Поздним вечером, вернувшись с ужина у императора, я выкроил полчаса и собрал чемодан – с утра мне предстояло податься в партизаны. Вообще это был не первый случай, когда меня призывали на сборы – в том мире я партизанил три раза, причем однажды аж месяц. В этом, в силу должности, я получил повестку впервые, и удовольствие ограничивалось максимум двумя сутками.

Три года назад на третьем авиазаводе был запущен конвейер по производству «Тузиков», с которого уже сошло около трех тысяч этих самолетиков. Они выполняли ту же роль, что и По-2 в СССР, то есть были учебными, связными и санитарными машинами. Но не все, примерно половина была продана в частные руки. Причем самолетик мог иметь две цены. Одна, так называемая стандартная, а на самом деле безбожно задранная – это для тех, кто просто пришел и купил, как велосипед, например. А вторая, почти вдвое меньше и с трехлетней беспроцентной рассрочкой – для тех, кто обязался раз в год-полтора являться на сборы. Вот и мне вчера пришла повестка…

Наверное, вам знакома ситуация, когда приходишь в магазин и видишь хоть и ненужную, но больно уж красивую вещь, а в кармане лежит достаточная для ее покупки сумма. Не спорю, иногда удается превозмочь свои низменные порывы и уйти, не прибарахлившись… Но не всегда и не всем. Вот и я два с чем-то года назад при очередном посещении третьего завода просто не смог удержаться. Самолетик желто-зеленой раскраски показался мне необычайно красивым, а когда я увидел его номер, то был окончательно сражен и полез за деньгами. Правда, нашедшейся в моих карманах суммы немного не хватало для покупки за стандартную цену, но руководство завода оказалось столь любезным, что оформило кредит прямо у конвейера. И вот завтра мне предстояло выкатить из ангара свой личный, на свою трудовую зарплату купленный «Тузик» номер 362 и лететь на нем под Псков, на сборы. Там, кроме всего прочего, я должен был сказать речь, призывающую пилотов записаться добровольцами в преддверии войны. Вообще-то их все равно призвали бы, но надо было обратить внимание людей на то, что вольноопределяющийся авиации после недели участия в боевых действиях автоматически становится сержантом, а призывник – он и есть призывник. Вообще мы придерживались такой линии: если предстоит призвать какой-то контингент, то сначала нужно дать ему возможность проявить свои лучшие качества и записаться добровольцем. Ну а потом можно и начинать рассылать повестки…

Под Псковом формировался полк ночных бомбардировщиков и примерно с десяток отдельных эскадрилий связи, которые потом будут распределены по дивизиям. Кстати, многие пилоты-любители оказались неплохими ночниками – действительно, далеко ли успеешь улететь за зимний день? Особенно если лететь надо из Архангельска в Найденовск, который у нас был вместо вашего Мурманска. Так что волей-неволей им приходилось, едва научившись летать днем, осваивать и ночные полеты. А вообще по России «Тузики» готовились к войне в четырех местах – кроме Пскова еще в Крыму, Коломне и Иркутске.

От своего легендарного предка, истребителя-пикировщика-штурмовика времен японской войны, гражданский «Тузик» отличался чуть более широким фюзеляжем, четырехтактной трехцилиндровой звездой вместо двухтактника и несколько облегченным силовым набором, что ограничивало его способность пикировать. Кроме того, новый мотор вообще не имел редуктора, так что пулемет можно было ставить только над центропланом, и это снижало точность огня. Понятно, что в теперешних условиях ценность «Тузика» как истребителя была равна нулю. Как штурмовика – даже несколько меньше нуля, потому что тихоходный и абсолютно небронированный самолет с баками в крыльях можно было сбить даже винтовочным залпом, что, кстати, японцы и начали делать в самом конце войны. Пикировать, как уже говорилось, этот самолет почти не мог. Но вот прилететь темной ночью и сбросить на противника двести, а если брать поменьше бензина, то и триста кило бомб – это он мог даже лучше использовавшегося для этой цели в СССР По-2, он же У-2. Хотя бы потому, что его мотор можно было легко оснастить глушителями, а у трети самолетов они и так имелись. Места для установки трех бомбодержателей были заложены еще при конструировании, в крыльях даже проходили тросы управления сбросом.

Некоторые, особенно кто постарше, могут помнить старый фильм «Небесный тихоход». Так вот, на Георгиевской киностудии мы уже практически сняли этот фильм, причем с минимальными отличиями от оригинала. Понятно, что изменились вид и названия самолетов, офицеры назывались не товарищами, а господами, Кайсаров стал князем, но в общем все осталось как было, в том числе и песня «первым делом, первым делом самолеты». Вместо второй как раз сейчас что-то сочинялось, потому как рефрен «мы выпьем раз, мы выпьем два за наши славные У-2» никак не сочетался с существующим в авиации запретом жрать водку на аэродроме и ближе километра от него. Да и самолет все-таки назывался не У-2. Еще одно радикальное отличие от прототипа состояло в том, что наш фильм был цветной – причем первый не только в российском, но и в мировом прокате.

Увы, отдохнуть в партизанах мне удалось только чуть больше суток – прилетел в субботу утром, улетел в воскресенье вечером, уже на «Пчелке». «Тузик» номер 362 остался под Псковом и сейчас ждал очереди на перекраску. За выходные я полетал как днем, так и ночью и познакомился с уровнем подготовки пилотов-любителей. В общем она оказалась ничего, можно было ожидать худшего. Правда, в псковском лагере были собраны лучшие, но зато остальным достанется больше времени на подготовку, ибо они будут отправлены на фронт не сразу. Ну а по прибытии в Гатчину пришлось заняться грядущим переездом сюда части величеств. Двадцать два часа – это, по моим понятиям, не только не ночь, но и не так чтобы вечер.

В связи с приближающейся войной был усилен режим охраны. Взрослым-то оно и ничего, но вот детям сидеть в Зимнем, имея возможность погулять только во внутреннем дворе, – это тюрьма, хоть и ослабленного режима. Так что Алиса со своими малышами и Мари с моими переезжали в Гатчину, где вокруг дворца имелось три квадратных километра строжайше охраняемой территории с прудом и даже выходом к озеру, и еще примерно пятнадцать, которые тоже охранялись весьма неплохо. Кроме того, сюда же собирались задвинуть и наследника престола Вовочку. Костик, в силу младости, оставался с королевой-мамой в Зимнем.

Вернувшись с учений, я проследовал прямо в свой кабинет. Собрался было разложить бумаги, но прислушался – вроде под диваном что-то зашуршало… Взяв фонарик и встав на четвереньки, я осмотрел поддиванное пространство. Так и есть – сидит, паразитка, вон как глазами сверкает. Вздохнув, я вызвал дежурного по этажу с помощниками и швабрами, чтобы вытащить засевшую в засаде тварюшку из-под дивана.

Присланные мне с каспийского берега котята, а точнее кошечки, прилетели в Георгиевск просто потому, что не было прямой оказии из Михаилова в Питер. Но вскоре они оказались в Гатчине, и началось… Вообще-то кошки мне симпатичны тем, что они обычно не такие шкоды, как коты. Но это обычно, а иногда… Конкретно тут получилось такое «иногда», что дальше просто некуда. Не знаю, в силу родословной или еще чего, но кошки ни минуты не сидели спокойно, а находились в непрерывном поиске – и чего бы еще учудить?

Они были самой плебейской масти, то есть серо-полосатые. Одна чуть потемнее, другая посветлее. Их так и назвали – Темная и Светлая. У каждой были свои любимые пакости. И если Темная отличалась сравнительно безобидным хобби – драть когтями кожу с кресел в моей приемной, то Светлая на такие мелочи почти не разменивалась. Ее любимым развлечением было тайно пробраться в мой кабинет, где затаиться и дождаться, пока я разложу бумаги, а потом отойду хотя бы на несколько шагов. Тогда зараза молнией выскакивала из своего убежища и одним прыжком взлетала на стол, где в темпе гадила на лежащие там документы. Совершив же это деяние, она, задрав хвост, улепетывала с победным мявом. А ночью кошечки сбивались в стаю и носились по дворцу, оглашая его коридоры топотом и истошными воплями.