— Ты опять? — прошептала Эвери.

— Конечно.

С тихим стоном она потерлась о его ногу пальцами своей, протянула руку, чтобы тоже приласкать его.

— Погоди, погоди! — Джон Пол остановил ее руку. — Просто расслабься и получай…

— Ну нет!

С неожиданной силой Эвери толкнула его на спину и прижала к постели за плечи.

— Расслабиться и получать удовольствие? Нет, милый мой, это не по мне! Секс — это групповой спорт, не забывай об этом.

Он хотел ответить шуткой на шутку, но растерял слова, когда ладонь сжала его плоть.

— И вот еще что…

Эвери оседлала его и склонилась совсем близко, к самому лицу.

— Что? — едва вымолвил Джон Пол.

— Пора тебе привыкать работать в коллективе!

Это был какой-то совершенно ненасытный мужчина. Эвери проснулась только в полдень. В нормальных условиях она не умела спать днем, но что делать, если всю ночь не дают сомкнуть глаз?

Проснувшись, она обнаружила, что лежит на краю кровати на животе, свесив руку, и что по спине что-то легко и щекотно движется. Оказалось, это пальцы Джона Пола. Он, что же, решил снова завести ее до неба? Или боится как следует дотронуться из-за шрамов?

Боже милостивый, шрамы! Даже Кэрри, при всей ее материнской любви, невольно кривилась, бросив на них взгляд.

— Ты спишь, Эвери?

Вместо «доброго утра» в ответ с языка сорвалось:

— Ну, и что ты думаешь?

— Насчет чего?

— Насчет моего вида сзади?

— А ты готова услышать правду?

Ну вот, так она и знала! Вопрос говорит сам за себя. Эвери немедленно ощетинилась.

— Представь себе, всегда готова! Давай, выкладывай!

— Зад у тебя — просто чудо, маленький и тугой. Она возвела глаза к небу.

— Между прочим, это первое, что я отметил, когда ты вышагивала там, на курорте, как по подиуму.

— И не думала вышагивать! — Но она против воли улыбнулась.

— Не прикидывайся, я видел. Каждая рада покрасоваться, дай только возможность.

— Шовинист!

— А ты либерал! Это ничем не лучше, так что мы один другого стоим. Что касается шрамов…

— Да, что насчет их? — поощрила Эвери, все еще улыбаясь.

— Шрамы как шрамы, и нечего с ними так носиться. Это всего лишь незначительная деталь твоей внешности, а уж к характеру вообще не имеют отношения. Одевайся, завтрак на подходе! — Джон Пол спрыгнул с кровати. — Чего ждешь? Шевелись!

Он был совершенно голый, но держался вполне естественно, словно так и надо. Он был великолепен! Сплошные мышцы.

— Не хочешь одеться?

— Зачем это?

— Затем, что так не разгуливают. Или у себя на пустоши ты практиковал нудизм?

— Пару раз это приходило мне в голову, но увы, там полно дикой живности. Не ровен час…

Тем не менее он подхватил со стула джинсы и ушел в жилую комнату с ними под мышкой. Эвери приняла душ, надела шорты и блузку, заправила волосы за уши, чтобы не мешали, и вышла к столу.

Джон Пол появился из кухонного проема с тарелкой и каждой руке. На столе уже красовались плетенка с хлебом, стаканы сока, соль и соус табаско.

На завтрак полагалась яичница, так щедро посыпанная перцем, что первый же кусочек заставил Эвери схватиться за свой стакан.

— Вижу, ты любишь острое!

— Как всякий уроженец Луизианы. Там без специй не бывает блюда.

— А каково это было? Я имею в виду, расти в городке вроде Боуэна, у отца вроде Большого Па?

— Пожалуй, занятно. Отец — человек с фантазией и неуемной энергией, из тех, кто вечно берется сразу за десять дел и ни одно не доводит до конца. Аферист, но с золотым сердцем.

Снова пошли истории из детства. Эвери забывала жевать, слушая о том, какие проказы выдумывали Джон Пол и его брат Реми. Было что послушать и о младшей сестре Мишель. Стоило упомянуть о ней, как голос рассказчика смягчался.

— Мы зовем ее Майк. Это давно повелось, еще с детства. Она любит командовать, потому и выбрала себе мальчишеское имя. — Он произнес это с улыбкой, как комплимент. — Муж, между прочим, упорно зовет ее Мишель, один-единственный. В сентябре они ждут первенца.

— Муж? Ты имеешь в виду Тео, того самого, что работает в министерстве юстиции?

— Ну да.

Случай за случаем — и наконец тарелки опустели. Эвери и Джон Пол плечом к плечу, по-домашнему, вымыли посуду.

— Рано утром была гроза, да такая, что дом весь трясся.

— Надо же, а я не слышала!

— Я тебя совсем замучил.

Это прозвучало без малейшего раскаяния. Эвери как-то не захотелось сбивать с Джона Пола законную мужскую спесь.

— Это правда. — Она пристроила полотенце на вешалке и сменила тон: — Пора нам подумать о будущем.

— Можно, — согласился он.

Они вернулись в жилую комнату. Эвери свернулась калачиком в одном углу дивана, Джон Пол сел в кресло, сбросил обувь и скрестил вытянутые ноги в другом углу. Он был такой громадный, что казалось, кресла ему едва хватает.

— Но сегодня мне что-то не хочется строить планы, — сказал он. — Займемся этим завтра.

— Тогда о чем же мы будем говорить?

— Не о чем, а о ком. О Джилли.

Эвери хотела запротестовать, но вечно отнекиваться не годилось.

— Что ж, о Джилли так о Джилли. Кэрри вела дневник. Начала еще девочкой, в одиннадцать лет, только это не была история обычных девчоночьих надежд, стремлений и разочарований — там было все о Джилли, и только о Джилли. Не проходило дня, чтобы к списку не прибавился еще один зловещий инцидент. Это напоминало историю болезни из дома для умалишенных. По-моему, Кэрри хотела создать что-то вроде… я не знаю… вещественного доказательства, что ли, если когда-нибудь встанет вопрос о психической ненормальности Джилли. Думала, наверное, что доктора, прочтя ее дневник, поймут, насколько Джилли опасна, и упрячут ее подальше до скончания жизни.

— Не сладко ей жилось, — заметил Джон Пол.

— Когда Джилли уехала из города, нечего стало записывать, но Кэрри берегла дневник на случай, если «полоумная сестрица» снова объявится. Я о нем знала и не раз просила почитать. Кэрри не позволяла.

— Но ты все равно его прочла, верно?

— Верно, и очень об этом сожалею. В то время я была уже не маленькая и думала, что совладаю со всем, с чем угодно, но те страницы были полны такого ужаса!

— Сколько же тебе было?

— Четырнадцать. Я прочла дневник и потом месяцами не могла избавиться от кошмаров. Кэрри не пожалела подробностей. Чего только я не узнала о Джилли!

Эвери прижимала диванную подушку к груди так, словно хотела расплющить. Боль в ее глазах трогала до глубины души.

— Ненавижу говорить о ней!

— Понимаю.

— В этом мире порой рождаются настоящие чудовища… — вздохнула она, поникая. — Хищники, только внешне похожие на человека. Такова Джилли. Знаешь, что меня испугало больше всего?

— Что?

— Что однажды поутру я проснусь и пойму, что стала точно такой же! Помнишь, как это — доктор Джекилл и мистер Хайд? Генетически я ведь навеки с ней связана.

— Ничего подобного не случится.

— Кто знает…

— Невозможно иметь совесть и вдруг лишиться ее. Совесть или дается от рождения, или нет. Ты не имеешь с Джилли ничего общего.

— Так утверждал и доктор Хан.

— Кто такой доктор Хан?

— Психиатр. Я каждую ночь просыпалась с криком, в ледяном поту, так что в конце концов Кэрри повела меня к психиатру. Мне пришлось пообещать, что я не упомяну об этом ни единой живой душе, чтобы не пошли разговоры, что и со мной не все в порядке.

— Выходит, твою тетку волнует мнение других людей? — удивился Джон Пол.

Эвери пропустила вопрос мимо ушей.

— Доктор Хан был очень добр ко мне, и он мне в самом деле очень помог. Я научилась… жить с этим. Кэрри понятия не имела, почему у меня кошмары, но где-то на третью или четвертую встречу доктор пригласил ее и предложил мне объяснить, в чем дело. Она ужасно вспылила, но когда наконец успокоилась и доктор спросил, нельзя ли и ему прочесть дневник, она согласилась. Кэрри готова была на все, лишь бы избавить меня оттого, что называла «ночными припадками».