Плавным движением она вынула меч из ножен. Тихий свист металла сменился высоким певучим гулом, когда обнаженное лезвие завибрировало в воздухе.

— О, — вырвалось у Эсме. — О папа, какой он красивый!

Она повернула меч так, чтобы на него упал свет ночника. Теплый свет лампы озарил лезвие от гарды до самого кончика — семьдесят сантиметров холодной стали, плавный, изящный изгиб.

Это был голубиный меч, выкованный и выплавленный по особому рецепту Реймонда. Для придания стали особой крепости он был несколько раз превращен в опилки и выплавлен заново. «Семь раз — вот мой рекорд», — вспомнила Эсме слова отца. На этот меч ушел не один год жизни кузнечных дел мастера, и он был изготовлен именно для нее.

Эсме осторожно сделала несколько движений мечом. Наверняка Реймонд специально изготовил его более легким, чем ее тренировочный боккен. Держать меч в руке было приятно.

— Как я выгляжу? — спросила Эсме вслух.

«Убийственно, — ответил ей голос Реймонда. — Чертовски убийственно».

По щекам Эсме ручьями потекли слезы, но она улыбнулась.

Две минуты спустя она уже стояла на крыше театра. Она открыла защелку на дверце голубятни и распахнула дверцу. Еще несколько секунд Эсме постояла рядом, наблюдая за тем, как улетают птицы. Громко зашелестели крылья, и голуби устремились в ночное небо над Лондоном. А потом, когда Эсме была готова, когда она смирилась с мыслью о том, что она, как и птицы, возможно, больше никогда не вернется сюда, она последовала за голубями и прыгнула во тьму.

К тому времени, когда «Сыновья Бича Скорпиона» распахнули дверь, ведущую на крышу, Эсме там уже давно не было.

— Эсме, послушай меня, — сказал Феликс, когда они подошли к нелепым, выкрашенным светло-бежевой краской колоннам у входа в паб «Лунный свет», в котором находился вход в ад. — Я должен сказать тебе, я очень, очень не уверен в этом. Более того, мне совсем не нравится, что ты отправишься туда совсем одна, я… — Он внутренне содрогнулся от звука собственного голоса. — Словом, я не понимаю, чего ты ждешь от меня.

Эсме на него даже не взглянула. Она обеими руками ухватилась за большой тяжелый замок, которым были накрепко закрыты широкие стеклянные двери паба. Послышался негромкий щелчок. Замок открылся.

— Ты совершенно права, я никогда не был до конца свободен, — продолжал Феликс, — но если ты думаешь, будто во мне осталось от Скорджа достаточно, чтобы помочь тебе открыть Разлом, то ты…

— Пошли, — сказала Эсме и шагнула в темноту за дверями.

Феликс тяжело вздохнул и направился за ней.

Паб закрылся всего несколько часов назад, и неприятные запахи еще не успели выветриться, но не из-за этого Феликсу было не по себе. Он вспоминал ужас, испытанный им в последний раз, когда он здесь побывал. Ту ночь, когда — с его помощью — Скордж чуть было не одержал победу. Ту ночь, когда погибла женщина, которую он любил. Даже в темноте он ступал уверенно, безошибочно. Он помнил дорогу. Сердце у него болезненно ныло.

— Это здесь, — сказала Эсме.

Феликс протянул руку. Ледяной холод прикоснулся к его пальцам. И точно, это было то самое холодное пространство в воздухе, чуть выше уровня пояса. Феликс услышал, как Эсме сделала глубокий вдох.

— Готов? — спросила она.

— Не совсем, — признался Феликс. — Нет.

— Ну, мы все равно это сделаем. Давай.

Они закрыли глаза.

Шесть долгих секунд ничего не происходило. Феликс почувствовал что-то вроде надежды и облегчения. Может быть, та чудовищная сила, которая владела им все эти годы, действительно ушла; может быть, ничего от нее не осталось внутри его. «Ну вот, — был готов сказать он. — А теперь пошли домой».

Но тут весь зал заполнился гулом, поначалу едва слышным.

Казалось, этот звук слышится отовсюду сразу. Воздух вдруг стал более плотным, окутал Феликса и Эсме, как полиэтиленовая пленка, а потом прямо перед ними появилась тонкая, не толще яичной скорлупы, рубиново-красная линия. Щель в воздухе начала расширяться, за ней открылась леденящая белизна. А в следующее мгновение…

Это произошло. Разлом открылся. Это получилось слишком легко.

Эсме открыла глаза. Посмотрела на свои руки.

— Эсме? — окликнул ее Феликс.

— Что?

— Разлом, — сказал Феликс вполголоса. — Я ничего не делал.

— Ты о чем? — спросила Эсме. — Он открыт. Возможно, ты сделал это неосознанно.

— Нет, — ответил Феликс. — Я уверен, что я… В общем, я думаю, ты сделала это сама.

Их взгляды встретились.

— Эсме, — сказал Феликс, — я…

Эсме прервала его.

— Феликс, если ты опять собираешься говорить со мной обо всей этой чепухе — насчет того, будто все мои таланты от Скорджа, то я не желаю это слушать. Ясно? Я знаю: ты не хочешь, чтобы я пошла туда. Но у меня есть дело.

Она поправила на плече лямку, на которой висели ножны с голубиным мечом, потуже затянула резинки на волосах, расправила плечи и повернулась лицом к вратам ада.

— Эсме, подожди! — воскликнул Феликс.

— Прощай, Феликс, — сказала ему Эсме.

Она еще раз вдохнула поглубже и…

— Ни с места! — прокричал кто-то другой, уж точно не Феликс.

Эсме обернулась. Свет, исходивший от Разлома, залил весь зал. Стало видно, что сюда успели войти не меньше сорока вооруженных мужчин. Это были «Сыновья Бича Скорпиона». Похоже, они наконец догнали Эсме. Эсме ошеломленно заморгала. На ее груди и животе появились ярко-красные точки — свет от лазерных прицелов.

— Подождите, мадмуазель! — крикнул Номер Третий, мужчина со шрамом, который так вежливо обращался к ней прежде.

Он стоял на верхней ступеньке лестницы и по-прежнему был без маски, его глаза были широко раскрыты.

— Мы можем вам помочь!

Эсме только грустно улыбнулась. Никто не мог ей помочь. Она отвернулась от вооруженных мужчин, от Феликса, от всего мира. Она шагнула в ослепительно белый свет, почувствовала, как он поглотил ее, и исчезла.

— Я Эбису Эллер-Конг Хача'Фраваши, — возвестил император, восседавший на троне. — Бог правителей, бог мертвых, бог тьмы, бог богов. Я — глас пространства, чье дыхание — ветер и от чьей ярости все миры содрогаются. Я — повелитель врат, царь всех слез и абсолютный владыка обителей ада.

— Эсме, — представилась Эсме.

Она стояла в тронном зале, почти на том же самом месте, где стоял Джек, когда попал сюда.

— Значит, — сказала она, — ты тут главный.

Император прищурился.

— Да, — ответил он сухо. — Я тут главный. А что привело тебя в ад, позволь осведомиться?

— Я пришла за Скорджем, — ответила Эсме.

— Вот как? — без особого интереса сказал император. — Зачем он тебе?

— Я намерена поймать его и снова отправить в заточение, — ответила Эсме.

Император широко раскрыл глаза.

— О, какая прелесть! — воскликнул он и хлопнул ладонями-копытцами.

— Рада, что тебе нравится, — сказала Эсме. — А теперь скажи мне, пожалуйста, где Скордж?

— Боюсь, если ты просишь меня об услуге, тебе придется сначала сразиться, — возразил император.

Эсме пристально посмотрела на него.

— Что?

— Я не позволю тебе увидеть Скорджа без моего разрешения. А если ты хочешь получить мое разрешение… — Император умолк и довольно ухмыльнулся.

Эсме растерянно заморгала, но в следующий миг сделала шаг к трону.

— Отлично, — сказала она. — Я готова.

— Увидим, — отозвался император.

Эсме вдруг обнаружила, что не может пошевелиться. На красную ковровую дорожку, на которой она стояла, вдруг вползло клейкое желе и, облепив ее, начало подниматься вверх по ее брюкам. В следующую секунду желе приклеило руки Эсме к бокам и поползло выше, к плечам девушки.

— Тебя отправят в гладиаторские ямы, — сказал император, откинувшись на спинку трона, — где находятся все прочие просители. Признаюсь, — добавил он, когда желе окончательно облепило девушку и застыло, — не могу дождаться момента, когда увижу тебя в деле.