Творимир схватился за голову, и застонал:
— Куда бежать?.. Ведь все это — безумие… Анна, пожалуйста, если ты можешь — помоги мне…
И он замер: несколько минут простоял так — прислушивался. Ответа не было.
Развернулся, прошептал:
— Что ж — буду бежать по этим коридорам; буду карабкаться вверх, сколько хватит сил…
Он побежал по очередному коридору — стены оказались в чем-то темно-липком. Творимир поскользнулся, упал — вымазал ладони и лицо, почувствовал сильное жжение.
Бросился дальше. Жжение усиливалось. Тело Творимира преображалось. Он завопил. Вместо ног и рук вырвались покрытые жесткой щетиной лапы; лицо разорвалось в морду отвратительного насекомого.
Бешеный, неусыпный голод, а еще неконтролируемая жажда спариваться гнали его вперед. Человеческие мысли терялись под могучими инстинктами.
В очередной комнатке его поджидала исполинская крыса — крыса была разодрана. Он уже склонился над смрадной, кровавой плотью — и тут собрал всю волю, и метнулся в окошко.
Удивительно, как протиснулось в это узкое отверстие могучее, жирное тело паука. Но вот он снаружи. Полетел вниз, но окна вновь его притягивали.
"Нет. Не сдаваться!.. У меня не хватит сил вырваться в следующий раз!.. Я навсегда останусь в одной из этих замшелых комнаток, среди насекомых, крыс и призраков!"..
Его почти засосало в окошко, за которым страстно мерцал кровавый свет. Острыми когтями вцепился паук-Творимир в отвесную стену — удержался. Из окошка изгибаясь, вылез розовый слизень, обмотался вокруг задней лапы — титанический рывок вверх — лапа оторвана. Зато Свобода!..
Он несся вверх…
"Только не дай мне пасть в бездну!.. Спаси!!.."
Холодная родниковая вода оросила губы, живительной струей попала в рот. Он сглотнул, кашлянул — открыл глаза. Небо уже окрасилось заревыми цветами, но еще мерцали самые яркие звезды, еще блаженно-тихим, ночным был воздух.
Анна над ним склонилась, смотрела тихо и нежно.
— Анна… — прошептал Творимир. — Я все еще паук?
— Нет, что ты… Ты — человек…
— А пропасть? Ведь меж нами образовалась пропасть, и я в нее пал.
— Никакой пропасти нет, и не было.
— Выходит, все привиделось…
— Да. Ты бросился на меня, но в глазах у тебя помутилось (должно быть, сказалось многодневное перенапряжение), ты споткнулся и упал. Всю ночь я ухаживала за тобой, но только теперь ты очнулся.
— Анна, ты прости меня, пожалуйста.
— Ничего. Я простила. Я за тебя очень волновалась. Но вот, божьей милостью, ты жив. Как самочувствие?
— Хорошо. Пойдем обратно. Сдается — скоро на нас нападут.
Анна подала ему руку, и так — рука об руку, они вернулись в монастырь. Когда переступили ворота — уже совсем рассвело.
В монастырь пребывали все новые и новые крестьяне. Некоторые ехали с семьями, с нехитрым домашним скарбом, на телегах, но большинство пробирались по одиночке, и в стороне от дороги — опасались нападения…
Говорили, что в Бригенграде уже известно о восстании, и что известие это произвело немалый переполох. Чтобы крестьяне бунтовали? Да отродясь такого не было! В спешном порядке собиралось войско, во главе которого встал сам Бриген Марк. И Бриген заявил, что к схваченным бунтовщикам, независимо от их пола и возраста, будут применены жесточайшие пытки. Предводители же восстания будут растерзаны на глазах толпы…
Творимир стоял на монастырской стене. Одну руку он положил на рукоять меча, другую — на каменный зубец. В проеме открывался щедрый полевой простор, пышно клубился лес. Кольцом холодной безмятежности окружали долину горы; самые вершины кутались облачными шапками. Небо было так спокойно и безмятежно тепло, что хотелось плакать — почему же и себе нельзя такой безмятежности?…
К монастырю приближалась большой отряд крестьян. Шли они очень быстро — будто за ними кто гнался.
Лорен стоял рядом с Творимиром и говорил задумчиво:
— У нас в городе есть свои люди. Они почтовых голубей послали. И с голубями весть: уже вылетел отряд карателей. Вихрями мчатся, с минуту на минуту здесь будут…
Творимир ответил:
— Что ж — биться будем до последнего. Всяко — быструю смерть принять лучше, чем…
Лорен жестом остановил его, и окрикнул приближавшихся крестьян:
— Эй, кто такие?!
Тот, который шел впереди, не подымая капюшона, отозвался:
— Мы из нескольких деревень собрались!..
Лорен обернулся к Творимиру, и быстро проговорил:
— Не нравиться мне это. Слишком их много даже для нескольких деревень. Да и идут-то шибко уверено — не по-крестьянски. Сдается, здесь какой-то заговор.
А Творимир стоял бледный, растерянный. В голосе «крестьянина», он узнал Бригена Марка — и все не мог поверить: неужели сейчас вновь придется столкнуться с этим страшным человеком; быть может, все-таки, какая-то ошибка…
— Стойте! — крикнул он.
"Крестьяне" были уже не далее чем в тридцати шагах от стен; и вот шедший впереди скинул ветхую одежду — под ней мраком блеснули доспехи.
Да — это был Бриген! Он завопил:
— Вперед! — и, взмахнув клинком, бросился в раскрытые ворота.
Иные следовали его примеру — так же сбрасывали рванье, и открывались отборными головорезами.
— Во-ро-та за-к-ры-ва-й!!! — возопил Лорен.
Заскрипела, поползла вниз решетка, но уже ворвались в монастырь Бриген и еще несколько воинов. Попавшиеся им под руку крестьяне даже и не поняли, что к чему, а уже пали зарубленные, захлебывающиеся кровью.
Дальше Бриген ворвался в пристройку, где размещался воротный механизм, и там он кого-то зарубил — решетка поползла вверх — остальные молодчики вбежали на двор.
— К БОЮ!!! — завопил Творимир. — НА НАС НАПАЛИ!!! ЗА ОРУЖИЕ!!!
Крестьяне быстро сообразили, что к чему — отчаянье придавало им силы. Возле ворот закипела кровавая схватка. Трещали кости, вопили раненные, практически каждое мгновенье кто-нибудь падал мертвым.
— А вон и конники. — мрачно заявил Лорен.
И действительно: от дальнего леса отделился, и теперь стремительно приближался многосотенный отряд.
— Ну, что стоишь?! — крикнул старец, и встряхнул Творимира за плечи. — Командуй! А иначе — сегодня ночью будут нас жарить над углями!!!
А Творимир обо всем забыл — он глядел на Бригена. И Бриген обо всем забыл. Он увидел Анну, и теперь пробивался к ней.
— Черт! — Творимир прикусил задрожавшие губы. — От этих встреч никуда не деться. Это словно проклятье…
Он тряхнул головой — стряххнул оцепененье. Затем — меетнулся вниз по лестнице…
Уж и не помнил как, но нагнал Бригена. Захрипел страшно:
— Стой! СТОЙ!!!
Бриген резко обернулся — в безумных его глазах перемешались и страх и ярость. Он рявкнул:
— Опять ты?! Ты — мое проклятье! Ты — дьявол!.. И она — дьяволица! Ее сжигали на костре, но она, черт подери — еще жива!.. И она будет моею, черт тебя подери!!!
С этим воплем Бриген налетел на Творимира.
Эта была самая отчаянная, яростная схватка из всех, в которых доводилось участвовать Творимиру. Били на пределе сил, и с предельной скоростью. От клинков летели искры, а сами бойцы, уде получившие множество мелких раны, выдыхали кровавую пену…
А потом их мечи переломились, и они бросились в рукопашную. Били друг друга кулаками, ногами, головами, и вдруг под руку Творимиру попался оброненный кем-то нож. Он сжал нож — бешено рванул на Бригена, хотел ударить его в шею, но тот вывернулся, и удар пришелся в плечо.
Творимир вырвал окровавленный клинок — вновь занес.
И тут взмолилась Анна:
— Нет… Пожалуйста… Не надо… Не бей его… Достаточно уже боли…
Творимир несмел противиться — отпрянул…
Бриген зажал кровоточащую руку, поднялся, но покачнулся, и, не поддержи его Анна, упал бы обратно, в пыль.
— Осторожно! — крикнул девушке Творимир.
— Чего бояться? — молвила она. — Человеку помочь?.. Надо бояться боль причинять…
Бриген сильно вцепился ей в плечо, зашипел:
