Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– А что вас, собственно, связывает друг с другом?

Смех, последовавший за этим вопросом, был поистине гомерическим, однако веселье – фальшивым. Аксел тоже смеялся, подолгу задерживая дыхание, – этот смех Эгон помнил еще по Ла-Рошу. Так смеялись бы короли над дикарем, совершившим преступление, за которое был повешен кто-то другой.

– Мы часто вместе тренируемся, – ответил один.

Когда все отсмеялись в очередной раз, Аксел переключил внимание на Эгона. Дела у него шли неплохо. После того единственного раза он больше не сидел в тюрьме. Однако было очевидно, что Аксел не намерен распространяться о себе. Он спросил у Эгона, как тот поживает, и Эгон рассказал ему о своих небольших шансах на получение профессорского места и об Адриенне. Никакой реакции на имя жены не последовало.

– А ты, что касается женщин, немножко успокоился? – спросил Эгон, ненавидя себя за то смущение, из-за которого так коряво сформулировал вопрос.

– Я каждый день успокаиваюсь с женщинами, – ответил Аксел.

Когда Эгон уже собирался уходить, Аксел взял его за рукав и посмотрел так, будто хотел поклясться в вечной дружбе.

– Послушай, – сказал он. – Если у тебя когда-нибудь возникнут проблемы, обращайся. Я всегда рад помочь своим друзьям.

Выйдя на улицу, Эгон уже не сомневался, что пил кофе с бандитами. Бобби, конечно же, телохранитель. Он заподозрил это сразу, едва переступив порог кафе, но сейчас был в этом уверен. Восемьдесят тысяч гульденов в неделю – это скорее всего не шутка, они действительно получают такие деньги. Четыре миллиона в год – что ж, неплохо. Он сидел там с миллионерами. У каждого, несомненно, при себе оружие. У Аксела тоже. Эгону вдруг стало грустно: подобное шоу – с пистолетами, телохранителями и миллионами – просто издевка над мирными обывателями, такими, как он. Но в то же время их ловкость и сила, необходимые для того, чтобы играть по правилам того мира, вызывали в нем уважение. Именно это и хотел продемонстрировать ему Аксел, остальные могли и подождать. И лишь сейчас Эгон понял, зачем был затеян весь этот поход в кафе: Аксел был в состоянии заставить всех ждать; больше того, он хотел не только приподнять завесу над тем миром, но и по-бравировать своим авторитетом.

Через три дня на первой полосе всех газет появилось сообщение о перестрелке на лодочном складе в Лоосдрехте, в результате которой один ее участник скончался на месте, а двое получили серьезные ранения. Один из пострадавших, «бывший член студенческой корпорации Аксел в. д. Г. (34), произвел, судя по всему, смертельные выстрелы». Другого звали Алберт С, а погибшего – Питье де Нейве. Скорее всего произошла разборка между торговцами наркотиками.

Значит, он действительно носил при себе пистолет, подумал Эгон. Мальчик, ходивший за черникой и напевавший песенку про горшочек с маслом. Интересно, встреча в кафе каким-то образом вписывалась в этот сценарий? И были ли Алберт и Питье среди всех тех коров и питов, которых он там видел? Возможно, он был последним, кто их тогда рассмешил.

Аксел лежал при смерти. Эгон надеялся, что он умрет, хотя бы только потому, что пули в теле – признак дурного вкуса.

Газеты пестрили сообщениями о бывшем студенте, сыне директора больницы в Хилверсуме, а ныне главаре наркотического мира, разъезжающего на «роллс-ройсе» и ворочающего миллионами. Аксела заманили в ловушку. Он знал об этом, но все же пошел. Без телохранителя. Все или ничего, мертвый или победитель. Его поступок выглядел мужественным, но именно эта мужественность внушала Эгону отвращение – он уже видел такое много лет назад, во время их первого знакомства. Жалкое зрелище – Аксел, добивающийся признания, играя собственной жизнью; Аксел, залезающий на строительные леса или отправляющийся на склад, где его поджидали вооруженные бандиты. Мужество Аксела было не чем иным, как глупостью, отсутствием самоуважения. Он превратился в карикатуру вкупе с его корами и питами, с его Бобби и красивыми женщинами, «роллс-ройсом», пулями в теле, с его борьбой за жизнь в надежно охраняемой больнице.

Двадцать лет Эгон преклонялся перед ним – теперь он знал, что ошибался. Он вышел из игры победителем. Аксел был прав: законы действительно ничего не значили и были вымыслом, оторванным от реальности. Но истинная сила – как раз в умении им следовать и, не нарушая их, создавать что-то ценное. Пока Аксел распространял по миру наркотическую чуму, менял женщин и повесил на себя убийство, Эгон обогащал мировую науку, тем самым совершая что-то полезное, вместе с Адриенной думая о покупке домика во Франции, о ребенке. Сбылось сказанное тогда в лагере Ла-Роша: Эгон стал геологом, а Аксел – неудачником. Аксел умрет или до конца дней угодит за решетку.

* * *

Аксел выжил, а спустя полгода после того, как он оправился от ранений, состоялся суд. Эгон был на суде. Среди присутствовавших оказалась масса старых знакомых: великан Бобби, два-три мужчины из кафе, Ренэ из «Грима», а на скамейке для прессы сидел Михил Полак, журналист, с которым он иногда беседовал в «Гриме», написавший в то время статью о торговле людьми.

Когда в зал привели Аксела, Эгон заметил, что тот хромает. Женщина в первом ряду встала, и они наспех обнялись. Стражи порядка, по-видимому, это позволяли. Аксел искал глазами знакомые лица и несколько раз дружески кивнул в сторону публики. Когда же увидел Эгона, от радости и удивления его лицо расплылось в улыбке.

По реакции зала Эгон понял, что противники Аксела и убитого Питье сформировали два отдельных блока, сидевших по разные стороны от прохода, и что он, сам того не подозревая, занял место среди сторонников Аксела. Без слов было ясно, что цепь, связавшая две группировки, прочнее, чем сама смерть, которая их сейчас разъединяла; они выступали против чистеньких, приодетых граждан за столом, чьи ничтожные правила были так же смехотворны в сравнении с их – настоящим – законом, как прогноз погоды в сравнении с самой погодой. Простодушие судьи, пришедшего в изумление оттого, что во время тренировки в спортзале необходимо иметь при себе пистолет, вызвало всеобщее злорадство.

Один за другим они давали ложные показания о партиях гашиша, о которых якобы и слыхом не слыхивали, о кораблях, собственниками которых не являлись, об оружии, случайно оказавшемся в карманах их брюк. Все они были продавцами, владельцами спортивных клубов и кафе, автослесарями. Среди них не было ни держателей борделей, ни телохранителей, ни торговцев наркотиками. Они были настолько пусты, что пули должны были проходить сквозь них навылет. Алберта Спралинкса, раненого друга Питье де Нейве, в их кругах называли Гребешком. У них у всех были эдакие уменьшительно-ласкательные прозвища, которые как бы еще больше оттеняли их зловещий облик. Интересно, сколько всего убийств они могли бы совершить сообща? Посреди этой всепоглощающей лжи Аксел чувствовал себя как рыба в воде, будто это было частью его работы – периодически появляться на судебных заседаниях и наблюдать за разыгрывающимся на его глазах спектаклем.

Все выглядело настолько рутинным, что Эгон ужаснулся, когда обвинитель вдруг потребовал от судьи девять лет тюрьмы.

Девять лет!

Аксел кивнул и был выведен из зала.

Эгон покидал здание суда в состоянии подавленности. Лишь спустя какое-то время он понял почему. Дело было в той женщине. Он ожидал увидеть полногрудую шлюху, всю в губной помаде, а вместо нее обнаружил благовоспитанную особу с приятными манерами, не слишком молодую, но весьма привлекательную. Она знала, в каком мире крутится Аксел, и, надо полагать, мирилась с этим. Когда-то Эгон отказался от экспедиции в Суринам и Бразилию, потому что не хотел на четыре месяца покидать Адриенну. Ей же придется ждать годы, пока Аксел выйдет из тюрьмы.

Профессорское место, на которое рассчитывал Эгон, досталось другому. Он был разочарован, но продолжал писать рецензии на книги в научные журналы, составил вместе с коллегой брошюру по геологии для средней школы, брал больше часов. И хотя предмет, который он преподавал, мало у кого вызывал интерес, он радовался, что школа, с тех пор как он устроился туда на работу, выпускала гораздо больше студентов геологии, чем раньше.

14
{"b":"140349","o":1}