Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Он разглядывал ее сквозь уличный поток, будто на экране в кино, где изображение искажено помехами. Казалось, она тоже взглянула на него. Эгон ждал, когда к ней присоединится ее спутник, но она оставалась одна. Ему вдруг безумно захотелось перейти улицу и заговорить с ней.

Спустя какое-то время она ушла.

Когда Эгон поднялся, чтобы продолжить путь, он почувствовал, что слегка опьянел и с трудом держится на ногах. Он вернулся на шумные улочки и сделал еще несколько туристических фотографий: рыночные стойки с майками «Кёйфье[1] в Ратанакири», кинотеатр с буйно размалеванными афишами фильмов-боевиков, монах в оранжевом одеянии на велосипеде. Повсюду хромали, ползали, лежали уроды с оторванными руками и ногами, кровоточащими ранами, в грязных повязках, слепые, безумцы, глядевшие далеко за пределы Ратанакири – жертвы международных и гражданских войн, оставшихся в наследство мин, болезней и недоедания. Карнавал растления и непобедимости жизни.

Эгон стоял на краю тротуара, и перед ним тут же притормозили три мопедиста. Он выбрал пожилого мужчину в зеленой кепке в надежде, что тот немного говорит по-французски. Но водитель не понял даже его вопроса и к тому же не знал английского.

– «Авис», – повторил Эгон несколько раз, – прокат машин. Машина, автомобиль.

Он покрутил воображаемым рулем и протянул листочек с адресом.

– Сорок первая улица, дом номер сорок один. Четыре один!

Он написал цифры в воздухе, затем показал их на бумаге, а мопедист все кивал и улыбался.

В конце концов Эгон просто залез на мопед, и водитель резко вырулил в уличный поток. Эгон держал его за плечи. Они продирались сквозь полчища машин, с трудом удерживая равновесие, и перебирали ногами, застряв в пробке; затем водитель снова жал на газ и гнал на максимуме, отчего мопед скулил, словно загнанный зверь. Они протискивались сквозь щели апробке, мчались мимо машин и велосипедов, едва их не задевая. Девушка на рецепции оказалась права: это опасно для жизни. Но сейчас с ним ничего случиться не могло. С ним может что-то случиться только в одиннадцать часов.

Стоило, конечно, попросить девушку заказать ему машину. В его духе – додуматься до этого только сейчас. Автомобиль бы подали к подъезду, не пришлось бы делать ни шага. Но сейчас это все не важно. Ветер разметал волосы, полощет рубашку – дивное ощущение, первая радость с тех пор, как он покинул Амстердам. Когда он в последний раз катался на мопеде? Наверняка каждый хотел бы сейчас оказаться на его месте. Включая генерала Софала и Аксела. Эгона уже не волновало, что они просто ездят кругами. Он начал узнавать улицы и дома, а водитель все прибавлял газу и выезжал на улицы, где они уже были, возможно, в надежде, что Эгон в конце концов скажет, что как раз туда ему и надо. Когда они в очередной раз завязли на том же самом перекрестке, Эгон слез с мопеда и протянул водителю доллар, полагая, что такая купюра во много раз превышает тариф. Тут же остановился другой драндулет и так же, как и два последующих, проехал несколько кругов. Мопедные такси в Ратанаке не ориентировались в своем городе. Чисто импульсивно – все равно никто не поймет – Эгон крикнул пятому по счету водителю, чтобы тот следовал в тюрьму «Туол Эк».

– Да-да, – закивал водитель, и скитание по лабиринту продолжилось. Когда он подумал, что наконец нашел человека, который, судя по всему, знает, куда едет, тот вдруг скользнул в узкую боковую улочку, никоим образом не похожую на въезд в тюрьму.

«Здесь он меня убьет, – подумал Эгон. – Ну и ладно».

В воздухе висела вонь. Они медленно объезжали рытвины и кучи гниющего мусора. Крыса размером с поросенка пронеслась мимо черной как сажа канавы – открытой канализации.

Водитель остановился и жестом велел Эгону слезать. «И что сейчас?» – подумал он. Они находились возле свайной постройки, где в темноте между сваями валялась грязная посуда и моторные запчасти. Около двадцати мальчиков и девочек в чистых белых рубашках сидели на стульях. Молодой человек подошел к Эгону и водителю мопеда. Эгон понял, что здесь проходит урок английского языка и водитель завернул сюда за помощью. Молодой человек был учителем.

Эгон рассказал, куда ему надо, и пока учитель объяснял водителю, какдоехатьдо «Туол Эк», весь класс разглядывал Эгона. Ребята улыбались и хихикали. Он улыбнулся в ответ. У них были замечательные лица.

Учитель обратился к классу, и все снова засмеялись – искренне и весело.

Мопед вновь рванул с места. Эгон гадал, что же сказал ребятишкам учитель. Может быть: «Этому белому мужчине, такому милому и дружелюбному, очень нравится в Ратанаке. Он хочет в тюрьму». Эти дети запомнят его навсегда.

Еще два мопеда – и он на месте.

«Туол Эк» – так назывался один из городских районов. Выбоины в дорожном покрытии встречались там реже, а большие, стоящие на приличном расстоянии друг от друга деревянные дома производили не столь убогое впечатление.

Эгон сразу же узнал тюремный комплекс – несколько месяцев назад видел его по телевизору. Белые стены с колючей проволокой, за которыми во внутреннем дворике виднелись макушки трех пальм, а за ними верхний этаж обычной тюрьмы. Слева и справа – красные черепичные крыши двух боковых зданий. Перед опущенным шлагбаумом стояли четверо солдат с ружьями на изготовку. Над входом висел портрет Труженика Номер Один с надписью, которая вряд ли гласила «Здесь мое место».

С площадки перед тюрьмой раздавались веселые крики – это взрослые играли с мальчишками в волейбол.

Эгон не рискнул подойти ближе – медленно обогнул по соседней улочке тюремную стену. Он чувствовал себя абсолютно прозрачным, как будто люди за стеной читали на экране его замыслы и планы.

Несмотря на мрачный вид охранников и колючую проволоку поверху стены, было понятно, что во времена французской колонии здесь находился лицей. В воздухе еще витала какая-то будоражащая неизвестность будущей жизни, словно запах одежды, от которого невозможно избавиться. Под красной крышей справа четырнадцатилетние мальчишки когда-то прыгали через козла и висели на кольцах. Многие из них, должно быть, еще живы. Но многие ли из них знают, что теперь по пятницам приговоренным к смерти здесь отрубают головы? Сколько голов уже скатилось с плеч с тех пор, как после прихода к власти генерал Софал возродил смертную казнь, в Голландии уже не считали. Считать перестали на числе 441 – порядковом номере Херберта Доорненбоса, высокого, костлявого, такого человечного в своей непривлекательности мужчины – первого и пока единственного белого, которому в Ратанакири осмелились отрубить голову.

Возможно, именно этих военных у шлагбаума показывали по голландскому телевидению. Доорненбос превратил тюрьму в достопримечательность – какой-то случайный голландский турист нет-нет да и зайдет взглянуть на это жутковатое место.

Под крышей слева находилось здание, где держали смертников. Доорненбос провел там последние месяцы своей жизни. Эгон знал, что между этим крылом и бывшим гимнастическим залом располагается круглый газон, окруженный с обеих сторон галечными дорожками. По телевизору его показали один-единственный раз, засняв телеобъективом с подъемной платформы. Съемочную группу, которая ухитрилась это сделать, тут же выслали из Ратанакири, но отснятый материал изъять не удалось. Подъемную платформу объявили пропавшей, а человек, который сдал ее в аренду, теперь сам отбывал здесь пятилетний срок.

Осужденный до последнего момента находился в камере смертников, слева. Когда приходил час, его вели по улице в гимнастический зал, мимо газона, по одной из галечных дорожек. Шел ли он слева или справа? Существовал ли специальный ритуал, или все пускали на самотек? Может быть, право выбора предоставляли осужденному? И как он выбирал? И что чувствовал, когда шел? Был ли всецело погружен в свои мысли, исполнен смирения или же тихо сходил с ума от страха?

Самым ужасным из всего, что Эгон знал о Доорненбосе, был тот факт, что он не просил о помиловании. То ли его убедили в бесполезности этого шага, то ли он просто не хотел гнить в тюрьме еще двадцать или сорок лет. Но Эгон подозревал, что своим отказом он доказал то, что был как бы зачарован смертью, будто ему было интересно погибнуть столь чудовищным образом. Доорненбос был еще молод – всего тридцать девять лет, жизнелюбивый, предприимчивый, трижды женатый, исколесивший весь мир. Эгон видел фотографию, сделанную в день его казни. Доорненбос выглядел спокойным, уставшим и довольным, как человек, только что оправившийся от серьезной болезни, – не столь крепкий, как раньше, но сильный, насколько это возможно.

вернуться

1

Кёйфье – главный герой популярных комиксов. – Здесь и далее примеч. пер.

2
{"b":"140349","o":1}