Но есть корабли, которые можно приравнять к докам, складам и прочему, без чего база становится просто бухтой. И это вовсе не линкоры и линейные крейсера, а едва ли не самые маленькие единицы в составе флота! Минные заградители, эсминцы и противолодочные корабли. Ведь почему «Кильки» не могут зайти в бухту и спокойно перетопить там всех? Да потому что море в ближайших ее окрестностях – это сплошное крепостное минное поле! А по его границам дежурят противолодочники с глубинными бомбами. Почему ракетный крейсер, спокойно в одиночку выходящий против линкора, не в состоянии подойти к базе и начать обстрел? Потому что скорость у миноносцев больше, и, набросившись на него сразу десятком, они его утопят, а с берега помогут самолеты.

Так вот, сейчас под замыкающим дирижаблем была часть бухты, выделенная под базирование всякой минной и противолодочной мелочи. Кораблики стояли плотно и занимали такую площадь, что бомбовый удар даже с восьмикилометровой высоты вполне мог оказаться удачным.

– «Бофорсы»! – проинформировал второй пилот. – Два… нет, кажется, три ствола. Бьют по тройке, да что же она на высоту не уходит?

Прусс не отвечал. Он выдерживал курс, заданный ему штурманом, и ждал, когда тот приступит к сбросам. Вот за переборкой, отделяющей герметичную кабину экипажа от бомбоотсека, взвыли электромоторы, открывающие створки люка. Значит, осталось совсем немного… Короткий лязг, и дирижабль, облегчившийся сразу на семь тонн, ощутимо дернулся вверх. Оберст чуть подкорректировал курс, и вовремя – пошла вторая бомба, а за ней, почти без перерыва, третья. Снова вой электромоторов, звучащий теперь как райская музыка, – самое опасное позади, теперь вверх – и домой!

– Что там с тройкой? – обернулся получивший возможность оторваться от управления оберст ко второму пилоту.

– Вышла из-под обстрела, но, видимо, повреждена, высоту не набирает. У англов три «Бофорса».

– Я зет-третий, – ожили наушники, – попал под осколки, четыре отсека разгерметизированы полностью, еще десятка полтора текут. Высота семь двести и продолжает уменьшаться. Работаю по второму варианту.

Этот вариант подразумевал отход поврежденного цеппелина в сторону Ирландии, докуда было вдвое ближе, чем до базы. Кроме того, на случай, если раненая машина не дотянет до берега, в море дежурили три подводные лодки и катамаран.

Итак, задание выполнено, высота восемь сто, горящая база постепенно исчезает за кормой… Пора собираться в колонну и ложиться на обратный курс.

– Первый, видишь нас? – поинтересовался в микрофон Прусс.

– Как на ладони. Второй, сбрось метров четыреста высоты, ты что, на Луну собрался? Потом доверни на десять градусов влево. Четвертый, доворачивайте на двадцать два вправо и держите скорость девяносто. Если не заблудитесь, минут через пятнадцать увидите мою корму. Отойдем километров на полтораста от Шотландии и начнем снижаться, там, внизу, ветер хоть и ослаб, но все равно попутный.

Штурман вылез из своего закутка, расположенного в самом носу гондолы, и присел на откидное место рядом с бортинженером. По его довольному лицу было видно, насколько ему не терпится поделиться своими наблюдениями.

– Давай уж, не томи, – подбодрил его Прусс.

– Первой бомбой мы попали в левый край стоянки противолодочников, – торжественно объявил штурман, – три корабля просто исчезли. Остальные явно были в зоне ударной волны, так что, думаю, там не осталось не только ничего живого, но и исправного тоже. Вторая легла в зоне каких-то деревянных сараев. Хочется надеяться, что это были казармы, больно уж между ними дорожки ухоженные и что-то вроде плаца посередине… Сейчас там нет ни сараев, ни дорожек. А третью… – Штурман сделал паузу, как заправский актер. – Третью мы положили аккурат у складов с какими-то боеприпасами! Судя по силе вторичных взрывов, это были или мины, или глубинные бомбы. Оно небось там до сих пор еще рвется. Как там наша тройка?

– Боюсь, не дотянут они до Ирландии, – вздохнул второй пилот. – Побросали за борт все, что можно, и все равно высота падает. Сейчас договариваются с русской подводной лодкой. Ничего, морские купания полезны молодым организмам, опять же расскажут, наконец, что это за зверь такой – «Килька».

– Да тот же самый цеппелин, – пожал плечами штурман, – только раза в три меньше и гондола не снизу, а сверху.

– Интересно, на нас русские не обидятся? – усмехнулся Прусс. – А то прилетят туда завтра их «Грифы», а там уже и бомбить нечего.

– Они найдут, – покачал головой штурман. – Вон, в гавани сколько всего стоит. А посреди этого скопища – «Нельсон», его и с восьми километров ни с чем не спутаешь.

– Ох и посбивают их, – вступил в беседу бортинженер, – с их-то потолком в шесть с половиной…

– Не каркай, Найденов никогда не посылает людей на убой. Наверняка уже что-нибудь придумали. Я вот краем уха слышал, что «Грифы» понесут не бомбы, а крылатые ракеты, как на крейсерах, то есть им не нужно будет летать над базой. Ну а от «фантомов» русские свои бомберы уж как-нибудь защитят.

Через восемь дней после вышеописанных событий премьер-министр Соединенного королевства Черчилль заслушал доклад главы МИ-6 Пакса.

– Скажите, – устало спросил он после доклада, закуривая чуть ли не десятую за вечер сигару, – как вы можете объяснить убийственную точность русских ракет? Ни одной не прошло мимо! Гордость нашего судостроения, «Нельсон», получил четыре попадания и не утонул только потому, что сел на грунт! Даже если эти ракеты не управлялись по радио, а пилотировались смертниками, как они могли хоть что-то увидеть в кромешной тьме безлунной ночи? Ведь не было никакой предварительной подсветки целей!

– Сегодня утром моя служба получила доклад на эту тему, – отхлебнул кофе Пакс, – правда, от агента, работающего под контролем Найденова.

– То есть явная дезинформация?

– Или то, что Найденов хочет выдать за дезинформацию. Так вот, агент утверждает, будто ракеты пилотировали специально обученные кошки, которые, как известно, прекрасно видят в темноте. Поэтому весь вопрос тут вот в чем: Найденов, как он часто делает, сообщает нам правду, но таким образом, чтобы в нее невозможно было поверить? Или он под видом такой правды все же гонит нам дезинформацию? Я склоняюсь к последнему предположению, потому что Найденов любит кошек. Уж во всяком случае больше, чем людей.

– Вы думаете, что для политика такого масштаба это может иметь хоть какое-то значение? – удивился Черчилль. – Люди там, кошки… Хорошо, Пакс, продолжайте работать.

Сразу после двойного налета на Скапа-Флоу Санкт-Петербург, Берлин, Токио и Цетин опубликовали документ о том, как Большая Четверка представляет себе правила поведения на море. Там говорилось, что любые военные грузы, не предназначенные Четверке, являются военной контрабандой. Потому как если они идут не к нам, то уж к нашим противникам точно. Или к будущим противникам, что несущественно. Например, Италия собралась закупить в Швеции сотню зенитных «Бофорсов». Даже если предположить, что они не окажутся в Англии, то вам-то они зачем? Пока вы нейтральные, никто вас бомбить не собирается. Вступите в войну на стороне Четверки – не нужны вам будут эти пушки, немецкие восьмидесятивосьмимиллиметровые пушки лучше. Значит, остается… В общем, не фиг, подождите до конца войны, а там покупайте что угодно.

Далее в документе уточнялся сам термин «военные грузы». К ним относилось все, что может быть использовано армией противника. Например, любые виды продовольствия. В первую очередь им станут снабжать солдат, потом – рабочих оборонных предприятий, и только оставшееся после этих групп, если оно будет, поступит остальному населению. С текстилем, топливом и сырьем дело обстоит аналогично. То есть вводился разрешительный порядок морской торговли, и все, что не входило в прилагаемый к документу перечень, объявлялось военной контрабандой в любой точке земного шара, за исключением территориальных вод стран-нейтралов. И, скажем, теперь для безопасной перевозки чего-нибудь из Бразилии в Португалию требовалось письменное разрешение от специального уполномоченного Четверки, офисы которых в ближайшие же дни будут открыты во всех не участвующих в войне странах. Список же товаров, которые можно было перевозить по морю без всякого разрешения, отнюдь не отличался запредельным объемом. В него входили концертные рояли и арфы, а также иные струнные музыкальные инструменты, но с числом струн не более трех. Из духовых абсолютно мирными признавались только пастушеские свирели. Список обуви ограничивался дамскими туфельками с высотой каблука не менее семи сантиметров, лаптями и резиновыми калошами. Далее шли луковицы голландских тюльпанов. Завершался же данный перечень попугаями весом до ста граммов, крокодилами и собаками породы тойтерьер.