— Ух ты! — охранники даже захлопали от удовольствия. — Ну пес, ну пес… Ты сам его что ль таким фокусам выучил? — спросил он у Алеши.
Юноша кивнул…
— Ладно берем его с собой, грех такую собаку на дороге оставлять. Полезай!
Однако пес оставался недвижим пока Алеша сам не позвал его в повозку.
И вновь повозка тронулась, вновь кричал ямщик и глухо стучали по снегу копыта лошадей, скрипели полозья да выла буря. В повозке Ольга с Алешей ласкали Жара, а пес радостно повизгивая тыкался своим большим мокрым носом им в лица….
А в повозке Оля неожиданно подошла к Свисту, пала перед ним на колени, и едва слышно проговорила:
— Пожалуйста, молю вас — не делайте никакого лиха…
— Да ты что! — разбойник отдёрнулся как от удара кнута — вжался спиною в дальнюю стенку, и так и просидел некоторое время, не находя никаких слов, избегая встречаться с девушкой взглядом. Потом проговорил. — Да что такое вообразила. Ничего дурного я не замышлял… Ну, что ты на коленях стоишь, что сердце мне разрываешь?! Сейчас ещё заплачешь, да?!..
Тут он метнул на Олю стремительный взгляд, и, обнаружив, что она действительно плачет, аж передёрнулся весь, и забормотал часто-часто:
— Ничего и не замышлял! Ну что ты?! Ну не плачь, не плачь!.. Ну что ты на коленях то… Что сердце то разрываешь?!..
— Простите, простите меня пожалуйста… — проговорила Оля…
Девушка действительно чувствовала раскаяние за то, что причинила ему боль, и вот медленно поднялась и отошла обратно, где сидели, во все глаза глядели на неё, Алеша и Ярослав. Жар был по прежнему встревожен — вслушивался в окружающие повозку, живыми тварями завывающие ветровые наскоки….
Минуты на две повозка погрузилась в молчание. Больше всех нервничал Свист — он вздрагивал от этого сильнейшего волнения; то глядел прямо перед собою, то метал по лицам окружающих взгляды в которых пылали самые разные чувства. Он всё силился что-то сказать, да не мог, и только лишь обрывки, заготовки слов вырывались из него; но вот неожиданно он обратился к охранникам:
— Хотите я вам про своё житьё расскажу, а?.. А то вам, наверно, шибко интересно, как это мог до такого состояния пасть человек. Вы то чай, хорошими себя почитаете, а меня мерзавцем?.. — он не получил никакого ответа, и продолжал. — Ну так и есть — за мерзавца… — ещё на полминуты воцарилось тягостное, воем бури скрученное безмолвие. Затем Свист продолжал. — А вот не стану вам ничего про себя рассказывать! Вы вперёд про себя расскажите…
— Сиди и молчи! — угрюмо прикрикнул на него охранник.
— А не стану я молчать! — взвился Свист. — Тягостно мне в молчании сидеть. И я вас прошу: слышите — это великое дело, чтоб Свист что-то у солдат просил. Я у вас прошу, чтобы рассказали…
— Молчи же!..
— А что — рот заткнёте?! Бить станете?! Хороши вы — скованного бить; а вот кабы в лесу повстречались…
— Молю! Молю! Не надо! — Оля с такой мукой взмолилась, что, казалось — сейчас падёт в обморок.
Охранники, чувствовали в её присутствии себя и грубыми и несведущими; хотелось хоть как-то загладить эту, невольно причиненную ей боль, и они действительно начали рассказывать о своей жизни. Оказывается — это было два брата; звали их Никита и Пахом… ну, и в общем — рассказали они самую обычную житейскую историю; как росли, как по лесу бегали, играли (с Дубградских окраин они были родом); какие у них хорошие, трудолюбивые были мать и отец. Рассказывая о своих родителях, братья расчувствовались… Они знали, что и дед их и прадед — все служили в дружинах, а потому, им казалось, что и их судьба предрешена, и были они рады этой предрешённости. Действительно: как исполнилось им двадцать лет, так, уже обученные владением клинком, копьём, а также кулачному бою на родимом дворе, они, сдав экзамены (на которых, помимо прочего, выявлялись и их умственные навыки) — братья получили новые красные кафтаны, и зажили той жизнью, которой жило в то время большая часть государевых воинов. Против ожиданий, жизнь эта не была насыщена какими-либо героическими свершениями, но напротив — текла размерено, хоть и не сказать, что скучно. Доводилось им и дозор на стенах нести, доводилось и именитых гостей иноземных по тракту сопровождать, от разбойников уберегать. Бывали они и в Белом граде, и самого нынешнего государя, Романа-темноокого видели…
До недавних пор и Никита и Пахом рвались в экспедицию, которую учинял один знатный и начитанный житель Белого града; корабельная эта экспедиция должна была сойти вниз по Ологе и дальше, через Тёплое море выплыть в Великий океан, искать острова, которые назывались Радужными, и которые ни раз уже наблюдали купцы, снесённые бурями далеко к востоку (однако же из-за окружающих эти острова сильных течений подплыть к ним так никто и не смог). Государь Роман одобрял эту экспедицию, и выделял к кораблю того горожанина ещё два лучших судна из военного флота; помимо моряков, на всякий случай собирали и воинов, но таких воинов, которые прошли бы весьма трудные экзамены — требовалось далеко не поверхностное знание многих наук, причём особое внимание уделялось географии. Никита и Пахом тщательно к этим испытаниям готовились, уже чувствовали в себе силы достаточные, но тут…
Когда дошли до этого места, голоса братьев притихли, а глаза залучились тёплым, даже и нежным светом — оказывается то чувство, о котором они словно бы и позабыли во всех этих своих военных восторгах, но которое столь естественно для каждого человека — полностью их захватило. Любовь!
Увлечённо, и часто перебивая друг друга, вот что поведали они об этом действительно достойном внимания знакомстве:
— …То было в весеннюю пору. Апрель так и дышал теплом и светом, и мы скакали по поручению в одну деревеньку, как раз по этому тракту… Так благодатно, птицы поют!.. Как вспомнишь, так даже и изумительно становится, что сейчас не весна, что буря так воет… Но вот слышим: кричат — девичьи голоса кричат, на помощь зовут… И, поверьте ли — сразу тут и почувствовали; что они — суженные наши… Тут и геройство нас захватило!.. Да-да — как вылетели из-за поворота, да как увидели, что целая дюжина разбойников у крестьянской телеги хозяйничает, так и понеслись на них…
— Как же, как же — помню! — недобро усмехнулся Свист. — Из той дюжины только трое и уцелели — примчались в наш лагерь, все взмыленные, окровавленные. Всех вы, нелюди, побили, а за что спрашивается? Мы бы у крестьян много взяли?.. Да молочка да маслица на блины потребовалось — а вы, герои — девятерых человек порешили…
— Может, ваши разбойники герои?! — вскинулся на него один из братьев. — Они то дедушку старого связали, в телеге оставили, а сестёр Володу да Тиславу уж в кусты волокли…
Конечно, замечание Свиста пришлось некстати. Ведь, начав рассказывать с таким светлым чувством, они и схватке намеривались рассказать как о подвиге любовью вдохновлённым…
На несколько мгновений вновь воцарилась тишина, а потом вскинул Свист голову, да и воскликнул громко:
— Ну а расскажите-ка что-нибудь такое, чтобы вас жалко стало, а?!..
Братья переглянулись, один спросил:
— На что тебе?..
— А сам не знаю!.. Больно мне, и всё тут!
— Так на что тебе? — ещё раз спросили братья.
— Да так…
Этот простой ответ Свиста прозвучал особенно зловеще, потому что в это самое мгновенье на повозку накатился особенно сильный вал бури, и повозка передёрнулась, затрещала, и, казалось — сейчас развалится, и унесёт их могучая стихия. Вот повозка резко дёрнулась, остановилась — охранники вскочили, кулаками забили к ямщику — едва прорвался его крик:
— Снежный завал на тракте, сейчас ваши конные расчищают…
Тревога не только не проходила, но возрастала с каждым мгновеньем. Братья-охранники почувствовали, что ни Свист в их власти, но они, хоть и с клинками наголо, хоть и закован разбойник — они в полной его власти — и страстно, ради того, чтобы выжить, захотелось им поведать, что-нибудь жалостливое, чтобы сердце его растрогать. И вот наперебой поведали сначала о том, как осенью подобрали голодного щенка, выходили, разным собачьим премудростям выучили; потом — о ястребёнке, которого прошлым летом на загородском поле нашли, крыло у него было сломано — тоже выходили, приручили. И эти звери с нетерпением, волнуясь (ведь такая то буря!), выжидали своих хозяев дома. Поведали ещё и о том, как высаживали у городских стен деревья — яблони, вишни — перешли было на следующую историю, но тут прервал их Свист:
