Миллион благодарностей моему редактору Кэтрин Браун Тиген за дельные советы, талант и дружбу.

Множество благодарностей удивительной Джулии Хитмен из издательства «Харпер Коллинз» за ее напряженную работу и тесное сотрудничество.

Я глубоко признательна моему брату Марку Шрайберу за его великодушие, опыт и компетентность.

ХОХО! — Сьюзи, Бену и Одри Шрайбер за вашу поддержку и незабываемую поездку в Новый Орлеан.

В первый раз это случилось, когда мне было пять лет.

Я только что закончила раскрашивать картинки в своем детсадовском альбоме, полном родительских рисунков в стиле Пикассо, мозаичных слоников из шелковой бумаги и ответов на вопросы о любимом цвете, домашних питомцах, лучшем друге и так далее, придуманных нашей воспитательницей миссис Сварлиш, чья фамилия как нельзя лучше подходила к ее сварливому нраву.

Мы, детишки, сидели полукругом на полу в читальной зоне.

— Брэдли, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — спросила миссис Сварлиш, когда получила ответы на все другие вопросы.

— Пожарным! — крикнул он.

— Синди?

— Э… медсестрой, — кротко пролепетала Синди Уоррен.

Миссис Сварлиш опросила всех остальных и получила обычные ответы. Кому-то из нас хотелось стать полицейским, кому-то астронавтом, кому-то футболистом.

Наконец настал мой черед.

— Рэйвен, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — спросила миссис Сварлиш, чьи зеленые глаза смотрели сквозь меня.

Я молчала.

— Актрисой?

Я покачала головой.

— Врачом?

— Не-а.

— Стюардессой?

— Тьфу! — был мой ответ.

— Тогда кем же? — раздраженно спросила она.

— Вампиром! — выкрикнула я после недолгого размышления, чем до глубины души потрясла миссис Сварлиш, а заодно и всю детвору.

В какой-то момент мне показалось, что она рассмеялась. Хотя нет, не показалось. Так оно и было. Дети, сидевшие рядом со мной, слегка отстранились. Вот так мои сверстники в большинстве своем слегка отстранялись от меня на протяжении практически всего моего детства.

Меня зачали на водяной кровати моего папы или под мерцающими звездами на крыше спального фургона моей мамы, в зависимости от того, кто из родителей рассказывал эту историю. Эти родственные души никак не могли расстаться с семидесятыми годами, вспоминали настоящую любовь, смешанную с наркотиками, какой-то малиновый фимиам и музыку «Грэйтфул дэд».[1]

Босая девчонка с нитками бисера, вплетенными в косы, в блузке на бретельках и обрезанных линялых голубых джинсах сошлась с длинноволосым, небритым, загорелым парнем в очках под Элтона Джона, на котором была кожаная безрукавка, клеши и сандалии. Думаю, что им еще повезло. Конечно, я вышла настолько непохожей на других детей, что дальше некуда. Мне бы могло взбрести в голову желание стать хиппи-оборотнем с бисером в косичках, но почему-то, уж не знаю, почему именно, я помешалась на вампирах.

После моего появления на свет Сара и Пол Мэдисон стали более ответственными или, можно сказать, менее сдвинутыми. Во всяком случае, они продали свой хипповый жилой автофургон и перебрались в нормальную квартиру, в которой, впрочем, тоже царил дух детей цветов. Наше жилище было изукрашено трехмерными постерами и оранжевыми лампами в виде трубок с причудливо движущейся жидкостью, метаморфозы которой можно было наблюдать часами.

Время тогда, скажу вам, было расчудесное. Мы втроем играли, смеялись, без конца грызли печенье «Туинкиз» да смотрели черно-белый телевизор, которым мои предки обзавелись, когда открыли банковский счет. За теликом мы засиживались допоздна, смотрели все больше ужастики, фильмы про Дракулу, Бэтмена, но я чувствовала себя в полной безопасности под покровом полуночи, поглаживая округлившийся живот мамы, издававший булькающие звуки наподобие оранжевых ламп. По моему детскому разумению, она и родить собиралась что-то вроде такой же игрушки, ну, может быть, движущейся.

А вот после родов все изменилось, потому что родила мамочка никакую не игрушку и уж точно не лампу. Она родила Недотыка! Как она могла? Как она могла вдруг, ни с того ни сего, положить конец всем нашим дивным вечерам с «Туинкиз». Теперь спать она ложилась рано, а это существо, которое родители невесть почему назвали Билли, пищало и вопило ночь напролет. В ту пору именно Дракула из телевизора составлял мне компанию, пока мама спала, Недотык орал, а папа менял в темноте описанные пеленки.

В довершение всех несчастий меня неожиданно отправили в жутко тоскливое место, которое, что уже само по себе плохо, не было моим домом.

Его украшали, если это слово подходит к такой ерунде, вовсе не трехмерные постеры, а дурацкие коллажи, составленные из отпечатков детских ладошек. Кроме того, там было полно умильных девочек в платьицах с оборками и мальчиков в коротких штанишках, словно из рекламного каталога компании «Сирз». Родители сообщили, что это унылое заведение называется детский сад, хотя садом тут и не пахло.

— Они будут твоими друзьями, — заверила меня мама, когда я изо всех сил жалась к ее боку.

Потом она помахала мне на прощанье, послала несколько воздушных поцелуйчиков и оставила в компании этой матроны, миссис Сварлиш, то есть в таком унылом одиночестве, какого и вообразить невозможно. А вот Недотыка, чтоб ему пусто было, мама унесла на руках назад, в волшебное царство постеров, светящихся в темноте, увлекательных ужастиков и дивного печенья.

Не знаю уж, каким чудом, но мне удалось продержаться весь тот день.

Я вырезала из черной бумаги фигурки, наклеивала их на черную бумагу, подкрашивала пальцем губки Барби в черный цвет и рассказывала помощнице воспитательницы истории о привидениях, в то время как детишки из каталога «Сирз» бегали вокруг меня, как будто все они были кузенами, пришедшими сюда прямо с общеамериканского семейного пикника.

Дело дошло до того, что, когда мама наконец явилась, чтобы меня забрать, я даже обрадовалась, увидев Недотыка.

В тот вечер она застала меня у экрана телевизора, к которому я прижималась губами, пытаясь поцеловать Кристофера Ли в «Ужасе Дракулы».

— Рэйвен, что это ты делаешь в такой поздний час? Тебе же завтра в садик!

— Что? — вырвалось у меня.

Сердце мое упало, а вместе с ним шлепнулся на пол и кусок вишневого пирога, который я уминала в этот момент.

— А разве это не один раз? — спросила я, охваченная паникой.

— Рэйвен, детка, туда нужно ходить каждый день!

— Каждый день!

Мамины слова эхом отдались в моей голове. Это был смертный приговор!

В ту ночь даже чертову Недотыку было не под силу соперничать со мной в драматических стенаниях и плаче. Я лежала в постели и молилась о том, чтобы кругом царила вечная темнота, а солнце никогда не взошло. К сожалению, на следующий день, когда я проснулась с чудовищной головной болью, оно светило самым наглым и отвратительным образом.

Мне страстно хотелось, чтобы рядом со мной был хотя бы один человек, с которым мне удалось бы сдружиться, но никого нигде не находилось. Дома мои любимые чарующие лампы сменили напольные светильники, постеры, сияющие в темноте, были заклеены стильными обоями, а место старого черно-белого телика занял новый, цветной, с экраном в двадцать пять дюймов.

В садике я насвистывала мелодию из фильма «Экзорцист», вместо того чтобы распевать песенки Мэри Поппинс.

Примерно к середине пребывания в детском саду относится моя первая попытка сделаться вампиром. Тревор Митчелл, идеально причесанный блондин с искрящимися зелеными глазами, стал моим злейшим врагом с того момента, как мне удалось переглядеть его, смутить взглядом, когда он попытался влезть передо мной, чтобы прокатиться с горки. Он меня на дух не переносил, потому что я одна из всех детей его не боялась. Остальные дети перед ним заискивали, да и родители по большей части тоже, потому что дома многих из них стояли на земле, принадлежащей его папаше. Кусачий был мальчишка, причем не потому, что хотел, как я, стать вампиром, а просто в силу своей зловредной натуры. Он кусался, кусался… короче — изводил всех, кроме меня, и в конце концов меня это достало.