– Это я во всем виноват… – услышал он как бы издалека голос Ксивы. – Я один. Я ж так Бельгийцу завидовал… Все винтарь его нахваливал, говорил, выброси «калаш» с такой-то машинкой на руках! А он и послушался. Выбросил.

– Не придумывай, – встрял Кондор. – Это его решение. И от осечек никто не застрахован.

– Нет, нет… – Слова командира Ксиву не убедили. – И Окунь из-за меня сгинул. Я ж его все подначивал. Гол как сокол, говорю, а туда же – семью заводить. А он смеялся все, а внутри, видать, отложилось. Вот и поперся за наживой… Прав Ишкарий. Слова силу имеют.

– Чушь… – еле слышно бросил Кондор, зевая, и повернулся на другой бок. На большее его уже не хватило. Сталкер отключился.

Глеб замер, стараясь ничем не привлечь внимания Ксивы. Не то чтобы он боялся импульсивного бойца, просто не хотелось остаться для него единственным собеседником. Ксива сопел где-то там, у противоположной стены, потом вдруг дыхание его сбилось, подошвы ботинок шаркнули об пол.

– Эй? Кто… там? Зачем… Я не знал! Не хотел!

Мальчик вслушался сквозь дрему. Ксива горячечно шептался с кем-то, все прогонял кого-то. Бедняга, похоже, совсем умом тронулся…

У Глеба не было сил вникнуть, он и сам уже еле соображал. Уловив ровное дыхание сталкеров, он тоже сдался волне, накрывшей всех после тяжелого дня. Мальчик задышал медленнее и глубже. Грань между сном и бодрствованием плавно приближалась, истаивая туманной дымкой, обволакивая сознание и вытесняя боль из натруженных мышц. Тело постепенно стало легким и невесомым, и он вдруг понял, что сон уже наступил. Удивившись тому, что сознание его при этом оставалось кристально ясным, Глеб прислушался к новому ощущению. Потом попробовал шевельнуть одной рукой, другой. Осторожно поднявшись на ноги, не почувствовал привычной тяжести и посмотрел вниз. Ног не было. Как не было и всего тела. Он парил посреди помещения, осознавая, что не может видеть в абсолютном мраке, и тем не менее отчетливо различал фигуры спящих сталкеров. Мальчик осмотрелся, остановив взгляд на двери, из-под которой била тонкая полоска света.

«Это все во сне…» – успокоил себя Глеб и подплыл к выходу, не испытывая никакого дискомфорта от своего нового состояния. Ощущение абсолютной свободы пьянило. Без тени страха Глеб просочился сквозь дверь и выплыл в туннель. Неровный свет шел из коридора напротив. Достигнув противоположной стены, мальчик пересек узкую перемычку, попав в левый туннель.

Звуки нахлынули внезапно. Нервный шепот, всхлипы, ругань… Кругом были люди. Много людей. Ярко освещенный туннель был заполнен ими битком. Они стояли, высыпав из автомобилей, и напряженно вслушивались в раскаты грома. Глеб парил над головами, рассматривая испуганные, бледные лица. Взгляд его остановился на женщине с маленькой девочкой на руках. Мать затравленно озиралась, крепко прижимая к себе своего ребеночка. В глазах ее была паника. Девочка так же яростно прижимала к груди плюшевого медведя и плакала, не переставая.

Со стороны далеких выходов полыхнул яркий свет. Туннель тряхнуло. Люди попадали на асфальт. Раздались испуганные крики. Освещение, мигнув, погасло. Включились тусклые аварийные лампы. Испуганные лица погрузились в полумрак. Вслед за этим загрохотало сильнее, поднялся ветер. Завывая на все лады, он вмиг наполнил пространство взвесью из песка и мусора. Некоторые пытались закрыть лица полами курток, другие полезли внутрь автомобилей, спасаясь от проносящегося по туннелю пылевого вихря. Глеб почувствовал тепло. Ветер становился теплее с каждым мгновением и уже обжигал кожу. Вопли вокруг слились в жуткую, непрекращавшуюся какофонию. Где-то вдалеке разгорался яркий свет. Стало нестерпимо жарко. Люди заметались, завыли. Некоторые ринулись к выходу. Рокот нарастал с каждой секундой. Туннель вибрировал все сильнее. С потолка, отслаиваясь, падала штукатурка.

Женщина в отчаянной попытке спасти дочь запихнула ее в окно ближайшего джипа. Люди, что сидели внутри, приняли ребенка и подняли стекло дверцы. Девочка стучала по стеклу, глядя на мать, но та отрешенно стояла, в последний раз глядя на свое чадо и улыбаясь. Ей хотелось верить, что этот отчаянный шаг оградит ребенка от надвигавшейся катастрофы…

Лицо женщины озарили всполохи – по туннелю неслась волна огня. Еще мгновение она стояла у автомобиля, затем улыбка ее вскипела, оплывая. Крики разом исчезли, потонув в реве пламени. Ударной волной повыбивало стекла, автомобили закрутило в воздухе, сминая, впечатывая в стены. Прокатившись по туннелю безжалостной всепоглощающей волной, огонь в одно мгновение слизнул людей с их страхами, мольбами и ничтожными проблемами.

Спустя несколько безумно долгих минут все было кончено. Рев пламени стих, стена огня откатилась, опала. Пространство от пола до потолка заволокло черным едким дымом. Стены покрылись ровным слоем копоти. Остовы автомобилей пощелкивали, медленно остывая. От скрючившихся головешек, только что бывших людьми, шел ровный жар.

Глебу захотелось проснуться. Он попытался открыть глаза, потом зажмуриться – сделать что угодно, лишь бы не видеть больше этого ужаса, но перед взором все еще стояла, не исчезая, безумная картина разыгравшейся когда-то трагедии. Мальчик ринулся обратно, в поисках заветного перехода, но стена туннеля оставалась монолитной, без каких-либо разрывов.

В оглушающей, звенящей тишине скрипнула дверь. Глеб обернулся. С ближайшего джипа осыпались черные хлопья окалины. Дверь кабины приоткрылась, на пол ступила детская ножка в ярком цветастом сандалике. Мелькнул нарядный сарафан. Из клубов дыма показалась та самая девочка – ни ожогов на теле, ни сажи на румяном личике… Сжимая в руках дымящийся уголек, некогда бывший плюшевым мишкой, прошла сквозь языки догоравшего пламени, поманив Глеба за собой. Мальчик словно в трансе последовал за ней по длинному переходу туннеля. У самого выхода они остановились. Подняв пухлую ручонку, девочка указала на груду оплывших от жара бесформенных останков и улыбнулась. Глеб в недоумении смотрел на обуглившийся труп, пока не заметил припорошенный пеплом кусочек металла. В лучах закатного солнца блеснул рельеф двуглавого орла. Зажигалка…

– Мы уже двадцать лет мертвые. В землю зарылись и слоняемся все, как неприкаянные. Ищем чего-то… – проговорила девочка голосом Тарана. – А только зря это. Мертвые мы. Нет нас…

– Нет, нет, не может быть… – Глеб отшатнулся, замотал головой, не желая видеть, не желая слышать, не желая верить. – Этого не может быть, НЕ МОЖЕТ!

Мир вокруг закрутился бешеной каруселью, образ смазался, потек. Глеб очнулся в кромешной темноте. Нашарил зажигалку, щелкнул колесиком. В свете огонька увидел рядом встревоженное лицо Наты.

– Чего там бормочешь? Кошмары? – Девушка потянулась со сна, включила фонарик, поднесла к часам. – Ничего себе! А что, все еще дрыхнут? Дело к полудню уже!

Ната вскочила, расталкивая бойцов. Те поднимались тяжело, словно после продолжительной гулянки. В каморке стояла одуряющая духота. Отчаянно захотелось наружу.

– Мама родная, голова-то гудит как! – Шаман сел, покачиваясь.

Глеб судорожно зашнуровывал ботинки.

– Надышали за ночь… – Кондор тяжело поднялся. – Нет тяги – нет воздуха. Сплошной углекислый газ. Усек, Звереныш? Собираемся, засиделись мы тут.

Сталкеры зашуршали снаряжением. В общей суматохе никто даже и не обратил внимания на разблокированную дверь. Короб трансформатора валялся в стороне.

– Ксива где?

Лучи фонарей зашарили вдоль бетонных стен, просветив опустевшую коробку помещения.

– Твою ж… налево. Сговорились все, что ли?! – Кондор рванул с плеча пулемет, выскочил в туннель.

Сталкеры двинулись следом. Глеб семенил за наставником, терзаясь нехорошими предчувствиями. Идти стало тяжелее, туннель плавно поднимался вверх. В прямоугольник далекого выхода вливался дневной свет. На фоне серого неба выделялся силуэт сидящего на полу человека. Отряд осторожно подобрался к одинокой фигуре. Ксива неподвижно сидел у стены, повернув голову к выходу. Руки его расслабленно лежали на коленях.