– А вдруг они не станут принимать ничего антиконституционного? – поинтересовался я.

– И воровать перестанут, и служебным положением злоупотреблять, жить будут на одну зарплату… Тогда это будут сущие ангелы, а не люди, за что же их сажать-то? Пусть работают на благо России. Правда, сейчас в такую благодать поверить не очень-то получается, но будем надеяться на светлое будущее. А пока, значит, надо продумать организацию Конституционного суда. Одно мне ясно уже сейчас – его председатель должен назначаться императором. А вот для снятия с должности пусть нужно будет и решение Думы, причем принятое квалифицированным большинством.

– Зачем? Ты что, думаешь, они будут питать к этому председателю хоть сколько-нибудь теплые чувства?

– Нет, они просто раскинут мозгами примерно так. Этот, само собой, зверь. Но с чего бы тогда императору его заменять? Небось нашел кого-то еще хуже, такого, по сравнению с которым нынешний покажется образцом всепрощения! И упрутся.

Меня начали потихоньку терзать смутные догадки по поводу личности предполагаемого первого председателя.

– Правильно думаешь, – кивнул Гоша, – и вот почему. Дело новое, прямо с ходу кого угодно в такое кресло не посадишь. Но ты будешь потихоньку готовить преемника на этот пост. И, как только подготовишь, я тебя освобожу. Дума же это поддержит, потому как будет считать, что кандидатуры хуже Найденова не может быть по определению.

– А если вдруг окажется, что я малость напортачил с преемником, и он впадет в неуместный либерализм? Думцы же тогда ни за что не подтвердят его отставку.

– Так ведь канцлером-то ты все равно останешься! Не спорю, придется, конечно, малость напрячься, поработать с людьми, и тогда подтвердят как миленькие.

И вот, во исполнение новой просьбы величества, после ужина с ним я не сразу отправился к ждущему меня во внутреннем дворе лимузину, а спустился этажом ниже и немного прошел по коридору правительственного крыла Зимнего. В отличие от большинства высших чиновников министра народного контроля в десятом часу вечера следовало искать в его кабинете. Он действительно находился там, и вскоре я поздоровался с генеральным комиссаром Иосифом Виссарионовичем Сталиным.

– Я и сам думал на эту тему, – кивнул Сталин, – потому что заметное количество сигналов от народных контролеров касается именно нарушения конституционных прав граждан.

– Но вы, надеюсь, понимаете, что реагировать новому органу придется далеко не на все нарушения?

– Да, я это не только понимаю, но и поддерживаю. И навскидку могу предложить четыре возможных варианта вердикта этого суда по каждому конкретному случаю. Первый – нарушены и буква, и дух конституции. Второй – нарушен дух, но соблюдена буква. Третий – нарушена буква, но соблюден дух. Ну и четвертый, где все соблюдено. Я так понимаю, вы хотите, чтобы я составил предварительный пакет документов по этому Конституционному суду?

– Как первый этап. Потом вам придется проследить за прохождением ваших бумаг в юридическом отделе Императорского комиссариата, ну а после этого стать секретарем того суда. Имея в виду, что через некоторое время вполне возможна смена поста на председательский.

– Хорошо, – кивнул Сталин, набивая трубку, – к завтрашнему вечеру проект будет готов. Зайдете?

– Обязательно. Ну тогда до завтра.

Интересно, думал я, выезжая из заснеженного рождественского Питера. То, что Сталин предоставит проект завтра, означает одно: он у него уже готов. Только прочитать еще разок и, может, что-нибудь поправить по мелочи.

На следующий день после ужина с Гошей я зашел к Сталину, поздравил его с наступающим Новым годом и забрал приготовленную для меня папку с документами. Пожалуй, еще успею прочитать в этом году…

Итак, начнем с состава суда. Что это тут за конституционные присяжные? А, их выбирают из народных контролеров со стажем не менее трех лет. Выборщики – те же контролеры, но уже все. Избирается двенадцать присяжных сроком на пять лет, но в каждом заседании участвуют только четыре. Ротация происходит в алфавитном порядке, однако в исключительном случае председатель или секретарь могут и заявить отвод.

Дальше пошло про действия суда в случае частичных нарушений. Тут он не мог навесить обвиняемому реального срока. Но вправе был снять с должности и, как исключение, влепить условный срок. Это если рассматриваемое деяние было совершено или повторно, или с особым цинизмом, или нанесло существенный вред Российской империи. В случае осуждения имеющего условный срок по приговору КС по любой другой статье этот срок автоматически прибавлялся к наказанию, причем без ограничения давности.

Я откинулся на спинку стула. Как-то тут что-то немножко не очень… Это по поводу случая с нарушением буквы при соблюдении духа. Хотя, конечно, суд не обязан давать сразу на всю катушку, тут как вариант прописано и устное порицание… А, так я вкладку пропустил, как раз про это самое. В том случае, если зафиксировано нарушение буквы конституции при сохранении ее духа, суд обязан рассмотреть вопрос: а можно ли было достичь того же результата, но без нарушений? И только если он ответит на него положительно, разрешался переход к следующему пункту повестки. Если же нет, писалось далее в бумаге, что на нет и суда нет. Но есть Особое конституционное совещание, которое по результатам таких случаев будет вносить предложения о поправках в конституцию.

Дальше шло о порядке принятия дел к рассмотрению и о соревновании сторон. Итак, суд мог завести дело по представлению народного контроля, а также Императорского либо Государственного комиссариата, и далее обвинение должен был поддерживать представитель этой конторы. Защитника же обвиняемый выбирал себе сам, причем накладывалось единственное ограничение – этот защитник должен был иметь российское подданство. Ни от обвинителя, ни от защитника не требовалось наличия юридического образования. Правда, председатель или секретарь суда могли отвести кандидатуру представителя обвинения по причине его выдающейся некомпетентности, и тогда инициировавшая процесс сторона должна была представить другого. На адвокатов подобное право не распространялось, тут все решал сам обвиняемый.

– Георгий Андреевич, – отвлек меня от раздумий голос секретаря из динамика, – Мария Федоровна напоминает, что уже без пятнадцати двенадцать.

Да, меня же ждут, Рождество я с семьей провести не смог, так хотя бы Новый год. Ладно, а то, действительно, и свою-то дочку уже два дня не видел, а Алисиных – и вообще не помню когда. Алеша, правда, сегодня днем чуть не сбил меня с ног в коридоре, когда я шел в столовую, а он мчался туда же в сопровождении Рекса с Рыжиком. Добился-таки права для котов обедать там на общих основаниях, и вот сейчас бежал присмотреть за его реализацией. Вообще-то тут Алиса молодец, хорошо придумала…

Месяц назад Алешу с Настей заинтересовал вопрос: почему, когда они идут в столовую (такое случалось, хоть и не каждый день), котов туда не пускают? Настя пообещала набраться смелости и попросить меня распорядиться о прекращении дискриминации, но Алиса посоветовала детям действовать как положено. И они написали прошение в мой секретариат. На следующий день оттуда пришел ответ, что данный вопрос находится в компетенции коменданта дворца и прошение отправлено в его канцелярию, после чего дети начали беготню по инстанциям. Сначала потребовалась бумага о признании котов подданными российской короны. Эту они получили в министерстве двора, которым заправляла Алиса. Справки о благонадежности им выдала Татьяна, ДОМ имел такое право. Затем котам было предложено подписать обязательство о неразглашении гостайны, что представляло собой общую для всех обитателей Гатчины процедуру и специально для них составленную бумагу, где они обязались в столовой не царапаться, не кусаться и не издавать воплей интенсивностью более восьмидесяти пяти децибел. Пункт «не гадить» из бумаги был вымаран по письменной просьбе Насти, которая заявила, что для Рекса он оскорбителен. После чего кошаки приложили лапы к документам и теперь мчались пользоваться обретенными правами.