– Давай, Мейвинг, гони! – сказала она, закрывая дверцу, чтобы больше не видеть пьяной улыбки.

Сев в карету, Эванджелина уставилась на шкатулку с новым ожерельем. Если бы она верила во всякий суеверный вздор, то предложила бы тете Рейчел забрать ее назад. И все же она наденет ожерелье сегодня вечером.

Находящийся под хорошим градусом Коннолл Спенсер Аддисон, он же маркиз Роли, смотрел, как карета мисс Манроу переехала чью-то сигару – вероятно, принадлежавшую ему, а также толстую книгу – вероятно, ему не принадлежавшую. Опершись рукой о колесо своей кареты, Коннолл присел на корточки и поднял том.

… – «Права женщин», – прочитал он, бегло перелистав страницы. – Нисколько не удивляюсь этому.

– Милорд?

– Нет-нет, ничего, Эппинг, – сказал он кучеру. – Отвези меня домой и, ради Бога, больше никого не сбивай. Ночь была поистине дьявольская, и я не хочу, чтобы снова перебивали мне сон.

– Да, милорд. – Кучер взобрался на козлы. Коннолл возвратился в сумрак кареты, бросил книгу на противоположное сиденье и приготовился погрузиться в сновидения, а также забыть о некоей девице, которая решила выйти замуж – к счастью, не за него. Черт бы побрал эту Дейзи Эггалгейт!

Внезапно Коннолл снова подался вперед – он поцеловал девчонку. Мисс Ман… Что-то вроде этого. Ну да, он поцеловал мисс Как-там-ее, и это очень плохо. Нельзя сказать, что неприятно, но плохо. Целовать любую мисс на публике – это всегда плохо.

Наконец он понял, что его карета перестала покачиваться и что привычный лондонский шум, похоже, стих. Голова буквально раскалывалась от боли.

– Проклятие! – пробормотал он и ударил по потолку кареты кулаком. – Эппинг, если мы заблудились, я вышвырну тебя с работы к чертовой матери.

Ни звука в ответ.

– Эппинг!

Нахмурившись, Коннолл встал и распахнул дверцу. Они и в самом деле остановились. Остановились настолько, что даже лошади исчезли из упряжки, а между колесами ковыляли гуси.

Он схватил книгу девицы. Спустившись на землю, обошел гусей и направился к входной двери дома. Дверь тотчас же распахнулась, едва он поднялся по лестнице.

– Добрый день, лорд Роли. «Стало быть, день!»

– Уинтерс, сколько я проспал в этой проклятой карете и на этом чертовом конюшенном дворе?

– Почти три часа, милорд. Эппинг сказал, что вы очень красноречиво попросили вас не беспокоить.

– Не беспокоить новым наездом на какой-нибудь экипаж, экий он болван! Я вовсе не имел в виду, чтобы меня бросили одного в запертой карете.

– Я сообщу ему о его ошибке, милорд.

Коннолл направился к лестнице, на ходу сбрасывая сюртук.

– Пришли мне Ходжеса. Я хочу принять ванну.

– Сию минуту, милорд.

Ему было крайне необходимо принять ванну, побриться, сменить одежду. Взглянув на книгу, которую все еще держал в руках, Коннолл покачал головой. Эта мисс обладала первоклассной каретой и читана прогрессивную литературу. И это все, что он знал о ней. И еще память сохранила пугающе умные карие глаза, нежный мягкий рот и вьющиеся белокурые с янтарным отливом волосы.

– Уинтерс!

– Да, милорд? – послышался голос из холла.

– Я хочу переговорить с Эппингом. – Он чувствовал невысказанный вопрос в последовавшем затем молчании. – Нет, я не собираюсь увольнять его, но не обещаю не убивать.

– Я пришлю его к вам немедленно, милорд.

Ему нужен был адрес – вернуть книгу и справиться относительно возможных поломок кареты. И выяснить, была ли та женская несговорчивость всего лишь средством для того, чтобы вывести его из равновесия, в то время как она предпочитает свадебный наряд. Женщины регулярно пытались женить его на себе, но он всегда умел поставить перед ними сложнейшие препятствия. Проклятие! Он все еще продолжал думать о том поцелуе.

– Если ты знала, что тетушка Рейчел хранит ожерелье с бриллиантом на чердаке, то почему никогда об этом не говорила?

Элоиза, леди Манроу, стояла перед зеркалом рядом с дочерью.

– Скорее всего, оно хранилось не на чердаке.

– Ну, не знаю где. Сто шестьдесят девять карат, мама!

– Я всегда считала, что рассказы о «Солануме» – выдумки. Мой дядя Бенджамин часто болтал о проклятом бриллианте, но никто его не слушал. Между прочим, старый дурень потерял ногу при инциденте в бильярдной.

– Он любил носить бриллианты? – пошутила Эванджелина, трогая ожерелье, чтобы увидеть, как переливаются камни в свете свечей.

– Ой, что ты! Он был неуклюжий болван. Он совершал всевозможные дурацкие поступки, как, например, пытался съехать на старом бильярдном столе по перилам лестницы. – Наклонившись, она дотронулась указательным пальцем до камня. – Ты только посмотри. Подвеска с четырнадцатью бриллиантами. Ты блистала и раньше, а теперь ни один мужчина не сможет устоять перед тобой.

Эванджелина, слышавшая подобные высказывания и прежде, обычно закатывала глаза и вместе с матерью смеялась. На сей раз, однако, ее отчего-то охватила дрожь. Кто-то этим утром был не в состоянии устоять перед ней. И какой это был поцелуй!

– Я хочу надеяться, что мужчины будут больше беспокоиться о том, чтобы я не устояла перед ними, – сказала она. – Пока что в нашем списке остались лорд Дэпни и лорд Редмонд.

Выпрямившись, виконтесса постучала по подбородку.

– Дэпни или Редмонд? Гм… Оба хорошие претенденты. Ты приобретешь богатство, титул и престиж с любым из них, но Дэпни гораздо моложе. Ему сколько – кажется, двадцать один?

Эванджелина кивнула:

– Всего лишь на два года старше меня.

– Это мне по душе. Молодые люди легче поддаются перековке. Он влюблен в тебя?

– Похоже, да. Однако я думаю, что Редмонд потребует меньших усилий.

– В любом случае мы должны быть абсолютно уверены. Мужчины имеют привычку не показывать своих истинных намерений, пока они не заманят леди в неравный союз.

Эванджелина улыбнулась:

– Ну, это когда мы позволим себя заманить.

– Именно. И как ты понимаешь, выявление всех недостатков и способов их обуздания дает нам преимущество.

Раздался стук в дверь. Доретта открыла, и в комнату вошел отец Эванджелины.

– Я слышал, что твоя тетя подарила тебе ожерелье с бриллиантом, Джилли, – сказал Джон, виконт Манроу, с улыбкой. – Я пришел посмотреть на него.

Эванджелина хотела, было подняться, чтобы показать украшение отцу, но виконтесса толкнула ее в плечо, принуждая оставаться на месте.

– Не сейчас, Джон, – сказала мать. Она махнула рукой и нахмурилась, когда повернулась к мужу лицом. – И потом, ты не можешь быть в этом наряде сегодня вечером. Ты ведь знаешь, что я смотрюсь не очень хорошо рядом с цветом беж. Надень темно-зеленый костюм, он отлично дополняет мой желтый шелковый наряд.

Виконт кивнул:

– Да, конечно, дорогая. Приношу извинения, – быстро произнес он и вышел из комнаты.

– Обычно я терпимо отношусь к его глупости, но если ему позволить хотя бы раз вырядиться в бежевое, он подумает, что можно одеваться так всегда, когда ему заблагорассудится.

– Он старается, если ты даешь ему правильное указание, – возразила Эванджелина, снова сосредоточив внимание на сверкающем бриллианте.

– Надеюсь. – Виконтесса пригласила Доретту к большому гардеробу. – Джилли должна надеть голубое или зеленое платье, чтобы оттенить ожерелье. – Она повернулась к дочери: – Знаешь, очень жаль, что ты не можешь носить бриллиант каждый вечер. Он так смотрится на тебе. Но мы не можем позволить людям думать, что у тебя нет других украшений.

Эванджелина подняла руку, чтобы расстегнуть изящную защелку ожерелья. Ее мать перестала думать о проклятии фамильной драгоценности даже быстрее, чем она сама. Инцидент с каретами был просто-напросто результатом усталости кучера пьяного в стельку пассажира. Что касается поцелуя, то она вообще не упомянула о нем. Просто было дурацкое объятие со стороны подгулявшего мужчины, которое не имеет никакого значения. Эванджелина аккуратно сложила ожерелье в шкатулку.