— Но…
— Не хочешь — возвращайся к себе.
Творимир глянул за спину безумца. Прекрасный призрак был в этой гнусной комнате. Она стояла у окна, и задумчиво глядела сквозь раздавленных мух.
— Согласен… — прохрипел Творимир.
Творимир прошел внутрь. Ему было выдано долото, и он долго и упорно пробивал им дыру в поле. Снизу слышались вопли детей, и ругань болезненной женщины. Затем Творимир получил пилу — начал пилить.
Безумец склонился и закатал своей ржавой железной рукой штанину Творимира до колен. Осведомился:
— Ты готов?
— Да. — прошептал Творимир — по его впалому лицу обильно катился пот.
— Тогда я начинаю рубить.
Призрак девы подошел к Творимиру. Здесь она обронила вуаль, и плавно за ней выгнулась. Легкой, нежной рукой подхватила вуаль, но задумалась, и застыла с восхитительной улыбкой. Что-то прошептала. У нее были теплые очи…
Страшная боль рванула в ноге. Творимир застонал — он продолжал пилить…
Это было только начало. Следующий удар рассек сухожилия до кости. У Творимира судорожно забились зубы, он прерывисто, словно захлебываясь, закричал. Следующий удар засел в кости — кость раскрошилась.
Дева плавно распрямилась, повела тонкими руками, взмахнула вуалью, и вдруг закружила в воздушном танце. Подобно лебединой шее выгибалась она. Вставала на цыпочки, бабочкой-балериной порхала. И чувствовался аромат живых цветов. Она протанцевала через занесенный, окровавленный тесак — и вдруг озорно, по девичьи рассмеялась.
Еще один удар — ступа Творимира была отрублена.
В глазах стремительно темнело. Снизу неслись ватные крики:
— Ты что там кричишь, а не пилишь!..
— Я пилю! Пи-и-ил-ю-ю… — не своим голосом прохрипел Творимир.
И он пилил.
Был выпилен намеченный круг, и он склонил в него свою посинелую, дрожащую голову. Снизу на него уставились:
— Ну, ты чего там — красного мха объелся? Бери трубу, а мы тут ее с нижней частью сцеплять будем.
Творимир принял трубу. Руки его сильно тряслись, и он ничего не мог с этой дрожью поделать. И еще было чувство, будто кожа на теле натянута до предела, и сейчас лопнет…
И тогда услышал ЕЕ голос:
— Ну, что приуныл? Ведь знаешь — все закончится хорошо. Хочешь, стихи?
Предо мной ты падешь на колени,
И о вечном будешь вопрошать.
В теплом кружеве твоих мгновений —
Знаю, буду я молчать….
— А дальше, я не знаю — ты извини… Но, если бы тебя не было — не было бы и этих стихов… Ну, до свидания. До встречи. До хорошего конца.
Очнулся Творимир в той жалкой конуре, которую ему оставили соседи. Сжимали темные стены, из-за них слышалась брань и детские крики, над ним чернела труба. В верхней ее части обозначился лик безумца, который крикнул:
— Я там тебе кой чего оставил. Ты ешь, а то совсем загнешься…
В руках Творимира была стеклянная банка. В банке усиленно шевелился, пытался выкарабкаться красный мох.
— Ты не обращай внимания, что шевелиться, а ешь… - советовал безумец. — Я то ем!.. Главное — лучше прожевывай…
И он действительно запихал себе в рот живого мха. Захрустел. Прохрипел:
— От этого виденья бывают… Знаешь, какие виденья… О-о-о…
— Нет. Я лучше пойду на работу. — Творимир оттолкнул банку.
Сверху неслось:
— О-о-о, хорошо… Ну, иди-иди… Я тебе протез приделал, вроде ничего — работает. Ты, главное — осторожней на него наступай, а то…
"А то" — была сильная боль. Творимира передергивало при каждом шаге, но все же он доплелся до работы.
Широкоплечий, глянул на кусок железной ноги. Лениво спросил:
— Что, оттяпали?
— Да.
— Бери кувалду, и за работу…
В тот день, во время работы Творимир терял сознание. Но он быстро очнулся, и, сжав зубы, предвкушая ночное виденье, продолжил молотить…
Получил паек и выпивку, но, проглотил их наскоро — измученный организм не принял — Творимира вырвало. Совсем слабый, приполз в свою конуру, корчась, развалился на полу. Сверху окрик:
— Ну, что — наработался?
Творимир пробормотал что-то неразборчивое. Но безумец не унимался:
— Лезть ко мне собираешься?
Творимир перевернулся на спину — глянул вверх. Выдохнул:
— Да…
— Ну, так поешь мха — он тебе сил придаст.
Творимир глянул на банку — там судорожно извивался красный мох.
— И без него доберусь… — упрямо просипел он сквозь белые губы.
Подтянулся. Согнулся. Упираясь спиной, и локтями, отталкиваясь ногами, стал подниматься в трубе. Протез скрежетал о железо. Так он добрался до уровня верхнего этажа, и тогда оглушительно забарабанили. Болезненная женщина вопила:
— А это что?! Мы о шуме не договаривались! Ты должен лазить тихо!..
И ударила, должно быть, сковородкой — словно гром грянул!
Творимир дрогнул, соскользнул, и словно мусор по мусоропроводу, полетел вниз. Упал на спину — извиваясь, застонал. По трубе несся хохот безумца. Он ревел:
— Говорил тебе — мох ешь!
Творимир в озлоблении схватил банку — хотел расшибить ее о стену, но сдержался. Некоторое время лежал без движенья, но вот решился — отвинтил крышку. Запустил руку внутрь. Мох обвил пальцы, защекотал по ладони.
— Ну, ладно — ступни не пожалел. Привыкну и к такой еде. Что там главное?.. Лучше пережевывать? Ну, так пережуем.
Мох оказался липким и безвкусным, он судорожно дергался, царапал гортань, когда Творимир пережевывал.
Перед глазами поплыли плоские, ядовитых цветов круги, треугольники и квадраты. Неожиданно один из кругов засиял солнцем, у него выросли руки и ноги — одной ногой он обвился вокруг ноги Творимира, и поволок его вверх, в трубу. Творимиру было щекотно, и он громко смеялся. Соседи, кажется, что-то кричали, но он не обращал на них внимания.
Вот выполз. Безумец был в хорошем настроении — ухмылялся, нетерпеливо помахивал тесаком с запекшейся кровью. Он говорил:
— Вверх ногами ползать научился? Молодец! Ну, готовь палец…
Творимир протянул правую руку, на которой оставалось три пальца — спустя мгновенье, оставалось два. Безумец прижег рану, и кровотечение остановилось, но тут хлопнул себя по лбу:
— Ведь договаривались, по трети пальца за визит! А я целиком оттяпал! Ну, ничего — следующие два визита пройдут безвозмездно.
Творимир находился под действием наркотика, потому не чувствовал боли. Мутными глазами искал девушку. Она сидела за столом и что-то писала. В этот раз ничего не сказала, а он ничего не испытывал — все чувства были притуплены.
При расставании старик наградил его еще одной банкой со мхом, и пробормотал, что у него "такого добра навалом", а также: "если голова будет болеть — поешь мха, сразу пройдет".
Творимир полез в свою конуру, но на полпути соскользнул, при падении едва не свернул шею. Потерял сознание.
Очнулся с дикой головной болью. Банка разбилась, и мох расползся по стенам.
Боль была нестерпимая — он начал сдирать мох, и жевать его.
Навалились бредовые виденья. Стены извивались, танцевали. Выбегали железные псы и черные дыры. Миллион железных безумцев водили хоровод. Миллионы Творимиров ползли по трубе…
Пришло время — вновь появилось Солнце — поволокло вверх. Безумец жульничал — и в этот раз отрубил целый палец, но Творимир не противился.
Прекрасный призрак глядел в пустоту. Никаких чувств не было… В окончании ночи Творимир вновь загрохотал вниз.
Так и повелось. Творимир больше не ходил на долбление подъездов. Его питал красный мох, который облепил его конуру. За день он съедал половину, но за ночь эта половина зарастала. Потом он полз к безумцу — тот заменял ему пальцы железными протезами. Кончились пальцы — в дело пошли кусочки рук и ног. Постепенно Творимир зарастал железом, но ему было все равно.
Собственно, ему и призрак девы был безразличен. Прежних чувств не было… Почти всегда его окружали наркотические виденья. Когда долго не жевал мох — голову тисками жала боль.