— Не знаешь — так я скажу. Нам просто больше нечего делать. От Царя не убежишь. Он нас использует, и, пока что — кормит, поит. А, когда получит выгоду, о которой ты только что сказал — нас кокнет.
— Но…
— Ни к чему себя обманывать. Все мы земляне, во главе с Бригеном, храбримся. Но ведь мы в темнице, и мы — смертники.
Ни Творимиру, ни Володу-живописцу, не доводилось видеть гор. Ну, разве что на отображениях. Творимиру — в стереотелевизоре, а Володу — на фресках. Но ни стереотелевизор, ни фрески не передавали холодного, беспредельно спокойного величия исполинов. День ото дня они росли, белыми вершинами попирали небо. Все чаще срывались порывы прохладного ветра. Местность повышалась, и все чаще разрывали ее каменные холмы…
…Они скакали вдоль русла прыгучей, пенистой, стремительной реки — река с мрачным задором ревела, и иногда металась в людей клочьями холодной и чистой пены — словно приглашала вступить в поединок. Но они не принимали этого вызова — сила была явно на стороне реки.
Горы заполонили половину небосклона, и немыслимым казалось пройти среди этого нагромождения пиков…
На очередном закате впереди забрезжили огоньки селения. Домишки были маленькие, словно бы сжавшиеся в испуге, перед громадами гор. Зато встретившие их люди все как на подбор были стройными, высокими. И говор был смелый, не то что у запуганных, вечно трясущихся крестьян. Каждый день сталкивались они со смертными опасностями, Царь был одной из таких опасностей — не более того.
Тем не менее, народ этот был в подчинении, и они кланялись, приглашали разделить кров. Мест в домишках хватило только для знати, остальные разместились под яркими звездами. Творимир, Бриген Марк и еще несколько землян попали в дом, где принимали Царя.
Тирану подносили местные кушанья: сыр, молоко, шашлык. Он отмахнулся — крикнул, чтобы несли вино.
И за вином завязался разговор. Глава этого селения: седой старец с крючковатым носом, с сильным телом, и ясными как небо глазами, внимательно выслушал царя, ничем не выразил своего удивления, хотя дело, конечно, было исключительное.
Старец отпил молока, и спокойным голосом проговорил:
— Подходы к Яслям сторожит ОН. Никто не осмелится упрекнуть нас в трусости, но встреча с НИМ — это хуже чем смерть…
— Есть много вещей худших, чем смерть. — скривил зубы Царь.
— Вы, ваше Величество, выслушайте меня. Никто из живущих не управиться с НИМ. Он поглотит вас в свою плоть, и век будет носить. Раз ОН подходил к нашему селению. К счастью, Река остановила его. Одна девочка стояла на берегу. Волосы ее поседели, она лишилась рассудка и бросилась в воды.
— Мы пройдем…
— Ну, мне вас не переубедить.
— Мне нужны проводники.
— Что же — ваша Царская воля. На три перехода дневных они с вами пойдут. В конце каждого из этих переходов вас ждет ночной приют. Это каменные дома, внутри которых развешены магические колокольчики. Колокольчики могут остановить ЕГО. Но не думайте, брать колокольчики с собой — на открытом воздухе они бессильны, а пещеру вы вряд ли найдете. Дальше этих трех переходов с вами никто не пойдет. Можете грозить смертью, пытками — все это ничто перед страхом встретиться с НИМ.
Царь сжал губы, глаза его по вороньему почернели, кулаки сжались — кажется, сейчас крикнет, учинить расправу. Но нет — не крикнул, сдержался…
Творимиру стало душно, и он быстро вышел. Яркие, безжалостно холодные звезды, серебром перекрывали половину неба, на другой половине чернели горы. Творимир шел, глядя вверх…
И вдруг среди звезд мелькнул силуэт, он узнал — то была дева-птица.
— Эй! — крикнул Творимир. — Ну, давай, спустись ко мне. Я слишком долго ждал, и испытал немало… Расскажи все! Я готов выслушать! Или я еще недостаточно страдал
Рядом грубо рванул окрик:
— Эй, куда?!.. Один в горы собрался?!
От неожиданности Творимир вздрогнул, огляделся. Оказывается, он подошел к краю горского селения, и здесь, у маленького, скрытного костерка грелись поставленные на караул воины. Творимир испытал сильное раздражение, и даже кулаки сжал. Сказал громко, грубо:
— А вам какое дело, а?! Вечно за мной следите, да?! Куда хочу, туда и иду! Я свободный человек! Свободный! — и еще несколько раз повторил про себя «свободный», потому что чувствовал себя как никогда "несвободным".
Воины без особой злобы ругнулись на него, и сказали, что, если он сейчас же не повернет, придется его зарубить. Творимир еще раз глянул вверх — там была чернота и звезды, но девы-птицы не было.
Со сжатыми кулаками вернулся Творимир в селение, он приговаривал:
— По-твоему, еще не готов?.. Ну, ладно — пойдем дальше.
А в небе лили ровный, сильный свет яркие, безжалостно холодные звезды.
Только расцвело, а уже выходили.
Из тюков, которые прежде были прицеплены к лошадиным крупам, достали теплую, меховую одежду; были там и варежки, и шапки, и валенки.
С гор веяло холодом, и повсюду лежал иней. Холодный, звонкий голос реки стремительно напевал какую-то недобрую песнь, что-то о смерти.
Теперь впереди, на невысоких, но выносливых лошадях, скакали провожатые — три молодых, похожих один на другого парня. Несмотря на близость грозного царя, они оживленно переговаривались на родном языке, смеялись шуткам, хмурились своим проблемам.
Чем дальше, тем под большим углом забирала вверх тропа. Довольно быстро зеленые лужайки лугов сменились почти сплошным камнем. Каменные стены, каменная почва — лишь иногда попадались неприхотливые, вжатые в камень кустики. Тропу окружили, и, казалось, сдавливали морщинистые, выщербленные стены; где-то очень высоко прорезывалась полоса холодного синего неба. Ветер выл, свистел в трещинах — было неприятно его слушать; но и говорить, и петь не хотелось — казалось, кто-то неведомый внимательно за ними следит.
Весь день подымались — казалось, уже до самого неба можно было достать; ан нет — небо оставалось таким же далеким. Хотя в вышине еще светило солнце — ущелье полнилось тенями. Тени росли, густели — иногда, как живые дергались, тянулись к лицам. И дрожь продирала от их холодных, безжизненных прикосновений. Воины испуганно оглядывались, старались держаться поближе друг к другу. Все чаще слышались вопросы:
— Скоро ли доедем? А кто этот ОН? А может ли ОН прямо сейчас появиться? А можно ли ЕГО одолеть?
Вблизи от Творимира ехали Бриген Марк и маленький человечек с большим черепом. И этот маленький человечек усиленно выдавливал слова:
— Ясно, что ОН — одна из энергетических субстанций, слепленных живой планетой. К сожалению, у нас нет необходимого оборудования, иначе можно было бы вполне конкретно сформулировать функциональные возможности данного существа. Но, по имеющимся сведениям, он поглощает энергию жизни, с тем чтобы…
Но тут маленький человечек сбился. Научные, земные формулировки казались бесконечно далекими, сну подобными — главным сейчас был животный страх перед неведомым, необъяснимым, и сильнейшее желание укрыться, хоть где — хоть за какими-то колокольчиками — лишь бы укрыться!
И уже холодным цветком расцвела первая звезда, когда стены подались в стороны, и открылось широкое, обледенелое поле, в центре которого, словно некий горный гриб, прямо из тверди вырастало кажущееся несокрушимым сооружение.
Вот они подошли. Из темной каменной глубины дверей выступали фигуры древних, грозных воинов. Они глядели вверх, на горы — они казались совсем живыми, хоть и вмерзшими, но при приближении беды готовыми проснуться, и защищать своих постояльцев.
Твердая чешуя льда облепила створки, и пришлось отбивать их клинками. Лед забился и в замочную скважину — его вымораживали факелом. И, пока расчищали проход, уже совсем стемнело. Наползла тучевая завеса — тысячью голодных глоток выл ветрило, а в оставленном недавно ущелье что-то шевелилось, ухало. Несся снег, наползали тени. Но приближалось еще нечто — и это «нечто» было самым страшным.
