— Что же было дальше, любовь моя?

— О, дальше… дальше было самое страшное. Они забрали только мою дочь! Войдя, Кэрри без единого слова, без единого взгляда в мою сторону прошла к кроватке, вынула ребенка и вышла. Я бросилась следом, но мать схватила меня за руку. Я спросила, куда уносят мое прекрасное дитя, и услышала: «Не беспокойся об Эвери, она поедет с нами домой». Эвери! Что за нелепое имя для моей крошки! — Джилли отерла мокрые щеки ладонью. — Мне не позволили дать собственному ребенку даже имя! Я уверена, что это дело рук Кэрри. Все в доме крутилось вокруг нее, неудивительно, что и в этом она поступила по-своему.

— А потом?

— Мать приказала мне убираться из города, чтобы они меня больше не видели. Им с Кэрри теперь стыдно показаться на людях, сказала она. Я валялась у нее в ногах, целовала ей руки, умоляя простить, но она только отпихнула меня. Никогда не забуду, какое отвращение было у нее на лице в этот миг. В точности как у Кэрри, когда в детстве она думала, что я не вижу. Мать назвала меня шлюхой, потом достала из бумажника стодолларовую купюру, бросила мне в лицо и вышла, хлопнув дверью так, что затряслись стены.

— И никто не пришел тебе на помощь?

— Никто не посмел — ведь мать путалась с шефом полиции. Он во всем плясал под ее дудку. — Джилли прижала ладони к щекам. — О, я помню те ночи! Он приезжал за полночь. Считалось, что мы уже спим, но я-то слышала скрип кровати и эти противные хрюкающие звуки. Однажды — не из любопытства, а из страха — я прокралась коридором туда, откуда они доносились. Это все происходило в гостиной: толстяк возлежал на диване, выпятив вперед нижнюю часть и раздвинув ноги, а мать стояла перед ним на коленях и обслуживала его, как проститутка в дешевом мотеле. Женатого мужчину! Он готов был на все, лишь бы не узнала жена. Тогда в роддоме мать пригрозила, что меня упекут за решетку, если я посмею остаться в городе. И я знала — о, я знала! — что это не пустые слова!

Джилли упала лицом в подушки и разрыдалась. Монк, весь дрожа, привлек ее к себе на грудь и держал в объятиях, пока слезы не иссякли.

— А что стало с твоей дочерью? — спросил он осторожно.

— Ее воспитали в ненависти ко мне, в той самой ненависти, какую испокон веков чувствовала ко мне сестра. Кэрри… понимаешь, ей досталась заурядная внешность, и она завидовала мне черной завистью. Я знаю, она присвоила моего ребенка, только чтобы расквитаться со мной.

— А как ты познакомилась с Дейлом Скарретом?

— Покинув город, я какое-то время перебивалась на случайных работах. Ведь нужно было как-то прокормиться! Я мечтала накопить денег и обратиться к адвокату по делам о похищениях детей. Не имея профессии, мне оставалось только работать по барам и ресторанам. Когда работы не было, приходилось красть и спать с мужчинами за деньги. Я помню каждого из тех двенадцати! Каждый раз это был тяжелый шаг… Боже, как я это ненавидела! Но что оставалось делать? Я должна была выжить, чтобы забрать дочь из этого дома. — Прекрасные черты Джилли исказились болью воспоминаний. — Во время работы в очередной забегаловке я и встретила Дейла. Он был мне противен, ноу него водились деньги, и когда он показал мне пачку зеленых, я согласилась с ним пойти. Потом мы жили вместе — как мне показалось, целую вечность. Временами он не появлялся долго, но стоило вернуться к прежней жизни, как, словно учуяв это на расстоянии, он возвращался. В одно из таких возвращений он сказал, что хочет ограбить ювелирный магазин с приятелями Фрэнком и Ларри, который окрутил дочь ювелира и выпытал у нее все нужные сведения. Мне пришлось помочь ему с деталями грабежа.

— Значит, ты тоже в этом участвовала!

— Как же иначе? Ограбление прошло без сучка, без задоринки, но у Фрэнка был чересчур длинный язык, так что скоро он начал болтать о том, какие огребет деньги, когда камни будут проданы (по взаимному согласию Дейл припрятал добычу на полгода).

— Но до продажи так и не дошло?

— Потому что кто-то донес в полицию насчет болтовни Фрэнка. Его задержали для дознания, он не выдержал и частично раскололся: выдал им Ларри. Правда, ни Дейла, ни меня он выдать не решился, а может, просто придерживал наши имена, пока не предложат более выгодные условия. Перед арестом Ларри успел нас предупредить, и мы скрылись из города еще до облавы. Сам он тоже пытался ускользнуть, но не вышло. Завязалась перестрелка, Ларри подстрелил полицейского, а потом и сам был убит.

Джилли снова расплакалась, и пришлось какое-то время утешать ее. — Камни так и остались припрятанными?

— До камней мне тогда дела не было. Важно было вернуть дочь, и Дейл обещал помочь мне в этом за то, что помогала ему с ограблением (теперь ты понимаешь, почему я на это пошла?). Мы поехали в Шелдон-Бич и ночью уже были перед домом моей матери. В моих глазах это было не похищение, а воссоединение. Я приехала за тем, что, как я думала, принадлежит мне по праву. Тогда я еще не знала, что Кэрри заставила мать обратиться в суд и получила опекунские права. Боже милостивый! Я уже больше не была законной матерью Эвери! Моя завистливая, злобная сестрица стала ей матерью. Она лишила меня самого дорогого, Монк, самого дорогого!

— Я знаю, это разбило тебе сердце, любовь моя…

— Позже Дейл пробрался в дом за Эвери, но она, тогда еще совсем крошка, уже была отравлена ложью. Ее приучили бояться меня. Дейл пытался объяснить малышке, как я люблю ее, как по ней скучаю, что со мной ей будет гораздо лучше, чем в этом холодном доме, но она только раскричалась. Уж не знаю, чего ей наговорили, но она даже пыталась расцарапать ему лицо! Дейлу пришлось связать ей руки ремнем и дать пару затрещин, чтобы хоть немного унять…

Монк со вздохом протянул Джилли коробку салфеток.

— Продолжай. Высказаться — это лучшее противоядие.

— Ты прав, милый. — Она слабо улыбнулась. — Крики Эвери разбудили мать, и она примчалась с револьвером в руке (тот самый шеф полиции ссудил ей оружие после нашего первого разговора как бы в целях самозащиты). Она выстрелила в Дейла, который как раз отступал к дверям, увлекая за собой Эвери. Пуля попала в мою дочь, Монк! Бабушка по ошибке чуть не убила внучку! — Джилли содрогнулась всем телом. — Я узнала об этом только гораздо позже и потому даже не пробовала навестить ее в больнице…

— А твоя мать?

— Когда она поняла, что натворила, то страшно закричала, схватилась за грудь и упала. Дейл говорит, что она умерла еще до того, как оказалась на полу, — мгновенно.

— Сердечный приступ?

— Да. Я не оплакивала ее смерть. Мать повернулась ко мне спиной так давно, что и я в конце концов поступила так же, хотя по натуре склонна прощать почти до бесконечности.

— Конечно, ты не плакала по ней, — сказал Монк с пониманием.

— Дейл сделал все, чтобы сдержать обещание. Когда сестра забрала Эвери в Калифорнию, он выследил их там, нашел школу, куда ее определили, и стал ждать подходящего момента. Он думал, что рано или поздно сумеет похитить Эвери, не зная, что ее охраняют. Ума не приложу, как и когда Кэрри спелась с ФБР, но ей это удалось. Она неглупа, моя сестрица! — заметила Джилли со злостью. — Наверняка пошла тем же путем, что когда-то и мать. Так или иначе, поблизости всегда болтался агент ФБР, и когда Дейл попытался умыкнуть мою дочь, на него набросились, повалили и защелкнули на нем наручники. Он не был вооружен, но это никого не занимало. Дейла отправили в колонию строгого режима, отбывать срок за смерть моей матери.

— Но ведь он ее не убивал.

— Конечно, нет! Вскрытие показало смерть от сердечного приступа, но беднягу все равно приговорили. Судья счел его виновным.

— А ты? Нет?

— Мне все равно, был он виновен или нет. В любом случае мать бы долго не зажилась — сердце у нее было никудышное. — Джилли опустила взгляд, помолчала и робко произнесла: — Милый, я должна тебе кое в чем признаться… обещай, что не рассердишься, хотя бы до тех пор, пока не выслушаешь до конца!

— Ты знаешь, что я не могу на тебя сердиться. Конечно, обещаю!