Чарли встал. Его фамилиары исчезли в складках темного, как ночь, плаща. В развевающемся на ветру плаще Чарли подошел к краю крыши. Он быстро окинул взглядом город и, шагнув с небоскреба, утонул в ночи.

Номер Двадцать Седьмой думал о выпечке. А именно — о пирожном «наполеон», своем любимом, и о том, какое оно вкусное. Он уже начал дремать, когда у него на пульте вдруг замигала красная лампочка.

Он мгновенно проснулся и протянул руку к рации, лежавшей на столе, а другой рукой вывел на дисплеи мониторов нужную картинку.

— Второй на связи, — послышался голос из динамика рации.

— Сэр, — сказал Номер Двадцать Седьмой, — у нас проблема.

В этот момент все недавно установленные на верхних этажах здания динамики издали жуткий, пронзительный, набиравший высоту визг. Сработала система тревожной сигнализации.

— Мониторы? — рявкнул голос из динамика рации.

— Прошу прощения, сэр? — сказал Номер Двадцать Седьмой.

— На мониторах что-нибудь есть? — с трудом скрывая раздражение, спросил Номер Второй.

— Ничего, сэр, — ответил Номер Двадцать Седьмой. — Кроме… погодите.

— Да?

— Что-то поднимается по лестнице. Нет… Не по лестнице.

Последовала пауза.

Номер Двадцать Седьмой откинулся на спинку стула и протер глаза. Но когда он снова всмотрелся в мониторы, он увидел, что происходит.

— Двадцать Седьмой, я жду.

— Оно проходит сквозь лестницы, сэр, — пролепетал Номер Двадцать Седьмой. — Что бы это ни было, оно проходит сквозь стены!

— Поднять весь отряд по тревоге.

Дважды повторять не пришлось.

На площадке у комнаты с бабочками Чарли остановился и нахмурился. Сигнализация сработала уже минуту назад, а до сих пор никто не выбежал, чтобы схватить его. И это называется быстрота реагирования? Громко, укоризненно поцокав языком, Чарли направился к комнате Эсме. Не обращая внимания на двери и лестницы, он прошел сквозь стены.

В последнее время Чарли занимался этим довольно часто — во дворце, в аду. Новизна ощущения — прикосновение сырости и холода древних камней, просачивающихся сквозь него, когда он проходил сквозь них, быстро исчезла. А вот пугать до чертиков людей, видевших это, оказалось куда веселее.

В каждую комнату набилось по двадцать этих молодчиков. Они лежали в спальных мешках, как сардинки в банке. Чарли от души веселился, глядя на то, как они охают и таращат глаза, видя, как он в развевающемся плаще пронзает полы и потолки, наполняя комнаты потоком шуршащей тьмы. Ухмыляясь, он пролетел сквозь очередной потолок, оставив позади сумятицу и вопли. Но, оказавшись в комнате Эсме, он остановился и нахмурился.

Он равнодушно оглядел подушки на полу. Тут было темно, но не это его тревожило. Проблема была в том, что комната оказалась пуста.

Гммм…

Он открыл дверь и вышел на площадку как раз в тот момент, когда пять-шесть «Сыновей Бича Скорпиона» наконец добрались туда, чтобы перехватить его. Его встретил хор щелкающих предохранителей, приказов не трогаться с места и всякого такого. Это было так предсказуемо и смешно.

— Ты, — сказал Чарли тому из вооруженных мужчин, который стоял ближе остальных и даже не успел толком натянуть маску. — Где она?

— А-а-а… кто? — с запинкой пролепетал Номер Шестнадцатый.

— Девчонка, балбес, — сказал Чарли, и, поскольку парень не ответил сразу, он проник в его сознание. — Вот спасибо, — добавил он, обнаружив ответ на свой вопрос.

Для пущего эффекта безумно расхохотавшись, Чарли запахнул полы плаща и исчез. В следующее мгновение он появился около кровати, на которой лежала Эсме.

Он посмотрел на нее.

Она выглядела ужасно.

Дело было не только в том, что Эсме была привязана к кровати множеством ремней с пряжками и цепей. И не только в том, что в ее вену была воткнута игла, от которой трубочка тянулась к капельнице, наполненной такой дозой транквилизатора, что ее хватило бы, чтобы усыпить кита. Она лежала, так сильно зажмурив глаза, будто ей было больно. Ее пристегнутые к кровати руки, сжатые в кулаки, были покрыты длинными глубокими царапинами, которые она явно нанесла себе сама. Она была бледна, измождена, ее лицо было ужасно, просто ужасно печальным.

Впервые за долгое время Чарли ощутил что-то вроде сожаления.

«Но это ладно, — решил он для себя. — Я же потому и пришел сюда».

В комнате он пробыл не больше трех секунд. Потолок и стены сотрясались от грохота ботинок «Сыновей», погнавшихся за ним. Пора было сделать то, ради чего он сюда явился. Он поднял руку и снял с плеча ремешок, на котором висели ножны с голубиным мечом. Осторожно, заботливо он положил меч на кровать рядом с правой рукой Эсме и сомкнул на рукоять пальцы девушки. Ее рука была теплой, и Чарли задержал на ней свои пальцы на секунду дольше, чем было нужно.

— Ну вот, — сказал он тихо.

Эсме вдруг пошевелилась. Ее веки дрогнули, и Чарли сразу отдернул руку и, отступив от кровати, неуверенно всмотрелся в лицо девушки. Он вдруг с изумлением понял, что она держит ножны из темного дерева сама, сжимает их обеими руками — и с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели.

«Сыновья» колотили в дверь. Под ударами тяжелых ботинок она вот-вот могла сорваться с петель. Чарли ощутил легкую дрожь, глядя на просыпающуюся Эсме, но «Сыновья» тут были ни при чем.

Дверь с грохотом распахнулась…

Но Чарли в комнате уже не было.

Долго-долго тянулось драгоценное мгновение, пока Чарли рассекал окрашенное оранжевой полоской рассвета небо над Уэст-Эндом. Плащ, сотканный из жидкого мрака, развевался вокруг него, он восторженно смеялся, чувствуя, как нагревается ветер, обвевавший его лицо.

Он снова исчез, а появился в своей комнате.

Это была его спальня в доме в Стоук-Ньюингтоне — районе, где он вырос. Все его вещи — игры, комиксы, коллекция фильмов — лежали на своих местах. После всего, что случилось, это вызвало у Чарли необъяснимое раздражение.

Каким жалким и ничтожным все это выглядело теперь. К тому же вещи начали покрываться тонким слоем пыли. Когда Чарли думал об этом моменте раньше, он представлял себе, как ему захочется взять из дома что-нибудь на память. И вот теперь он стоял в своей комнате, не испытывая ни малейшего искушения взять отсюда какой-нибудь пустяк. Теперь здесь не осталось ничего ценного для него, ничего — по сравнению с тем, что его ожидало в аду. Чарли усмехнулся и проскользнул вниз сквозь пол.

Он появился в комнате родителей, около большой кровати с высокими столбиками. Как и в комнате Эсме, здесь было пусто. Чарли нахмурился и сквозь пол спустился еще на один этаж. Он оказался в коридоре, который вел в гостиную. Наконец он увидел свет из-под двери. Он немного постоял в коридоре. Потом глубоко вдохнул, задержал дыхание, приоткрыл дверь и вошел.

Дверь была старая, тяжелая. Ее красили, наверное, раз сорок. При том, каким зрением теперь был наделен Чарли, он мог увидеть даже маленькие черточки, которыми родители отмечали его рост каждый год, чтобы было видно, насколько он подрос.

Он нашел ее. Его мама спала на диване. Чарли остановился и посмотрел на нее.

Выглядела она плоховато. Бледная, помада размазана, рот открыт. Ее голова лежала на подушке неудобно. «Наверное, с утра у нее шея будет болеть», — подумал Чарли. На полу около дивана валялось несколько мятых бумажных носовых платков, на столике стояли пустой бокал и наполовину выпитая бутылка белого вина. Телевизор был включен, но звук был очень тихий. По полу тянулся длинный шнур от телефона, а сам телефон лежал под рукой у матери, на диванной подушке.

Она заснула, ожидая, что телефон зазвонит. Она ждала звонка от Чарли.

Чарли стало не по себе. Несколько мгновений он ощущал что-то вроде электрического тока, бегущего по всему телу, и не мог сдвинуться с места.

Но потом у него возникло жгучее желание поскорее уйти. Он мог все устроить быстро и — как он надеялся — четко. Он должен был расстаться со всей этой суетой. Он мог это сделать. Он собирался это сделать. Он должен был это сделать.