Одуванчик в это время, кроме своей основной деятельности, занимался еще и отловом нейтралов на пути следования российско-японской эскадры. Точнее, на двух путях – действительном и том, который Того хотел показать противнику. Ведь тот не имел дальней авиаразведки! Так что несчастный шведский сухогруз, который теоретически мог видеть корабли нашей эскадры, был арестован и отконвоирован в Пирл-Харбор, до спада напряженности в этом регионе. А еще три нейтрала, пойманные между американской эскадрой и Гавайями, вынуждены были принять на борт курильских уполномоченных с вооруженной охраной. Каковые вежливо, то есть почти без мордобоя, объяснили экипажам, что те, сволочи, видели изготовившуюся к решающему бою союзную эскадру. И, значит, надо немножко подождать, пока прибудут люди Найденова и разберутся, много ли среди вас, уважаемые, американских шпионов. После чего шпионов заберут куда надо, а всех остальных поместят в лагерь до конца войны. Да что вы так волнуетесь, утешали уполномоченные моряков, сколько может длиться эта война? Ну год, ну два, но ведь никак не больше трех! В ответ на робкие возражения, что, мол, они ничего не видели, тут же заявлявших это брали на карандаш с разъяснением: ну это-то точно шпионы. Иначе с чего бы им так врать?
Но вскоре лично прибывший к месту событий Одуванчик изобразил приступ альтруизма и заявил, что за чисто символическую мзду в размере всего трех четвертей от содержимого корабельных касс он готов закрыть глаза на нарушение режима секретности. Платите, а потом валите отсюда к чертям, и побыстрее!
И теперь командующий американской объединенной эскадрой адмирал Дьюи был твердо уверен, что Того находится примерно в сотне миль на запад от него, в то время как наши корабли уже вышли практически на тот же меридиан, только в ста пятидесяти милях южнее.
В общем, американцы как манны небесной ждали нелетной погоды. И она таки стала потихоньку портиться… Но в последний день, когда еще можно было хоть как-то летать, не только японцы, но и подошедшие наши устроили большой налет с участием тридцати двух «Выхухолей». На этот раз они несли по две четырехсотки или даже по четыре двухсотки, и их мишенями стали не самые большие корабли американцев, а, наоборот, самые маленькие. За этот налет эскадра лишилась пяти эсминцев и двух легких крейсеров, то есть основных сил противолодочной обороны. И одним прекрасным утром, когда американские моряки с умилением смотрели на низкие, почти касающиеся верхушек волн облака, в носовой оконечности флагманского «Арканзаса» прогремел взрыв. Затем еще один, за ним еще два по левому борту…
У трех десятков подводных лодок, атаковавших американцев, было две возможности. Первая – постараться нанести ущерб всем кораблям противника. Вторая – не рисковать с заходом внутрь строя, а сосредоточить все торпедные залпы на флагмане и двух его соседях. Того категорически приказал работать только по второму варианту, так что шедший в середине эскадры авианосец не пострадал. Зато флагманский «Арканзас» и следовавшие за ним «Нью-Йорк» и «Пенсильвания» были утоплены, причем флагман взорвался после четвертого попадания, да так, что затонул примерно за минуту. Спасенных практически не было. Американская эскадра лишилась четверти своих линкоров. И, самое главное, командующего.
В это время по Панамскому каналу уже шли корабли, которые решено было перебросить к месту событий – ну прямо как соединение Рожественского в истории того мира! Но одним прекрасным вечером где-то в сотне километров от панамского берега тихо всплыли четыре подлодки. Через полчаса с каждой стартовало по пять гидропланов, а еще через час Панамский канал перестал существовать как инженерное сооружение. Причем проводимый через него новейший линкор «Невада» застрял как раз посреди разбитого шлюза. То есть теперь транспорты, готовые отправиться с грузами для гавайской эскадры, практически некому было охранять. А что с ними случится без охраны, особых сомнений ни у кого не вызывало.
Кроме морских регулярно появлялись и сухопутные новости. Так, первого сентября Польша провозгласила себя независимым государством, которое тут же было признано Антантой и почему-то еще Португалией. Пилсудский, назначивший себя всенародно избранным президентом и маршалом Войска Польского, объявил, что его страна, сбросив оковы более чем векового рабства, теперь поворачивается лицом к западу. А что, неплохая метафора, подумалось мне. Я как раз в это время подписывал документы, регламентирующие деление Магаданской губернии на уезды, в преддверии резкого увеличения народонаселения тех краев. Ну и на паузе задумался, с чем бы мне сравнить осажденный, но не сдающийся Брест в своем завтрашнем выступлении перед экстренным выпуском Гатчинской летной школы. Теперь, после слов Пилсудского про лицо, сомнений уже не оставалось – Брест торчит у них как кол в заднице! И хрен мы позволим им его вытащить. Так, а что нам еще сообщил маршал-президент? Великая Польша от моря до моря? Надо же, прямо как в воду глядел… Вот она, карта будущих уездов, только что подписал. Сверху там Чукотское море, снизу Берингово, так что все правильно, как раз от одного моря до другого они скоро и поселятся.
В общем-то было понятно, с чего это пан Пилсудский впал в оптимизм: линия фронта проходила чуть восточнее Бреста, перед Гродно и далее по Неману до немецкой границы, которую ни паны, ни австрийцы нарушать пока не решались, хотя она оборонялась всего десятком недоукомплектованных ландверных дивизий. То есть кусок от России был отхвачен немаленький. Но растерянность первых дней войны прошла, и теперь даже те дивизии, что поначалу сломя голову бежали от десятка танков, все глубже зарывались в землю, создавая непробиваемую оборону.
А во Франции Богаевский, выйдя на оперативный простор, дошел уже до Реймса, причем в последнюю неделю темп его наступления заметно увеличился. Впереди двигались подвижные группы из легких танков, то есть немецких «двоек» и наших «тигров», и со слабыми очагами сопротивления они прекрасно справлялись сами. Если же передовая часть натыкалась на подготовленную оборону, она вызывала «катюши», «диареи» и авиацию. После того как они обрабатывали противника, на него шли средние «тройки» или тяжелые «крысы». Оставшееся после их прохода зачищала пехота, а передовые части в это время уже уходили вперед. Так вот, поначалу в этом довольно сложном взаимодействии постоянно возникали какие-то сбои, но теперь наконец оно было отработано до должного автоматизма. И англо-французская группировка, только-только вроде начинавшая создавать новый фронт против немцев взамен прорванного у… ну, в общем, у этого самого бельгийского городка, вдруг обнаружила у себя в тылу немецкие танки.
Из высших соображений, которые я разъясню чуть позднее, вся бронетехника Богаевского имела на бортах и башнях кресты, а не черные звезды, которыми мы, кроме самолетов, маркировали теперь и танки с самоходками. Так что у французских частей уже начинали появляться поползновения срочно бежать на защиту Парижа, а англичане посматривали в сторону Дюнкерка и прикидывали, сколько времени он еще будет в руках французов при сохранении теперешних темпов наступления русско-немецкой конно-механизированной группы.
Я вспомнил доклады особого отдела про настроения в наших госпиталях. Первое время там царило тоскливое недоумение. Ну где же, где ветеранские полки и бригады, про действия которых в Маньчжурии ходили легенды? Почему против австрияков с какими-то не то турками, не то гурками приходится стоять обычным дивизиям, наполовину состоящим из только месяц назад получивших винтовку крестьянских парней? По мере стабилизации фронта тоска уходила, но недоумение оставалось.
Понятно, что ветераны, то есть наши контрактные войска, никуда не делись и не отсиживались по тылам. Почти половина была у Богаевского. Вторая – в Бессарабии, где пока, несмотря на состояние войны с Румынией, все было спокойно. Потому как не в Польше же нам переходить в наступление, в конце концов! Для этого гораздо лучше подходит стык между Австро-Венгрией и Румынией. Ну а три особых полка со средствами усиления уже грузились на пароходы для оказания интернациональной помощи борющемуся народу Ирландии. Ибо не только же бразильцам, датчанам и голландцам свойственно чувство справедливости!
