– Тарану спасибо скажи… И хватит языком молоть почем зря! – Старик кинул в костер очередное полено и повернулся к сталкеру: – Благодарствуем, мил человек, за помощь! А то, сам понимаешь, нам без вылазок никак нельзя. Дров не сторговать сейчас, вот и приходится наружу нос казать…

Сталкер, медленно пережевывая пищу, глядел в огонь.

– Веню Ефимчука потеряли из-за этой гадины… А такой человек был! – Старик Палыч явно был настроен удариться в воспоминания, но атмосфера уюта быстро улетучилась, когда к костру подошел худощавый глава станции Никанор.

– Как договаривались, – сухо произнес он, поставив у ног сталкера объемистый мешок.

Таран не спеша развязал тугой узел и небрежно вывалил содержимое мешка на бетонный пол. Таблетки, пузырьки, скрутки бинтов рассыпались бесформенной кучей, из которой сталкер начал придирчиво выбирать некоторые и откидывать в сторону. Покопавшись с минуту, он сгреб большую часть медикаментов обратно в мешок и, поднявшись на ноги, закинул его за спину.

– Послушай, Таран… – Старик, стараясь не встречаться со сталкером взглядом, мялся и тяжко вздыхал. – Это ведь почти все лекарства, что у нас остались. Может… едой возьмешь… или еще чем?

Никанор стоял не шелохнувшись. Только желваки на его лице обозначились сильнее.

– У «огрызков» еще наторгуете, – грубо отрезал Таран.

Кинув в опустевшую плошку пару патронов – за постой и ужин, – он подхватил винтовку и пошагал прочь со станции.

Палыч растерянно всплеснул руками, а Никанор со злостью сплюнул под ноги. Гневный взгляд его зацепился за Глеба.

– А ты чего пялишься, шантрапа! Или ты сегодня свое уже отработал? Так я добавлю!

Глеб кинулся к входу в подсобки, мечтая как можно быстрее исчезнуть с глаз взбешенного начальника. Прокатившись по узкому коридору, подхватил у стены лопату, запрыгнул в безразмерные сапожищи, покрытые засохшей коркой грязи, и привычно полез в яму с нечистотами. После пережитых эмоций и встречи с ужасным сталкером мальчика колотило.

Выгребать чужое дерьмо было намного привычнее и спокойнее.

– Алло! Алло! – Никанор, надсаживая горло, орал в трубку телефона. Как обычно, связь с «Техноложкой» была отвратительной. Сквозь хрип помех иногда прорывался далекий голос, но глава станции не мог разобрать и половины слов.

– Повторяю! Вам придется разговаривать с ним здесь, на Московской! Он упертый, как баран! – Никанор сосредоточенно вслушался, затем энергично закивал: – Да, да! Высылайте! Я предупрежу патрульных! Будем ждать!

Бросив трубку на телефон, Никанор упал в просиженное кресло, закуривая самокрутку. Телефон… Пожалуй, единственный оставшийся на Московской признак цивилизации. И то – кабель протянут мазутами. Они же подавали электричество на несколько убогих лампочек, поддерживающих на станции скудное освещение. Грабительская плата за свет не добавляла мазутам народной любви. Никанор не переваривал этих хитрых выродков, однако поделать ничего не мог.

Затушив окурок, он встал из-за стола. Надо было распорядиться по поводу намечающихся гостей.

Щелк… щелк… щелк… Звук захлопывающегося колпачка «зиппо» завораживал. На отполированной до блеска поверхности зажигалки отчетливо выделялся рельеф двуглавого орла.

Иногда – правда, крайне редко – Глеб даже позволял себе чиркнуть по колесику и с упоением следил за колебаниями огненного лепестка. Отец говорил, что пользоваться зажигалкой надо экономно, и Глеб накрепко запомнил это.

За несколько лет, прошедших с момента гибели родителей, мальчик ни на миг не расставался с этой красивой металлической побрякушкой – единственным напоминанием об утраченной семье. И «зиппо» до сих пор работала. Правда, все хуже с каждым разом. Поэтому Глеб все реже зажигал ее. «Семейный очаг»… Мальчик смутно понимал, что значит это выражение, но свято верил, что теперь он является хранителем этого самого семейного очага и, пока огонек будет теплиться в зажигалке, родители всегда будут где-то рядом…

Глеб не заметил, как сон одолел его.

Волшебная зажигалка сработала: из темноты показалось лицо… Такое родное… Чуть прищуренные глаза и непослушные локоны вкусно пахнущих волос. Мама…

Из состояния полудремы мальчика вывел резкий рывок за руку. Подняв взгляд, Глеб увидел упитанного увальня Проху – местного хулигана и выскочку. Тот вертел зажигалку в своих толстых пальцах, разглядывая добычу. Немного поодаль расположилась свита – три перемазанных пацана с ухмылкой наблюдали за действиями вожака.

– Вещь! – одобрительно заявил жирдяй, показывая трофей приятелям.

– Отдай! – Глеб вскочил на ноги и зло уставился на обидчика. – Это мое!

– А ты отними. – Толстяк ехидно заулыбался, поднимая зажигалку над головой.

Глеб запрыгал рядом, пытаясь дотянуться. Пацанята захихикали. Толстяк был выше Глеба на голову и шире чуть ли не вдвое. Шансов у Глеба не было. Проха довольно скалил подгнившие зубы.

– Ну отдай! – захныкал Глеб, сдаваясь. – Это папин подарок! Отдай сейчас же!

Толстяк, наигравшись, ткнул его в нос пухлым кулаком и с силой отпихнул. Глеб повалился на пол, больно ударившись о бетон. Из носа пошла кровь. Мальчик был готов разреветься. Отчаяние и обида нахлынули с такой силой, что захотелось сию же секунду исчезнуть… пропасть… сгинуть из этого ужасного места… чтобы быть вместе с родителями.

– Встань и подбери сопли!

Резкие слова прозвучали настолько неожиданно, что Глеб вздрогнул. А в следующее мгновение осознал, что уже слышал этот грубый мужской голос. Совсем недавно.

Он испуганно обернулся.

Перед ним стоял тот самый сталкер, огромный, чужой. Оказалось, он находился рядом все это время, наблюдая за унизительной сценой. Ослушаться сталкера Глеб не посмел и потому подскочил как ужаленный.

Кажется, его звали Тараном.

– Чего ты боишься больше, пацан? Быть побитым или остаться без своей цацки? – Таран сверлил Глеба злым, неотступным взглядом так, что тот не смел отвести глаза. – Это ТВОЯ вещь. И принадлежит она ТОЛЬКО ТЕБЕ. И НИКОМУ ДРУГОМУ.

Сталкер ронял тяжелые фразы, словно рубил топором, и с каждым произнесенным словом в мальчике вместо только что испытанных отчаяния и страха закипала злобная решимость. Пальцы сами собой сжались в кулаки, и в следующее мгновение Глеб, хищно оскалившись, прыгнул на толстяка. Тело сработало на инстинктах. Вцепившись обеими руками в сальные волосы обидчика, мальчик со всей силы ударил его лбом в лицо. Толстяк отшатнулся, зажал разбитый рот руками и истошно завопил. Зажигалка упала на бетон платформы. Глеб поднял ее и ненавидяще посмотрел на свиту: кто еще покусится на его сокровище? Однако приятели толстяка не решились с ним связываться. Спустя секунду их и след простыл.

Таран равнодушно проследил, как Глеб плюхнулся на пол, прижимая к груди драгоценную безделушку. Что-то странное было в этом ребенке. На вид – обычный подросток, таких десятки бегают по станции. Грязные всклокоченные волосы, впалые щеки. Мешки под глазами. Чумазый. Слегка курносый нос. В общем, ничего такого, что выделяло бы его среди сверстников. Ничего… кроме смышленого, не по годам взрослого взгляда. И еще – в его карих глазах не было той усталой обреченности, что сквозила во взгляде большинства обитателей подземки.

Словно нехотя, Таран отвернулся и двинулся к костру. Всполохи пламени неровным светом озаряли сидящих в круге людей. Среди множества знакомых Глеб заметил несколько новых лиц. Любопытство помогло забыть о недавних волнениях, и мальчик, спрятав зажигалку в карман рваных штанов, подобрался ближе к огню.

Пришлые отличались опрятной одеждой и странными широкими поясами, на которых вместо оружия болтались всевозможные инструменты – молотки, кусачки, отвертки… Странная парочка явно притопала с «Техноложки».

Об этой станции Глеб слышал много удивительных историй. Говорят, там повсюду яркий свет и куча всевозможного оборудования и станков. А свиноферм и грядок якобы вообще нет. Все съестное мазуты покупают у других станций в обмен на оружие и разные нужные в хозяйстве механизмы.