никто водиться не хочет? Так еще завела себе и чокнутого кавалера?

— Ты ничего не знаешь! Ты вообще не знаком с Александром.

— А, Александр. У этого монстра есть имя. Я-то думал, что ты просто зовешь его Франкенштейном. Если я ненароком его встречу, то он у меня получит, вылетит из города, как пробка. Мы должны быть уверены в том, что можем спокойно ходить по улицам по ночам!

— Это ты у меня получишь, если только к нему сунешься или даже косо на него посмотришь.

— Если он хоть немного похож на тебя, то мне понадобятся солнцезащитные очки, чтобы защититься от слепящего безобразия.

Тут с нами поравнялся директор Смит.

— Надеюсь, что у вас двоих все в порядке. Мы еще не получили средства на новые шкафчики. — Потом он положил руку на плечо этого придурка и сказал: — Я слышал, Тревор, что во вчерашнем матче ты забил решающий гол.

Они отвернулись. Смит завел с Тревором разговор о спорте, и тому было не отвертеться.