— Я знаю, что ощущаю твое присутствие еще до того, как тебя увижу. Что-то происходит во мне, и это не имеет отношения к физическим желаниям. Впервые за целую вечность я понял, почему души-половинки не могут быть разлучены даже смертью. Это потому, что их сердца бьются как одно. Пока я ждал вон там, за дверью, я ощущал, как тебе больно. Позволь мне исцелить тебя, Персефона... и, помогая твоему сердцу, я спасу самого себя.

— Возможно ли такое — что ты действительно любить именно мою душу? — прошептала Лина.

Гадес улыбнулся, чувствуя, как понемногу начинает рассеиваться охвативший его страх.

— Смерть полностью покорена весной. А уж если возможно такое, то возможно вообще все, любимая.

Богиня склонилась к нему, и их губы встретились. Гадес хотел поцеловать ее легко, осторожно, однако Персефона раскрылась ему навстречу, прижалась крепко, требуя большего. Гадеса мгновенно охватило желание, он выдохнул ее имя, когда едва одетое тело богини коснулось его груди.

— Люби меня, — прошептала она. — Я хочу ощущать тебя внутри...

Гадес подхватил ее на руки и понес к постели; но когда он начал снимать с нее одежду, богиня остановила его.

— Позволь мне, — сказала она.

Богиня села на край постели, а Гадес встал перед ней, с трудом удерживая руки от действий, пока Персефона раздевала его. Он был одет в тунику и короткий, не слишком пышный плащ, и богиня медленно, неторопливо снимала с него все это. Ее руки двигались по его груди; кожа Гадеса мгновенно загоралась и влажнела от ее прикосновений. Потом она наклонилась к его животу и скользнула по нему губами. Темный бог судорожно втянул воздух, когда язык богини прошелся по его коже. А ей все было мало. Она чувствовала себя так, словно восстала из мертвых, и ей нужно было ощутить его страсть, его любовь, его тело — все то, что их связывало. Богиня распустила набедренную повязку темного бога и бросила ее на пол. Потом прохладными руками погладила его твердую плоть, медленно целуя все ниже и ниже. Когда же она поглотила его, тело Гадеса сотрясла судорога.

— Твои губы — как шелковая ловушка, поймавшая меня, — простонал он.

И ему показалось, что ноги вот-вот подогнутся.

Она отодвинулась и посмотрела ему в глаза.

— Хочешь из нее вырваться?

Гадес поднял ее и крепко прижал к себе.

— Никогда! — выдохнул он в ее волосы. — Никогда, любимая!

Она потянула его к постели. Пока она ласкала его, Гадес исследовал ее тело. Халат был настолько тонким, что Персефону словно окутывал туман. Он нащупал ее соски, дразня их сквозь легчайшую ткань. Он помнил, что это доставляет ей удовольствие, и ему не нужно было теперь, чтобы она сама направляла его руки. А она отвечала на его ласку так, словно они были возлюбленными уже многие века.

Внезапно она села на край кровати и рывком сбросила с себя халат. Но когда Гадес двинулся к ней, чтобы снова обнять, богиня остановила его.

— В чем дело, любимая?

— Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня.

— Все, что угодно, — решительно ответил он.

— Я хочу, чтобы ты любил меня с закрытыми глазами. Как будто ты не можешь видеть моего тела. — Она пристально посмотрела на него, словно искала в глазах бога какой-то ответ. — Можешь ты меня любить, не видя?

Он улыбнулся и закрыл глаза. И раскрыл ей объятия.

Погрузившись в ее запах и прикосновения, Гадес теперь существовал в особом мире. Не видя Персефону, он смог больше внимания уделить негромким звукам, которые сопровождали движения ее тела. Когда дыхание богини участилось и с ее губ сорвалось его имя, ему и не нужно было видеть ее разгоряченное лицо, чтобы понимать: он доставляет ей наслаждение. Он всей душой ощущал, что именно ей нужно, и отвечал все новыми и новыми ласками. А потом он наполнил ее тело, и они раскачивались вместе в древнем ритме, не нуждавшемся в зрении или словах... остались одни только чувства.

Потом она уютно прильнула к нему, положив голову на его плечо. Гадес не знал этого, но он помог ей принять окончательное решение, и теперь Лина была спокойна Что бы ни случилось, она это переживет. Все равно ничего не может быть хуже, чем ужасающая черная пустота Тартара. С помощью Гадеса она смогла освободиться от беспредельного кошмара, а теперь она должна освободиться от той лжи, что еще оставалась в ее жизни. Лина не собиралась больше скрывать правду от темного бога. Черт с ним, с гневом Деметры, она все ему расскажет. Гадес заслуживал того, чтобы все знать. Он действительно любил ее душу.

— Гадес, я должна кое-что тебе сказать. Темный бог улыбнулся.

— Мне можно открыть глаза? Лина негромко рассмеялась.

— Да, можно.

Она села в постели, чтобы видеть его лицо, и завернулась в шелковую простыню. Гадес сгреб в кучу подушки и устроился поудобнее, прислонившись к изголовью кровати. И вопросительно поднял брови.

— Я совсем не собиралась идти к Тартару. Это вышло случайно. Я была слишком расстроена, а когда заметила, где очутилась, было уже слишком поздно.

Гадес нахмурился. От одной только мысли, как близка была богиня к тому, чтобы потерять свою душу, у него все сжималось внутри.

— Я знаю, любимая. Тебе незачем это объяснять. Тут один лишь я виноват. Если бы я не обидел тебя...

— Тсс! — Лина наклонилась и прижала палец к его губам. — Дай мне закончить.

Темный бог немного смутился, но замолчал.

— Да, Тартар ужасен... — Лина содрогнулась, — Он звал меня. Он все обо мне знал... все самое плохое, что я сделала в своей жизни, о чем даже просто думала. Все мои ошибки. Он заставил меня потерять самое себя, Я чувствовала, как он захватывает мою душу, И ничего не могла с этим поделать. — Лина взяла Гадеса за руку, переплетя пальцы. — А потом я услышала твой голос. Ты звал меня обратно. Меня, Гадес... настоящую меня, ту душу, что скрыта в этом теле.

— Я должен был вернуть тебя. Я тебя люблю, — сказал он.

— И я тоже тебя люблю. Но ты должен знать и еще кое-что. Я не та, за кого ты меня принимаешь. Я не...

— Довольно, Персефона! — перебил ее гневный голос Деметры. — Твое время вышло! Ты должна вернуться!

Ошеломленный Гадес вскочил на ноги. Не обращая внимания на наготу, он встал перед богиней, внезапно возникшей прямо в спальне его возлюбленной.

— Что означает твое вторжение, Деметра? — резко спросил он. — Это не твои владения. Ты не имеешь права находиться здесь!

— Ты развлекаешься с моей дочерью, владыка Подземного мира, и я явилась, чтобы потребовать ее обратно. Я ее мать. Других прав мне не нужно.

— Ты не моя мать. — Лина произнесла эти слова медленно и отчетливо, чтобы никто не сомневался в том, что именно она сказала.

Она стояла рядом с Гадесом, прижимая к груди простыню.

Деметра вздохнула.

— Давай не будем играть в эти детские игры, дочь. Твое приключение окончено. Пора возвращаться в свой собственный мир.

— Я знаю, что не могу остаться, но я не уйду, не рассказав ему всю правду. Он этого заслуживает. Он любит меня.

— Ты просто юная дурочка, — сказала Деметра.

— Как тебе хорошо известно, я вовсе не молода. И запомни раз и навсегда, я не дурочка. — Она повернулась к Гадесу и заглянула ему в глаза. — Я не настоящая Персефона. Меня зовут Каролина Франческа Санторо, но большинство людей зовут меня просто Линой. Я обычная смертная женщина сорока трех лет от роду, и у меня есть пекарня в городке Талса в Оклахоме. Деметра поменяла местами души — мою и ее дочери. — Лина посмотрела на Деметру, и ее губы изогнулись в саркастической улыбке, прежде чем она снова повернулась к темному богу. — Она сказала, что поможет мне решить финансовые проблемы, которые у меня возникли, а взамен я должна буду выполнить для нее кое-какую работу в Подземном мире.

Темный бог изменился в лице.

— Помнишь, ты подслушал, как она говорила о любви бессмертных? Она ничего мне не напоминала, как ты подумал, она объясняла мне это, потому что я — смертная. Для меня все это внове.

— Так ты не богиня весны?

— Нет. Я уж точно не богиня весны, — ответила Лина.